"Поскольку аз есмь церемониймейстер, мне этот утренник вести, молчи, не спрашивай - куда" (с)
Вместо эпиграфа:
Прослушать или скачать Yanni The Magus бесплатно на Простоплеер
Над болотами звенела мошкараНад болотами звенела мошкара. Дзззззззь, - пела крылатая мелочь. Ззззннннн, - вторили ей кровопийцы крупнее. Эта бесконечная песня раздражала любого впервые пришедшего на болота. Могло показаться, что с ней невозможно смириться, но потом человек привыкал к непрерывному звону так же, как и к сырости, испарениям и грязи. Хуже всего было с укусами – полностью защитить от них не могло ничего, а стоило почесать хотя бы один, как немедленно все тело начинало зудеть, и приходилось терпеть этот зуд, иначе, стоило жертве дать слабину, как она расчесывала тело до крови.
Об этом правиле Аррин спросонья забыл, почесав щеку, куда накануне, несмотря на все меры предосторожности, все-таки ухитрилась его цапнуть какая-то крылатая пакость. Немедленно зачесалась шея, напоминая об еще не заживших укусах, потом ухо, запястье, бедро… Сквозь толстые кожаные штаны мошка достать до тела не могла, но хождение в кусты для соблюдения естественной надобности обычно приводило к знакомству с очередным кровопийцей, разнообразие которых в местном краю поражало воображение.
Окончательно проснувшийся Аррин запретил себе продолжать, хотя укусы чесались невероятно, и даже простое прикосновение к ним сулило блаженство. Аррин встряхнулся и, чтобы занять руки и не поддаться искушению, взялся переплетать растрепавшуюся за время сна косу. Потом пошарил у стенки палатки и нашел баночку с остатками темно-коричневой мази, резкий запах которой весь отряд не любил, но терпел, потому что мошка этот запах тоже не любила.
Мази в баночке оставалось еле-еле, если старательно скрести по стенкам, хватило бы на два дня. Аррин почесал в затылке и принялся покрывать жирным снадобьем лицо, не пропуская ни губы, ни веки – самые брезгливые быстро поплатились, на пару дней потеряв способность видеть. Покончив с этим занятием и сделавшись похожим на грязевого человечка из детской сказки, Аррин натянул перчатки, набросил плащ, отдернул полог палатки и выбрался наружу, оглядывая ставший привычным и почти не меняющийся день ото дня пейзаж.
Если перейдя границу с Альдалиром, чужак сразу видел гордость его жителей – леса, где деревья цепляли верхушками крон небо, то Деокадия не спешила сразу раскрывать перед пришельцем свои секреты. Между родными харратам степями и рощами и пастбищами Деокадии лежали топкие болота. Здесь никто не жил, кроме редких охотников, зарабатывающих на жизнь добычей дичи и поимкой змей, ценившихся за яд и красивую кожу. С некоторыми из этих змей харраты тоже успели познакомиться, и не раз эти встречи заканчивались похоронами.
Это был враждебный край, где все было чуждо народу степей, привыкших к просторам, щедрому солнцу и сухому воздуху. Здесь же харраты страдали от поднимающихся от болот испарений, тумана, оседающего каплями на лице, одежде и снаряжении, от хлябей под ногами, которые могли поглотить неудачливого путника, не нашедшего безопасные тропы.
Харратское войско день за днем продвигалось по тракту, ведущему на Альв, издавна используемому купцами, которые по каким-то причинам не хотели путешествовать морем. Идея разузнать местные тропы и пробраться по ним потерпела поражение. Выросшие среди надежной суши харраты могли учиться только на своих ошибках, а ошибки обходились слишком дорого. Однажды, изловчившись, разведчики смогли взять в плен одного из местных охотников, который знал здешние места и мог идти по вешкам. После нескольких вразумляющих бесед о пользе работы на Харрадон он, выплюнув часть зубов, согласился провести отряд разведки по известным ему тропам. Впоследствии никто не видел ни его, ни отряда.
Вот и оставался цвету Харрадона только главный тракт – надежный для купца, решившего отвезти товары соседям, и опасный для воина-завоевателя. Разумеется, деокадийцы не сидели, сложа руки и поджидая, пока харраты выберутся из топей на твердую почву. И ладно бы они дали сражение на тракте – истомившимся бойцам драка казалась проще и желаннее, чем изматывающее продвижение едва ли не ползком среди чахлых деревьев, мхов и тумана, несущего лихорадку. Но нет, военачальники Деокадии прекрасно понимали, чем грозит им прямое столкновение с одаренными Морогом солдатами. И они изматывали харратов. Сначала – налетая на стоянки с неожиданной стороны, потому что для них болотные тропы не были тайной. Потом, когда в лагерях стали выставлять вдвое больше часовых, а «одаренные» второй волны доказали деокадийским магам, что Харрадон готов поспорить с Деокадией за звание магической державы, защитники сменили тактику. Теперь любой шаг вперед по тракту грозил харратам разверзшейся под ногами землей, возникающим из пустоты и пожирающим все огнем, беспричинным страхом, гонящим закаленных бойцов прочь, в трясину, и диковинными тварями, которых большинство войска не могло ранее даже представить. Ловушки обезвреживались, в войске наводился порядок, и харраты снова двигались вперед, но как же медленно! Из столицы летели приказания: не останавливаться! двигаться к Альву. Командующий после каждой беседы с генералом Байхратом промокал лоб платком и ругал на чем свет стоит и болота, и магов, и всю Деокадию с ее жирными землями, тучными стадами и фруктовыми рощами, которые среди душных испарений казались плодом чьего-то поэтического воображения, а никак не реальностью. И в окружении трясины, с ловушками на тракте, подстерегающими неосторожных за каждым поворотом, с постоянными засадами небольших магических отрядов, способных из засады произвести большие разрушения, неимоверно ценными становились умения разведчиков.
Аррин был разведчиком.
Выбравшись из палатки и потянувшись до хруста, Аррин встряхнулся и отправился к чахлому костерку, который мигал левее. Час был ранний, еще не настало время подъема, и у чадящего костра Аррин обнаружил только Шаззе, «берсерка» из своего отряда. Шаззе сонно щурила желтые глаза и прихлебывала отвар, которым харраты приучились спасаться от промозглой сырости. Руками без перчаток она спокойно брала горячую кружку, и звенящая вокруг мошкара не опускалась на ее открытые пальцы.
