[Советник Аламат]

Я прошу прощения у тех, кто ждет продолжения про Синди, - его пока не будет. Давайте я вместо этого выложу рассказ.
Сразу предупреждение - это слеш. Сразу второе предупреждение - без НЦ.
Получается, это первая моя законченная серьезная работа в прозе (зарисовки не в счет). Наверняка потом я еще буду это править, когда пойму, как можно сделать лучше. А пока она есть так, как есть. Не бечено, поэтому прошу прощения, если где-то что-то проскользнет.
Вышло немного - 30 страниц. По сравнению даже с недописанной историей про Синди - мелочи. Но отзывам я буду очень рад, потому что это в определенном смысле творческий дебют.
Но довольно предисловий. Итак...

Живое - живым.

Узкие улицы освещали факелы. Толпа запрудила переулки. То там, то тут слышны были крики: «Взять ведьму! Убить проклятущую!» Людская масса текла по городу, грозно и гневно шумя, готовая сметать всех, кто встанет на ее пути.
Идущий впереди протянул руку и толстым пальцем указал на дом, который ничем не выделялся среди других. Однако толпа явно так не считала, потому что снова зашлась криком: «Колдунья! Смерть ведьме!»
На улицу выглянула бледная светловолосая женщина, испуганно посмотрела на обступивших ее дом горожан, большую часть которых она хорошо знала.
- Люди добрые, что же… - договорить она не успела. Камень ударил в стену рядом с ее головой, женщина вскрикнула и отшатнулась.
Из соседнего дома вышел высокий мужчина, обвел взглядом хищно оскалившуюся толпу.
- Люди, да вы что ж, ополоумели? – воскликнул он, сжимая кулаки. – С бабами, с детишками воевать? Да люди ли вы или нет?!
Другой камень просвистел в воздухе и попал защитнику в лицо, так что он рухнул, как подкошенный. Его бы разорвали за заступничество, но тут женщина коротко вскрикнула и побежала в дом, и людское море хлынуло за ней, стремясь догнать и уничтожить.
- Мама! Мамочка! – худой мальчик лет десяти, скованный до той поры страхом, бросился на помощь к матери, но его отшвырнули в сторону, так что он ударился, и милосердное забвение не дало ему увидеть, что стало с его матерью.
…светловолосый мальчик, перепачканный грязью и кровью брел прочь от города, рыдая и то и дело вытирая разбитый нос. После кровавого пира у толпы началось похмелье и «ведьмину отродью» удалось выскользнуть за городские стены. Мальчик шел, все еще всхлипывая, но чувствовал, что на смену горю и страху приходят новые чувства – злость и ненависть. Он твердо знал, что однажды станет страшным колдуном и тогда жестоко отомстит.

Внешний вид, господа, - это дело первостепенной важности. Особенно если держишь лавку магических снадобий и амулетов. Сами подумайте, куда охотнее пойдут покупатели: в окутанную полумраком комнату, где на стенах висят пучки трав, засушенные лапки животных, где в углу стоит чучело жуткого ящера, а на столе приютился хрустальный шар; или в просто обставленный дом, где солнце освещает каждый угол и склянки, склянищи и скляночки с зельями кажутся совершенно обыкновенными, словно для приготовившего их мастера создание очередного эликсира – занятие обыденное, как для кухарки – варка супа к обеду? Теперь понимаете?
А если не понимаете, то нечего вам делать в высокой науке.
Для тех же целей совершенно необходим черный балахон с глубоким капюшоном. Надеваешь такой – и даже голос меняется, становясь зловещим и вкрадчивым. Самые подходящие интонации для мага, который, как известно, плевком звезду гасит, щелчком пальцев солнечное затмение устраивает. А если и не устраивает, то только из беспокойства за народ, который может поднять панику.
А простые штаны и рубаху можно оставить для лаборатории, в них и зелья варить удобнее.
Как раз поддержанием внешнего вида лавки я занимался, когда в дверь требовательно постучали, хотя до открытия оставалось не менее получаса. Не дело магам бежать на любой зов, но… деньги есть деньги, и я пошел отодвигать засов, лениво перебирая в голове возможных посетителей.
Вариант первый и самый вероятный – какой-нибудь лавочник или мастер, у которого прихватило живот. Точнее, его родственники, потому что к тому времени как скуповатый горожанин, замученный хворью и лекарем, решается позвать мага, его состояние (горожанина, разумеется) вынуждает беднягу не отходить от нужника более чем на десять шагов. За что он и платит – раньше надо было думать, почтеннейший.