В болотах очень быстро выяснилось, что «хамелеоны», прирожденные разведчики, не могли выполнять главные свои обязанности среди топей. Для того чтобы слиться с окружающими мхами, «хамелеонам» нужно было избавиться от одежды, а местных насекомых не интересовало, легко различимо тело среди жидкой поросли или нет. Оно было голое и теплое – а больше мошкаре не требовалось. Пришлось неудачливым разведчикам, проклиная все на свете, натянуть штаны и рубахи, завернуться в плащи и оставить идею воспользоваться дарованной способностью до выхода на твердь. В итоге они проявили себя в разведке в болотах едва ли не хуже других, не в силах избавиться от привычки полагаться на свои умения и потому иногда ведя себя слишком беспечно.
Лучше всего приспособлены к трясинам и туманам оказались «берсерки». Их чешуя защищала от мошек, и пока все надевали на себя по три слоя одежды, мазали лица вонючими снадобьями и не снимали перчаток, «берсерки» продолжали щеголять в безрукавках и не без превосходства поглядывали на замотанных в тряпки по самые глаза «крылатых» и «быков». Избавленные от необходимости таскать на себе лишнюю одежду, они двигались легче остальных, а благодаря хладнокровию, отличавшему вне боя большинство «берсерков», умели подбираться ближе всего к противнику. Шаззе была одной из самых отчаянных, и Аррин только смеялся, когда ему предлагали отпустить ее в другой отряд.
- С утром, - Аррин пнул бревно у костра, проверяя на прочность, прежде чем сесть, а то был однажды конфуз, приземлился в с размаха в труху.
- С-с добрым? – поинтересовалась Шаззе, подняв тяжелые веки.
- Еще нет. Если есть отвар, будет с добрым.
- В котелке полно.
- Обнаглели все, - пожаловался Аррин, достал кружку и зачерпнул отвар, пролившийся ему на пальцы. «Одаренный», как и «берсерки», никогда не обжигался, другой после такого фокуса мог и кружку в котелок уронить. – Ни тебе отвара налить командиру, ни принести поутру и подежурить у палатки – а не проснулся ли господин офицер третьей ступени? А не желает ли испить целебного напитка? А поцеловать, в конце концов?
- У вас-с губы в мази, - усмехнулась Шаззе. – Целоватьс-ся невкус-сно.
- Никакой сознательности. У всех люди как люди, а у меня наглец на наглеце, - вздохнул Аррин и щедро отхлебнул из кружки.
Идея превосходства «одаренных» второй волны над «одаренными» волны первой была в числе хлама, от которого Аррин избавился в первые дни похода, где-то между завалявшейся книгой лирических стихов и серебряным прибором для письма. Стихам он предпочитал песни о подвигах, серебро проиграл в кости, обходясь простым пером и легкой чернильницей, а мысль о несовершенстве «берсерков» и «крылатых» по сравнению с магами и раньше редко приходила ему в голову. Точнее, Аррин собирался совершить подвиг, который бы вознес его над всеми вообще, без различия в происхождении и способностях, а значит, рассуждения о превосходстве одних людьми над другими для него не имели смысла.
Аррин, один из самых молодых офицеров, быстро ухватил мысль, которая была чужда многим «одаренным» второй волны, но которая всегда была известна генералу Байхрату: война невозможна без солдат, и их нужно беречь. В походе он научился смотреть на бойцов иначе, чем на кирпичики для алтаря Морога, научился уважать их и восхищаться людьми, которые упорно шли вперед, через топи, тучи мошкары, сырость и магические заслоны. Правда, его уважения хватало только на тех, кто проделывал все это без жалоб. Нытиков Аррин не любил.
В отряде под его водительством собрались такие же сорвиголовы, как он сам, храбрые, порой до безрассудства, демонстративно презирающие тяготы похода и никогда не пренебрегающие возможностью помахать мечом. Аррина они обожали, а он платил им уважением, держа себя со своими бойцами просто, «не задирая нос», - как говорили они сами. При этом Аррин очень удивился бы, если бы кто-то намекнул, что ему не подобает водить дружбу с простыми солдатами, потому что тем самым он ставил их ровней себе, что не годилось для предводителя отряда. Но при Аррине предпочитали намеков не делать. Потому что его удивление могло принять и форму огненного шара, прожигающего доску в три пальца, как пример того, чем офицер отличается от простого народа, и чего у него, офицера, не отнять.
В итоге Аррин брался за самые сложные задания и совершал самые опасные вылазки, принесшие ему третью ступень и славу командира храброго и удачливого. Хотя злые языки и поговаривали, что любой удаче рано или поздно приходит конец, и болтаться офицеру Аррину вверх ногами в «травяной петле» или прощаться с жизнью в магическом капкане. Но пока, сколько ни испытывал он судьбу, та была к нему благосклонна. Аррин принимал ее улыбки, как должное – он знал, что главный подвиг ждет его впереди, а все его приключения, как называл это он сам, и выходки, как говорили об этом другие, были только разминкой. Было бы обидно явиться на встречу с предназначением неподготовленным.
Аррин снова потянул напиток из кружки и замер с довольной улыбкой. Над болотами поднимался серый рассвет, первые солнечные лучи робко касались трепещущей от слабого ветерка листвы. Где-то неподалеку подала голос ранняя птица: и-йююуу, и-йююуу. В лагере было еще тихо – харраты мирно спали после перехода, только всматривались в рассветные сумерки покрасневшими от усталости глазами часовые.
В такие минуты Аррин почти готов был мириться с болотом. Ему показалась сначала отвратительной эта местность, сырая и топкая, где приходилось продираться между тонкими хилыми деревьями, проваливаясь во мхи. Он всю жизнь провел среди просторов – сначала возле моря, под шум которого засыпал, как под колыбельную, потом среди степи, которую узнал подростком и полюбил. И теперь ему темно было и тесно в болотистой низине, слишком мало солнца, слишком мало вольного воздуха, и в своих письмах брату Аррин не высказывал и половины того, что он думал о Деокадии. Лишь со временем, набравшись опыта вылазок и узнав топь лучше, он научился видеть в ней блеклую, спокойную, но все-таки красоту. Он находил ее в темной холодной воде, когда жадно пил из бочага и наполнял фляжку, в печальных голосах местных птиц, в голубом небе между ветвями в редкие ясные дни. Но все же ночами ему снились крики чаек, соленая волна, окатывающая его холодными чистыми брызгами, и теплое дерево штурвала корабля под руками. Отцовского корабля, пока только отцовского.
На губу, с которой отвар смыл мазь, приземлился очередной комар, и Аррин прихлопнул его, досадливо поморщившись.
- Намажтес-сь, - посоветовала Шаззе.
- Советчица, - усмехнулся Аррин. – Может, я еще рассчитываю на поцелуй.
- Только пос-сле с-свадьбы, - Шаззе приподняла губы, показав ровный ряд желтоватых зубов.
Аррин расхохотался, а потом опрокинул в себя остатки отвара из кружки и поднялся одним плавным движением. И вовремя – к нему со стороны основного лагеря спешил, перемахивая через ямы и коряги, молодой «бык», состоявший при командующем армией. Рожки у него еще не успели вырасти до конца, лицо еще было по-детски круглым и под толстым слоем мази выглядело смешно. «Мальчишка», - с нежностью подумал Аррин с высоты своих почтенных девятнадцати лет.
- Офицер Аррин, командующий Дахрат просит вас к себе!
- Сейчас буду, - кивнул Аррин, и «бычок» развернулся и тут же поскакал обратно. Офицеру третьей ступени такая спешка не пристала, но Аррин быстрее обычного спрятал кружку, одернул плащ, поправил ремень и упругим и легким шагом отправился к шатру командующего. Вызов в такой час мог означать одно – разведку, а Аррин уже достаточно заскучал за время последнего тихого перехода, чтобы с радостью приветствовать новое поручение. Они неплохо продвинулись за последние сутки – да, представление харратов о «хорошем переходе» немало изменилось с того часа, когда они переступили границу, - а значит, скорее всего, деокадийцы готовили какую-то новую крупную пакость. Аррин находил особое удовольствие в том, чтобы разбивать планы противника подчистую.
***
Офицер первой ступени Дахрат ждал в шатре, склонившись над картой Деокадии и делая пометки на той ее части, где изображались болота. Карта не оправдала возложенных на нее ожиданий, и Дахрат намеревался на ее основе изготовить другую, более подробную и точную, для тех, кто должен был идти следом за ними. На низком походном столе стояли две лампы, и Дахрат собрал волосы в узел, чтобы не подпалить кончики. Когда из-за полога возник Аррин, командующий с облегчением разогнул уставшую спину и не сдержал улыбки.
Дахрату было шестьдесят, и он был одним из старших «одаренных» второй волны. Выделяясь способностями среди своего поколения, он мог выбирать службу по вкусу – сильного мага приняли бы к себе и Байхрат, и Аламат. Дахрат выбрал военное поприще. Немало на него повлияли и проверки и беседы, устраиваемые советником и изрядно колебавшие тогда душевное спокойствие молодого «одаренного», потому что во времена его юности считалось, что магической силой Морог наделил только «высокую четверку». Ему, предвестнику новой эры, стараниями Аламата было неуютно даже в родительском доме, и Дахрат подумывал о побеге, пока сильнейшие не решили избавиться от него как от угрозы установленному порядку. Его остановило только соображение о том, что от взгляда Морога и его первых слуг все равно никому не спастись – уже после Дахрат понял, что владение силой не означает всемогущество. Но он так и не рискнул, а потом уже весь Харрадон узнал о наступлении перемен – Морог стал награждать детей Харрадона способностями, о которых простой народ до тех пор не мог и мечтать. Дахрат из ошибки природы превратился в первого из достойных. Он учился у самого Байхрата, потому что в то время некому больше было учить молодых магов, школы войны не существовало. Дахрат с восторгом впитывал науку от генерала, которым сначала восхищался как воином, а потом – как человеком. Байхрат, бездетный и в то время еще не женатый, проникся к сбитому с толку и не умеющему справляться со своей силой юношей почти отцовскими чувствами. Он обучил Дахрата не только магическому искусству, но и дал ему знания, необходимые офицеру. Дахрат был с генералом во время восстания на востоке и там достойно проявил себя в деле. Он был благодарен и безоговорочно предан – не Морогу, но Байхрату, и не в последнюю очередь поэтому генерал назначил Дахрата командующим войском, которое должно было захватить Деокадию.
- Мне потребуется там офицер, - сказал Байхрат в личной беседе своему воспитаннику, который уже выглядел старше учителя, - который достаточно опытен, чтобы вести войско, и достаточно разумен, чтобы не бегать за каждым чихом на связь с Белваром.
«Я вложил в тебя достаточно себя, чтобы ты справился», - услышал Дахрат и поклонился.
Дахрат и в самом деле взял от генерала достаточно, чтобы понимать не только уязвимость своего положения – сравнения с народным героем Байхратом было не избежать, и результат сравнения в любом случае не мог быть в пользу нового командующего, даже если бы он вылез вон из шкуры, - но и уязвимость положения харратского войска в Деокадии. Как и генерал, Дахрат недоумевал, когда узнал о запрете на помощь маринеров, и так же хмурился, представляя, сколько людей он должен погубить в болотах и дальше, в сражениях с магами, чтобы взять Альв только силами сухопутных войск. В столице можно было сколько угодно ссылаться на божью волю, но Дахрат с его людьми был здесь, среди трясин, комаров и местных магов, и никакие разговоры о великом предназначении харратов не могли прогнать тревожные мысли из его головы.
Но при виде Аррина у Дахрата неизменно улучшалось настроение. Молодой разведчик был живым олицетворением надежд Харрадона.
Талантливый, хорошо обученный, служивший для своих людей примером храбрости и бодрости духа, которую не могли поколебать даже условия перехода в здешней нездоровой местности, Аррин, сам того не подозревая, заражал окружающих уверенностью в завтрашнем дне.
- Вы звали меня? – Аррин задернул за собой полог, преграждая путь мошкаре. В его голосе Дахрат услышал неприкрытую надежду на новую вылазку. Сегодня командующий собирался оправдать его ожидания.
- Звал. Садись.
Аррин опустился на складной стул, вытянул ноги и тут же стал занимать очень много места. Такова была его особенность – где бы он ни появился, он тут же заполнял собой столько пространства, сколько мог захватить для удобства.
- Заскучал уже? – Дахрат тоже сел, так что между ним и разведчиком оказался стол с картой. Аррин сверкнул в улыбке зубами, которые по сравнению с перепачканной мазью кожей казались еще белее.
- Заскучал, господин офицер первой ступени!
- И красавцы твои тоже заскучали? – усмехнулся Дахрат. Арриновы «красавцы» были хороши всем. кроме того, что в безделье становились совершенно невыносимы. Изнывающие от скуки «берсерки» начинали задирать других бойцов, дело доходило до драк и стычек, после которых Дахрат вызывал Аррина к себе и объяснял, чем часть войска великого Харрадона отличается от банды разбойников с большой дороги. Аррин выслушивал, обещал разобраться, и после его разбирательств на какое-то время в самом деле воцарялось спокойствие. Но надежнее было занять задир делом, чем в очередной раз отчитывать Аррина, который во время отповедей становился похож на шкодливого пса, попавшегося на краже мяса. Смиренный вид, глаза, опущенные, чтобы скрыть довольный блеск, и никаких надежд на исправление.
- Начинают, господин офицер первой ступени! – улыбка Аррина стала еще шире. – Но пока держатся.