Вариант второй – несчастный влюбленный, который часов не наблюдает. Представитель этого народа страдальцев может и глубокой ночью явиться под окно и потребовать приворотного зелья, немедленно, сию секунду, иначе он наложит на себя руки!
Ну, или уйдет к магу-конкуренту, что неприятнее.
Третий вариант сулил заказ на яды. Ко мне и раньше обращались знатные особы (через подставных лиц, разумеется) со скромной просьбой сварить пару-другую флаконов с зельем, после которого чей-нибудь сварливый, зажившийся на свете богатый дедушка (дядюшка, братец) ложился спать и засыпал навечно. И платили за подобные вещи хорошо, не то что за привороты. Любовь приходит и уходит, а яды ценятся всегда.
Однако, открыв дверь, я не обнаружил там ни суматошной родни, ни страдальца, ни наследника крупного состояния. Чуть не уткнувшись лбом в притолоку, передо мной стоял высоченный горец Ахто, широкоплечий, с непроницаемым лицом, со светлыми волосами, заплетенными в две косы, сейчас кажущимися серыми от дорожной пыли.
Ахто, «Обезьянья рука», лучший добытчик, который когда-либо посещал Альв.
- Достал? – слово сорвалось у меня с губ, опередив подобающее случаю приветствие.
Горец кивнул. Он вообще не был разговорчив, и за это прекрасное качество я ценил его еще больше.
- Проходи, - кивнул я, отступая обратно в полумрак лавки, и уже овладев собой. Не пристало почтенному магу суетиться и дергаться. Даже если речь идет о вещи, которой этот маг бредил последние полгода.
Ахто неторопливо зашел внутрь, осмотрелся, и под его взглядом вещи словно обретали свою истинную ценность. Жуткая рептилия превращалась в побитую молью ящерицу, дурманные травы – в сухие веники, а шар для прозрения будущего – в простую стекляшку. Я уже и забыл, насколько не любил всегда этот взгляд горца, но ничего не поделаешь – у каждого свои недостатки. Добытчик видел в своей жизни слишком много вещей, пропитанных по-настоящему сильной магией, чтобы вестись на мишуру. Это раздражало, но делать было нечего.
Не выставлять же мне ценные артефакты на прилавок к его приходу!
Тем более что и это могло не подействовать.
- Показывай.
Ахто достал из-за пазухи кошель, развязал, вытряхнул содержимое на прилавок. О полированную поверхность стукнул плоский пестрый камешек, размером не более мелкой монеты.
- Проверяй.
Однако и без проверки было ясно, что добытчик, как всегда, не подвел заказчика. И дело было не в безукоризненной честности горца. Просто от камня несло магией, я чувствовал это так же ясно, как почувствовал бы запах духов, пройди в шаге от меня парфюмер. Мне хотелось петь от радости: чешуйка Яшмового Полоза! Здесь, у меня в лавке, настоящая, ни разу не использованная!
- Сколько? – спокойно спросил я, проверив для порядка целостность заветной чешуйки.
Ахто заломил такую цену, что мне пришлось всерьез задуматься, смогу ли я прокормить себя и ученика, если заплачу ему сразу всю сумму. Однако яшмовая пластинка лежала на темном дереве, и я понял, что не в силах с ней расстаться.
- Цены у тебя, - только и сказал я, отдавая добытчику деньги.
Горец пожал плечами.
- Опасно.
Я и сам знал, что опасно, иначе бы искал все сам или платил обычным наемникам, а не Ахто, который стоил тех денег, которые просил.
- Ты возьмешься за новый заказ?
Горец смотрел на меня, ожидая продолжения. Он никогда не давал ответа, пока не узнавал сути дела. Даже не говорил, свободен ли он на это время или уже взял другую работу.
- Перо феникса.
Добытчик подумал пару мгновений и все так же спокойно ответил:
- Нет.
Признаться, отказ меня ошеломил. Я был уверен, что уж Ахто, невозмутимый надежный, как цепной пес, Ахто сможет справиться с этим заказом!
- Как нет? Почему?
- Слишком сложно.
Вот и все. Дальше спорить и уговаривать было бесполезно – если горцы не соглашались сразу, то переубедить их было невозможно.
- Может, кто-то из твоих знакомых возьмется? – последняя моя робкая надежда была на других добытчиков.
- Нет. Слишком опасно.
Дальше что-либо обсуждать не имело смысла, я кивнул и отвернулся, показывая, что разговор закончен. Благодарить Ахто я не стал. Во-первых, золото, осевшее в его кошельке, было намного весомее моих благодарностей, а во-вторых, он очень огорчил меня отказом. Как теперь было добывать это перо? Кого посылать?!