- Что ж, пусть готовятся, - посерьезнел Дахрат и придвинул свой стул ближе к карте. – Вчера Лиенналь заметил группу людей, похожих на деокадийских магов, вот здесь, - он указал точку на карте, где тракт резко сворачивал на юг, огибая одно из непролазных мест в болоте.
Аррин смешно наморщил нос – с Лиенналем они были соперниками, и удачу одного другой воспринимал как вызов своему искусству.
- «Кроты»? «Стрелки»? «Барахольщики»?
«Кротами» харраты прозвали деокадийцев, которые закапывали в землю магические ловушки. «Стрелками» назывались боевые маги, которые могли атаковать с расстояния и потому были особенно опасны в засаде, неожиданно вызывая над войском огненные ливни или снежные бури в чистом небе. «Барахольщиками» стали те, кто не имел сам по себе серьезных сил, но зато ловко управлялся со всевозможными приспособлениями от магических сетей, оборачивающихся вокруг жертвы, едва коснувшейся края, до амулетов, вызывающих иллюзию сухой тропы там, где на самом деле была непролазная топь.
- Этого выяснить не удалось.
- Разведал, - фыркнул Аррин, - он бы еще повыше летал. Неясно, кто, неясно, с чем, но похожи на магов!
- Вот и разберешься, - хлопнул ладонью по карте Дахрат. – Собирай своих и выдвигайтесь вперед. Что-то давно не было сюрпризов, подозрительно, что они затеяли. И еще, Аррин…
- Слушаю, господин офицер!
- На рожон не лезь. Сходили, проверили, развернулись, ушли, доложили. Шеей лишний раз рисковать ни к чему.
Дахрат говорил это, а сам видел – бесполезно. Аррин моментально поскучнел, лицо его приобрело бессмысленное выражение, а взгляд устремился куда-то мимо командующего. Дахрат готов был поручиться, что разведчик выбросит из головы все предостережения, как только выйдет из шатра.
- Понял меня?
Аррин снова наморщил нос, в глазах его заплясали смешинки.
- Все понятно. Мирная прогулка по болоту, дышим воздухом, никуда не лезем, врага обходим… Что, даже «языка» не взять?
- Выполняйте приказ, офицер третьей ступени! – повысил голос Дахрат. - Людей беречь, себя беречь!
- Слушаю, господин командующий! – Аррин подскочил со стула и вытянулся. Дахрат вздохнул про себя: бесполезно, бесполезно… Кому привили презрение к опасности, тому не вложить в голову осторожность, пока он не обожжется сам. Опыта бы ему, чтобы понял, что на войне важен не только героизм… Дахрат надеялся, что Аррин придет к этой мысли и останется при этом жив и цел.
- Иди, - сказал он. – Морог с тобой.
Аррин вышел из шатра командующего и быстрым шагом направился обратно к месту ночлега своей десятки. Пока он был у Дахрата, уже протрубили подъем, и в лагере закипела жизнь. Бойцы сворачивали палатки и одеяла, мазали лица и руки мазью, вздыхали над быстро тающими запасами. Где-то уже весело пылали костры, где-то солдаты хлопотали над не желающим разгораться огнем – сухие дрова в болоте было трудно достать. На пути Аррина оказался сложенный из веток и мха «шалаш», рядом с которым стоял на четвереньках «бык» и старательно раздувал огонь. Он покраснел от натуги, но ветки упорно не желали заниматься, и костер грозил потухнуть, как только его создатель отвернется. Аррин на ходу прищелкнул пальцами, и «шалаш» вспыхнул, едва не оставив «быка» без бровей.
- Эй, офицер! – донесся до него крик справа, где сидели рядком на бревне, как на насесте, «крылатые» и потягивали что-то из фляжки, передавая ее из рук в руки. – Что, отчитался уже с утра командующему за героический сон в палатке?
Это мог быть только Лиенналь, офицер из «первой волны», редкий случай, пример победы характера над происхождением. Об его соперничестве с Аррином знал весь лагерь, так что все притихли, ожидая ответа.
- Конечно! – проорал Аррин в ответ, не останавливаясь. – Упрашивал его: дайте отдохнуть, пусть другим тоже подвиги останутся! Нет, говорит, без тебя никуда, выдвигайся, а то некоторые еще долго туда-сюда понапрасну летать будут!
Люди Аррина уже поднялись, сложили свои вещи и теперь сидели вокруг костра, над которым висел котел с похлебкой. Как и большинство «берсерков» в покое они выглядели сонными и ленивыми, но внимательный наблюдатель заметил бы, как при появлении Аррина засверкали их глаза. Шаззе подвинулась, освобождая место на бревне.
- Подъем, - объявил Аррин, оставшись стоять. – У нас дело. Пора прогуляться вдоль тракта.
Разведчики поднялись, как один человек, и быстро взялись за сборы. Похлебка была забыта, костер потушен. Несмотря на скупость движений и внешнюю неторопливость, двигались «берсерки» быстро. Аррин прошел к себе. Из-под одеяла он достал аккуратный сверток, встряхнул его, и тот развернулся длинным плащом, в полумраке кажущимся серым, но на самом деле вобравшим в себя все цвета радуги. «Хамелеонка», привет из столицы. Как бы ни старались харратские умельцы, они не могли изготовить столько плащей, чтобы хватило всем разведчикам. Даже теперь, когда выяснилась неспособность «хамелеонов» пользоваться своим даром на болотах и вопрос маскировки встал особенно остро, только командиры разведчиков успели получить «хамелеонки». Эти плащи не были совершенны, подручные Аламата только испытывали последние полученные образцы, в то время как армия ждала от них готовой защиты. Вот и отправляли бойцам плащи, еще не ношенные, но уже успевшие устареть, - хоть какие-нибудь, чтобы облегчить задачу разведке. Аррину достался не самый худший – в движении «хамелеонка» плохо скрывала его обладателя, но в неподвижности можно было слиться с местностью.
Аррин набросил плащ на плечи, продел руки в рукава, оканчивающиеся перчатками. Руки тут же стали призрачными, размытыми. В плаще Аррин напоминал себе медузу в морской воде.
- Посмотрим, что у нас там за сюрпризы, - сказал он вслух и натянул узкий капюшон.
Прослушать или скачать Yanni The Magus бесплатно на Простоплеер
Над болотами звенела мошкараНад болотами звенела мошкара. Дзззззззь, - пела крылатая мелочь. Ззззннннн, - вторили ей кровопийцы крупнее. Эта бесконечная песня раздражала любого впервые пришедшего на болота. Могло показаться, что с ней невозможно смириться, но потом человек привыкал к непрерывному звону так же, как и к сырости, испарениям и грязи. Хуже всего было с укусами – полностью защитить от них не могло ничего, а стоило почесать хотя бы один, как немедленно все тело начинало зудеть, и приходилось терпеть этот зуд, иначе, стоило жертве дать слабину, как она расчесывала тело до крови.
Об этом правиле Аррин спросонья забыл, почесав щеку, куда накануне, несмотря на все меры предосторожности, все-таки ухитрилась его цапнуть какая-то крылатая пакость. Немедленно зачесалась шея, напоминая об еще не заживших укусах, потом ухо, запястье, бедро… Сквозь толстые кожаные штаны мошка достать до тела не могла, но хождение в кусты для соблюдения естественной надобности обычно приводило к знакомству с очередным кровопийцей, разнообразие которых в местном краю поражало воображение.
Окончательно проснувшийся Аррин запретил себе продолжать, хотя укусы чесались невероятно, и даже простое прикосновение к ним сулило блаженство. Аррин встряхнулся и, чтобы занять руки и не поддаться искушению, взялся переплетать растрепавшуюся за время сна косу. Потом пошарил у стенки палатки и нашел баночку с остатками темно-коричневой мази, резкий запах которой весь отряд не любил, но терпел, потому что мошка этот запах тоже не любила.
Мази в баночке оставалось еле-еле, если старательно скрести по стенкам, хватило бы на два дня. Аррин почесал в затылке и принялся покрывать жирным снадобьем лицо, не пропуская ни губы, ни веки – самые брезгливые быстро поплатились, на пару дней потеряв способность видеть. Покончив с этим занятием и сделавшись похожим на грязевого человечка из детской сказки, Аррин натянул перчатки, набросил плащ, отдернул полог палатки и выбрался наружу, оглядывая ставший привычным и почти не меняющийся день ото дня пейзаж.
Если перейдя границу с Альдалиром, чужак сразу видел гордость его жителей – леса, где деревья цепляли верхушками крон небо, то Деокадия не спешила сразу раскрывать перед пришельцем свои секреты. Между родными харратам степями и рощами и пастбищами Деокадии лежали топкие болота. Здесь никто не жил, кроме редких охотников, зарабатывающих на жизнь добычей дичи и поимкой змей, ценившихся за яд и красивую кожу. С некоторыми из этих змей харраты тоже успели познакомиться, и не раз эти встречи заканчивались похоронами.
Это был враждебный край, где все было чуждо народу степей, привыкших к просторам, щедрому солнцу и сухому воздуху. Здесь же харраты страдали от поднимающихся от болот испарений, тумана, оседающего каплями на лице, одежде и снаряжении, от хлябей под ногами, которые могли поглотить неудачливого путника, не нашедшего безопасные тропы.
Харратское войско день за днем продвигалось по тракту, ведущему на Альв, издавна используемому купцами, которые по каким-то причинам не хотели путешествовать морем. Идея разузнать местные тропы и пробраться по ним потерпела поражение. Выросшие среди надежной суши харраты могли учиться только на своих ошибках, а ошибки обходились слишком дорого. Однажды, изловчившись, разведчики смогли взять в плен одного из местных охотников, который знал здешние места и мог идти по вешкам. После нескольких вразумляющих бесед о пользе работы на Харрадон он, выплюнув часть зубов, согласился провести отряд разведки по известным ему тропам. Впоследствии никто не видел ни его, ни отряда.
Вот и оставался цвету Харрадона только главный тракт – надежный для купца, решившего отвезти товары соседям, и опасный для воина-завоевателя. Разумеется, деокадийцы не сидели, сложа руки и поджидая, пока харраты выберутся из топей на твердую почву. И ладно бы они дали сражение на тракте – истомившимся бойцам драка казалась проще и желаннее, чем изматывающее продвижение едва ли не ползком среди чахлых деревьев, мхов и тумана, несущего лихорадку. Но нет, военачальники Деокадии прекрасно понимали, чем грозит им прямое столкновение с одаренными Морогом солдатами. И они изматывали харратов. Сначала – налетая на стоянки с неожиданной стороны, потому что для них болотные тропы не были тайной. Потом, когда в лагерях стали выставлять вдвое больше часовых, а «одаренные» второй волны доказали деокадийским магам, что Харрадон готов поспорить с Деокадией за звание магической державы, защитники сменили тактику. Теперь любой шаг вперед по тракту грозил харратам разверзшейся под ногами землей, возникающим из пустоты и пожирающим все огнем, беспричинным страхом, гонящим закаленных бойцов прочь, в трясину, и диковинными тварями, которых большинство войска не могло ранее даже представить. Ловушки обезвреживались, в войске наводился порядок, и харраты снова двигались вперед, но как же медленно! Из столицы летели приказания: не останавливаться! двигаться к Альву. Командующий после каждой беседы с генералом Байхратом промокал лоб платком и ругал на чем свет стоит и болота, и магов, и всю Деокадию с ее жирными землями, тучными стадами и фруктовыми рощами, которые среди душных испарений казались плодом чьего-то поэтического воображения, а никак не реальностью. И в окружении трясины, с ловушками на тракте, подстерегающими неосторожных за каждым поворотом, с постоянными засадами небольших магических отрядов, способных из засады произвести большие разрушения, неимоверно ценными становились умения разведчиков.
Аррин был разведчиком.
Выбравшись из палатки и потянувшись до хруста, Аррин встряхнулся и отправился к чахлому костерку, который мигал левее. Час был ранний, еще не настало время подъема, и у чадящего костра Аррин обнаружил только Шаззе, «берсерка» из своего отряда. Шаззе сонно щурила желтые глаза и прихлебывала отвар, которым харраты приучились спасаться от промозглой сырости. Руками без перчаток она спокойно брала горячую кружку, и звенящая вокруг мошкара не опускалась на ее открытые пальцы.
В болотах очень быстро выяснилось, что «хамелеоны», прирожденные разведчики, не могли выполнять главные свои обязанности среди топей. Для того чтобы слиться с окружающими мхами, «хамелеонам» нужно было избавиться от одежды, а местных насекомых не интересовало, легко различимо тело среди жидкой поросли или нет. Оно было голое и теплое – а больше мошкаре не требовалось. Пришлось неудачливым разведчикам, проклиная все на свете, натянуть штаны и рубахи, завернуться в плащи и оставить идею воспользоваться дарованной способностью до выхода на твердь. В итоге они проявили себя в разведке в болотах едва ли не хуже других, не в силах избавиться от привычки полагаться на свои умения и потому иногда ведя себя слишком беспечно.
Лучше всего приспособлены к трясинам и туманам оказались «берсерки». Их чешуя защищала от мошек, и пока все надевали на себя по три слоя одежды, мазали лица вонючими снадобьями и не снимали перчаток, «берсерки» продолжали щеголять в безрукавках и не без превосходства поглядывали на замотанных в тряпки по самые глаза «крылатых» и «быков». Избавленные от необходимости таскать на себе лишнюю одежду, они двигались легче остальных, а благодаря хладнокровию, отличавшему вне боя большинство «берсерков», умели подбираться ближе всего к противнику. Шаззе была одной из самых отчаянных, и Аррин только смеялся, когда ему предлагали отпустить ее в другой отряд.
- С утром, - Аррин пнул бревно у костра, проверяя на прочность, прежде чем сесть, а то был однажды конфуз, приземлился в с размаха в труху.
- С-с добрым? – поинтересовалась Шаззе, подняв тяжелые веки.
- Еще нет. Если есть отвар, будет с добрым.
- В котелке полно.
- Обнаглели все, - пожаловался Аррин, достал кружку и зачерпнул отвар, пролившийся ему на пальцы. «Одаренный», как и «берсерки», никогда не обжигался, другой после такого фокуса мог и кружку в котелок уронить. – Ни тебе отвара налить командиру, ни принести поутру и подежурить у палатки – а не проснулся ли господин офицер третьей ступени? А не желает ли испить целебного напитка? А поцеловать, в конце концов?
- У вас-с губы в мази, - усмехнулась Шаззе. – Целоватьс-ся невкус-сно.
- Никакой сознательности. У всех люди как люди, а у меня наглец на наглеце, - вздохнул Аррин и щедро отхлебнул из кружки.
Идея превосходства «одаренных» второй волны над «одаренными» волны первой была в числе хлама, от которого Аррин избавился в первые дни похода, где-то между завалявшейся книгой лирических стихов и серебряным прибором для письма. Стихам он предпочитал песни о подвигах, серебро проиграл в кости, обходясь простым пером и легкой чернильницей, а мысль о несовершенстве «берсерков» и «крылатых» по сравнению с магами и раньше редко приходила ему в голову. Точнее, Аррин собирался совершить подвиг, который бы вознес его над всеми вообще, без различия в происхождении и способностях, а значит, рассуждения о превосходстве одних людьми над другими для него не имели смысла.
Аррин, один из самых молодых офицеров, быстро ухватил мысль, которая была чужда многим «одаренным» второй волны, но которая всегда была известна генералу Байхрату: война невозможна без солдат, и их нужно беречь. В походе он научился смотреть на бойцов иначе, чем на кирпичики для алтаря Морога, научился уважать их и восхищаться людьми, которые упорно шли вперед, через топи, тучи мошкары, сырость и магические заслоны. Правда, его уважения хватало только на тех, кто проделывал все это без жалоб. Нытиков Аррин не любил.
В отряде под его водительством собрались такие же сорвиголовы, как он сам, храбрые, порой до безрассудства, демонстративно презирающие тяготы похода и никогда не пренебрегающие возможностью помахать мечом. Аррина они обожали, а он платил им уважением, держа себя со своими бойцами просто, «не задирая нос», - как говорили они сами. При этом Аррин очень удивился бы, если бы кто-то намекнул, что ему не подобает водить дружбу с простыми солдатами, потому что тем самым он ставил их ровней себе, что не годилось для предводителя отряда. Но при Аррине предпочитали намеков не делать. Потому что его удивление могло принять и форму огненного шара, прожигающего доску в три пальца, как пример того, чем офицер отличается от простого народа, и чего у него, офицера, не отнять.
В итоге Аррин брался за самые сложные задания и совершал самые опасные вылазки, принесшие ему третью ступень и славу командира храброго и удачливого. Хотя злые языки и поговаривали, что любой удаче рано или поздно приходит конец, и болтаться офицеру Аррину вверх ногами в «травяной петле» или прощаться с жизнью в магическом капкане. Но пока, сколько ни испытывал он судьбу, та была к нему благосклонна. Аррин принимал ее улыбки, как должное – он знал, что главный подвиг ждет его впереди, а все его приключения, как называл это он сам, и выходки, как говорили об этом другие, были только разминкой. Было бы обидно явиться на встречу с предназначением неподготовленным.
Аррин снова потянул напиток из кружки и замер с довольной улыбкой. Над болотами поднимался серый рассвет, первые солнечные лучи робко касались трепещущей от слабого ветерка листвы. Где-то неподалеку подала голос ранняя птица: и-йююуу, и-йююуу. В лагере было еще тихо – харраты мирно спали после перехода, только всматривались в рассветные сумерки покрасневшими от усталости глазами часовые.
В такие минуты Аррин почти готов был мириться с болотом. Ему показалась сначала отвратительной эта местность, сырая и топкая, где приходилось продираться между тонкими хилыми деревьями, проваливаясь во мхи. Он всю жизнь провел среди просторов – сначала возле моря, под шум которого засыпал, как под колыбельную, потом среди степи, которую узнал подростком и полюбил. И теперь ему темно было и тесно в болотистой низине, слишком мало солнца, слишком мало вольного воздуха, и в своих письмах брату Аррин не высказывал и половины того, что он думал о Деокадии. Лишь со временем, набравшись опыта вылазок и узнав топь лучше, он научился видеть в ней блеклую, спокойную, но все-таки красоту. Он находил ее в темной холодной воде, когда жадно пил из бочага и наполнял фляжку, в печальных голосах местных птиц, в голубом небе между ветвями в редкие ясные дни. Но все же ночами ему снились крики чаек, соленая волна, окатывающая его холодными чистыми брызгами, и теплое дерево штурвала корабля под руками. Отцовского корабля, пока только отцовского.
На губу, с которой отвар смыл мазь, приземлился очередной комар, и Аррин прихлопнул его, досадливо поморщившись.
- Намажтес-сь, - посоветовала Шаззе.
- Советчица, - усмехнулся Аррин. – Может, я еще рассчитываю на поцелуй.
- Только пос-сле с-свадьбы, - Шаззе приподняла губы, показав ровный ряд желтоватых зубов.
Аррин расхохотался, а потом опрокинул в себя остатки отвара из кружки и поднялся одним плавным движением. И вовремя – к нему со стороны основного лагеря спешил, перемахивая через ямы и коряги, молодой «бык», состоявший при командующем армией. Рожки у него еще не успели вырасти до конца, лицо еще было по-детски круглым и под толстым слоем мази выглядело смешно. «Мальчишка», - с нежностью подумал Аррин с высоты своих почтенных девятнадцати лет.
- Офицер Аррин, командующий Дахрат просит вас к себе!
- Сейчас буду, - кивнул Аррин, и «бычок» развернулся и тут же поскакал обратно. Офицеру третьей ступени такая спешка не пристала, но Аррин быстрее обычного спрятал кружку, одернул плащ, поправил ремень и упругим и легким шагом отправился к шатру командующего. Вызов в такой час мог означать одно – разведку, а Аррин уже достаточно заскучал за время последнего тихого перехода, чтобы с радостью приветствовать новое поручение. Они неплохо продвинулись за последние сутки – да, представление харратов о «хорошем переходе» немало изменилось с того часа, когда они переступили границу, - а значит, скорее всего, деокадийцы готовили какую-то новую крупную пакость. Аррин находил особое удовольствие в том, чтобы разбивать планы противника подчистую.
***
Офицер первой ступени Дахрат ждал в шатре, склонившись над картой Деокадии и делая пометки на той ее части, где изображались болота. Карта не оправдала возложенных на нее ожиданий, и Дахрат намеревался на ее основе изготовить другую, более подробную и точную, для тех, кто должен был идти следом за ними. На низком походном столе стояли две лампы, и Дахрат собрал волосы в узел, чтобы не подпалить кончики. Когда из-за полога возник Аррин, командующий с облегчением разогнул уставшую спину и не сдержал улыбки.
Дахрату было шестьдесят, и он был одним из старших «одаренных» второй волны. Выделяясь способностями среди своего поколения, он мог выбирать службу по вкусу – сильного мага приняли бы к себе и Байхрат, и Аламат. Дахрат выбрал военное поприще. Немало на него повлияли и проверки и беседы, устраиваемые советником и изрядно колебавшие тогда душевное спокойствие молодого «одаренного», потому что во времена его юности считалось, что магической силой Морог наделил только «высокую четверку». Ему, предвестнику новой эры, стараниями Аламата было неуютно даже в родительском доме, и Дахрат подумывал о побеге, пока сильнейшие не решили избавиться от него как от угрозы установленному порядку. Его остановило только соображение о том, что от взгляда Морога и его первых слуг все равно никому не спастись – уже после Дахрат понял, что владение силой не означает всемогущество. Но он так и не рискнул, а потом уже весь Харрадон узнал о наступлении перемен – Морог стал награждать детей Харрадона способностями, о которых простой народ до тех пор не мог и мечтать. Дахрат из ошибки природы превратился в первого из достойных. Он учился у самого Байхрата, потому что в то время некому больше было учить молодых магов, школы войны не существовало. Дахрат с восторгом впитывал науку от генерала, которым сначала восхищался как воином, а потом – как человеком. Байхрат, бездетный и в то время еще не женатый, проникся к сбитому с толку и не умеющему справляться со своей силой юношей почти отцовскими чувствами. Он обучил Дахрата не только магическому искусству, но и дал ему знания, необходимые офицеру. Дахрат был с генералом во время восстания на востоке и там достойно проявил себя в деле. Он был благодарен и безоговорочно предан – не Морогу, но Байхрату, и не в последнюю очередь поэтому генерал назначил Дахрата командующим войском, которое должно было захватить Деокадию.
- Мне потребуется там офицер, - сказал Байхрат в личной беседе своему воспитаннику, который уже выглядел старше учителя, - который достаточно опытен, чтобы вести войско, и достаточно разумен, чтобы не бегать за каждым чихом на связь с Белваром.
«Я вложил в тебя достаточно себя, чтобы ты справился», - услышал Дахрат и поклонился.
Дахрат и в самом деле взял от генерала достаточно, чтобы понимать не только уязвимость своего положения – сравнения с народным героем Байхратом было не избежать, и результат сравнения в любом случае не мог быть в пользу нового командующего, даже если бы он вылез вон из шкуры, - но и уязвимость положения харратского войска в Деокадии. Как и генерал, Дахрат недоумевал, когда узнал о запрете на помощь маринеров, и так же хмурился, представляя, сколько людей он должен погубить в болотах и дальше, в сражениях с магами, чтобы взять Альв только силами сухопутных войск. В столице можно было сколько угодно ссылаться на божью волю, но Дахрат с его людьми был здесь, среди трясин, комаров и местных магов, и никакие разговоры о великом предназначении харратов не могли прогнать тревожные мысли из его головы.
Но при виде Аррина у Дахрата неизменно улучшалось настроение. Молодой разведчик был живым олицетворением надежд Харрадона.
Талантливый, хорошо обученный, служивший для своих людей примером храбрости и бодрости духа, которую не могли поколебать даже условия перехода в здешней нездоровой местности, Аррин, сам того не подозревая, заражал окружающих уверенностью в завтрашнем дне.
- Вы звали меня? – Аррин задернул за собой полог, преграждая путь мошкаре. В его голосе Дахрат услышал неприкрытую надежду на новую вылазку. Сегодня командующий собирался оправдать его ожидания.
- Звал. Садись.
Аррин опустился на складной стул, вытянул ноги и тут же стал занимать очень много места. Такова была его особенность – где бы он ни появился, он тут же заполнял собой столько пространства, сколько мог захватить для удобства.
- Заскучал уже? – Дахрат тоже сел, так что между ним и разведчиком оказался стол с картой. Аррин сверкнул в улыбке зубами, которые по сравнению с перепачканной мазью кожей казались еще белее.
- Заскучал, господин офицер первой ступени!
- И красавцы твои тоже заскучали? – усмехнулся Дахрат. Арриновы «красавцы» были хороши всем. кроме того, что в безделье становились совершенно невыносимы. Изнывающие от скуки «берсерки» начинали задирать других бойцов, дело доходило до драк и стычек, после которых Дахрат вызывал Аррина к себе и объяснял, чем часть войска великого Харрадона отличается от банды разбойников с большой дороги. Аррин выслушивал, обещал разобраться, и после его разбирательств на какое-то время в самом деле воцарялось спокойствие. Но надежнее было занять задир делом, чем в очередной раз отчитывать Аррина, который во время отповедей становился похож на шкодливого пса, попавшегося на краже мяса. Смиренный вид, глаза, опущенные, чтобы скрыть довольный блеск, и никаких надежд на исправление.
- Начинают, господин офицер первой ступени! – улыбка Аррина стала еще шире. – Но пока держатся.
- Что ж, пусть готовятся, - посерьезнел Дахрат и придвинул свой стул ближе к карте. – Вчера Лиенналь заметил группу людей, похожих на деокадийских магов, вот здесь, - он указал точку на карте, где тракт резко сворачивал на юг, огибая одно из непролазных мест в болоте.
Аррин смешно наморщил нос – с Лиенналем они были соперниками, и удачу одного другой воспринимал как вызов своему искусству.
- «Кроты»? «Стрелки»? «Барахольщики»?
«Кротами» харраты прозвали деокадийцев, которые закапывали в землю магические ловушки. «Стрелками» назывались боевые маги, которые могли атаковать с расстояния и потому были особенно опасны в засаде, неожиданно вызывая над войском огненные ливни или снежные бури в чистом небе. «Барахольщиками» стали те, кто не имел сам по себе серьезных сил, но зато ловко управлялся со всевозможными приспособлениями от магических сетей, оборачивающихся вокруг жертвы, едва коснувшейся края, до амулетов, вызывающих иллюзию сухой тропы там, где на самом деле была непролазная топь.
- Этого выяснить не удалось.
- Разведал, - фыркнул Аррин, - он бы еще повыше летал. Неясно, кто, неясно, с чем, но похожи на магов!
- Вот и разберешься, - хлопнул ладонью по карте Дахрат. – Собирай своих и выдвигайтесь вперед. Что-то давно не было сюрпризов, подозрительно, что они затеяли. И еще, Аррин…
- Слушаю, господин офицер!
- На рожон не лезь. Сходили, проверили, развернулись, ушли, доложили. Шеей лишний раз рисковать ни к чему.
Дахрат говорил это, а сам видел – бесполезно. Аррин моментально поскучнел, лицо его приобрело бессмысленное выражение, а взгляд устремился куда-то мимо командующего. Дахрат готов был поручиться, что разведчик выбросит из головы все предостережения, как только выйдет из шатра.
- Понял меня?
Аррин снова наморщил нос, в глазах его заплясали смешинки.
- Все понятно. Мирная прогулка по болоту, дышим воздухом, никуда не лезем, врага обходим… Что, даже «языка» не взять?
- Выполняйте приказ, офицер третьей ступени! – повысил голос Дахрат. - Людей беречь, себя беречь!
- Слушаю, господин командующий! – Аррин подскочил со стула и вытянулся. Дахрат вздохнул про себя: бесполезно, бесполезно… Кому привили презрение к опасности, тому не вложить в голову осторожность, пока он не обожжется сам. Опыта бы ему, чтобы понял, что на войне важен не только героизм… Дахрат надеялся, что Аррин придет к этой мысли и останется при этом жив и цел.
- Иди, - сказал он. – Морог с тобой.
Аррин вышел из шатра командующего и быстрым шагом направился обратно к месту ночлега своей десятки. Пока он был у Дахрата, уже протрубили подъем, и в лагере закипела жизнь. Бойцы сворачивали палатки и одеяла, мазали лица и руки мазью, вздыхали над быстро тающими запасами. Где-то уже весело пылали костры, где-то солдаты хлопотали над не желающим разгораться огнем – сухие дрова в болоте было трудно достать. На пути Аррина оказался сложенный из веток и мха «шалаш», рядом с которым стоял на четвереньках «бык» и старательно раздувал огонь. Он покраснел от натуги, но ветки упорно не желали заниматься, и костер грозил потухнуть, как только его создатель отвернется. Аррин на ходу прищелкнул пальцами, и «шалаш» вспыхнул, едва не оставив «быка» без бровей.
- Эй, офицер! – донесся до него крик справа, где сидели рядком на бревне, как на насесте, «крылатые» и потягивали что-то из фляжки, передавая ее из рук в руки. – Что, отчитался уже с утра командующему за героический сон в палатке?
Это мог быть только Лиенналь, офицер из «первой волны», редкий случай, пример победы характера над происхождением. Об его соперничестве с Аррином знал весь лагерь, так что все притихли, ожидая ответа.
- Конечно! – проорал Аррин в ответ, не останавливаясь. – Упрашивал его: дайте отдохнуть, пусть другим тоже подвиги останутся! Нет, говорит, без тебя никуда, выдвигайся, а то некоторые еще долго туда-сюда понапрасну летать будут!
Люди Аррина уже поднялись, сложили свои вещи и теперь сидели вокруг костра, над которым висел котел с похлебкой. Как и большинство «берсерков» в покое они выглядели сонными и ленивыми, но внимательный наблюдатель заметил бы, как при появлении Аррина засверкали их глаза. Шаззе подвинулась, освобождая место на бревне.
- Подъем, - объявил Аррин, оставшись стоять. – У нас дело. Пора прогуляться вдоль тракта.
Разведчики поднялись, как один человек, и быстро взялись за сборы. Похлебка была забыта, костер потушен. Несмотря на скупость движений и внешнюю неторопливость, двигались «берсерки» быстро. Аррин прошел к себе. Из-под одеяла он достал аккуратный сверток, встряхнул его, и тот развернулся длинным плащом, в полумраке кажущимся серым, но на самом деле вобравшим в себя все цвета радуги. «Хамелеонка», привет из столицы. Как бы ни старались харратские умельцы, они не могли изготовить столько плащей, чтобы хватило всем разведчикам. Даже теперь, когда выяснилась неспособность «хамелеонов» пользоваться своим даром на болотах и вопрос маскировки встал особенно остро, только командиры разведчиков успели получить «хамелеонки». Эти плащи не были совершенны, подручные Аламата только испытывали последние полученные образцы, в то время как армия ждала от них готовой защиты. Вот и отправляли бойцам плащи, еще не ношенные, но уже успевшие устареть, - хоть какие-нибудь, чтобы облегчить задачу разведке. Аррину достался не самый худший – в движении «хамелеонка» плохо скрывала его обладателя, но в неподвижности можно было слиться с местностью.
Аррин набросил плащ на плечи, продел руки в рукава, оканчивающиеся перчатками. Руки тут же стали призрачными, размытыми. В плаще Аррин напоминал себе медузу в морской воде.
- Посмотрим, что у нас там за сюрпризы, - сказал он вслух и натянул узкий капюшон.
@темы: Убей в себе бога
-
-
22.06.2014 в 19:46-
-
22.06.2014 в 19:48-
-
22.06.2014 в 19:51-
-
22.06.2014 в 19:52-
-
22.06.2014 в 19:56-
-
22.06.2014 в 19:58-
-
22.06.2014 в 19:59-
-
22.06.2014 в 20:01-
-
17.07.2014 в 19:06Аррин - мурмурмур, хороший. Забавно, с Ойнератом его объединяет чувство своей непоколебимой важности, а с подчиненными ведут себя по-разному. И все равно страшусь момента, когда Аррин узнает про Эррина... Впрочем, кто знает, куда его теперь дорога заведет?
Дааааальше.)
-
-
17.07.2014 в 19:06Аррин - мурмурмур, хороший. Забавно, с Ойнератом его объединяет чувство своей непоколебимой важности, а с подчиненными ведут себя по-разному. И все равно страшусь момента, когда Аррин узнает про Эррина... Впрочем, кто знает, куда его теперь дорога заведет?
Дааааальше.)