Впрочем, чешуйка Полоза еще лежала на моем столе, и один ее вид наполнял сердце уверенностью, что все получится. Я смог выбраться со дна, выучиться, открыть лавку и начать зарабатывать столько, чтобы позволять себе нанимать добытчиков. Раз отказался один – найдется другой.
- Адель, лавка пока закрыта! – позвал я. – Будут ломиться – не пускай.
- Да, учитель, - донеслось со второго этажа.
Я задвинул засов, прошел из торгового зала в заставленную котлами, бутылками, банками и ящиками комнату, служащую мне лабораторией, и немного помедлил, прежде чем снять заклинание с заговоренных петель.
Почему-то в святая святых никогда не получается заходить тем же бодрым шагом, которым идешь по улице, например. Всегда помедлишь, помнешься на пороге, словно оттягивая неизбежное. Но крышка люка все же открылась, и я спустился в подвал, в каком не самое ценное хранить – колбасы развешивать или бочки с вином ставить. Увы, ничего лучшего я не смог найти в свое время. Да и за эту лавку пришлось заплатить столько, сколько в моем родном городе стоил бы особняк…
В моем городе, смерть которого постепенно зрела в пропахшем сыростью и капустой подвале.
Я взял с колченогого столика шкатулку из темного дерева, начертил на крышке свой личный знак, и она послушно подскочила, открывая выложенное мягкой тканью нутро. Правда, в подвальной темноте разглядеть содержимое шкатулки было сложно, но мне это и не требовалось. Я и так прекрасно знал, что первое из четырех ее отделений было занято флаконом, в котором хранилась уже полгода Орлиная Слеза – как повезло, что подобные вещи не выдыхаются со временем, - во второе я осторожно опустил чешуйку. Яшма приятно грела пальцы. По поверью Полоз ходит близко к горячему сердцу земли, изредка показываясь на поверхности. Поэтому его чешую достать неимоверно сложно – и то хорошо еще, что нет необходимости снимать ее с самого великого змея, достаточно и оброненной где-то частички.
Третье и четвертое отделение пустовали, и это нагоняло тоску. Так всегда: только начинает что-то получаться, как судьба-злодейка глумливо ухмыляется и поворачивается к тебе… хорошо, если просто спиной. А нечего привыкать, что дело идет на лад. Стоит привыкнуть, и тогда провалить дело ничего не стоит. А вот если постоянно ждать от жизни каверзы, то никакая неприятность не удивит, зато любая удача покажется особенно приятной.
Жаль, что сам я не сумел научиться мыслить подобным образом. Иначе не печалился бы так над полупустой шкатулкой. Ни туда, ни сюда, половина нужных элементов собрана, половины нет... Каковы теперь шансы, что некий маг сможет разрушить некий город?
Ага, один к одному: или разрушит, или нет.
Я мог подолгу стоять так, любуясь на свои сокровища (ну, хорошо, до этого дня сокровище было всего одно), однако на этот раз меня прервали самым бесцеремонным образом. И надо сказать, что стучать во входную дверь так, чтобы я услышал это из подвала, нужно было еще постараться!
- Да пошли вы!.. – вполголоса пожелал я легкой дороги незваному гостю, однако стук повторился. Можно было попытаться не обращать на него внимания, однако тогда был риск остаться без входной двери. Кроме того, не время было отказываться от работы, после того как Ахто основательно подчистил мои сбережения.
- Уже иду! – раздраженно отозвался я, накидывая капюшон, слетевший, когда я выбирался из подвала. – Незачем так колотить!
Я ожидал увидеть детину выше меня на голову и с кулаками размером со стеклянный шар и весьма удивился, обнаружив, что посетитель не похож на мифического великана, ростом с меня, да и плечи его спокойно проходят в дверной проем. Чем он так стучал, ногами, что ли?!
- Что заставило вас так бесцеремонно нарушить мой покой, сударь? – холодно поинтересовался я.
- Мне сказали, что здесь есть лекарь, - беззаботно отозвался незнакомец, проходя в лавку и осматриваясь. Он не обладал взглядом Ахто, но и рот разевать, как многие, приходящие ко мне в первый раз, не стал. Скорее ранний посетитель оглядывался с интересом, изучая чучела, склянки и прочие необходимые магу вещи с детским любопытством. Правда, это он предпочитал делать, опираясь на прилавок, что несколько раздражало.
- Допустим, вы его нашли. И что вас беспокоит? Головная боль, расстройство желудка, болезни сердца?
Посетитель засмеялся, как будто услышал невесть что смешное, но тут же поморщился и тряхнул головой.
- Нет. Царапина что-то заживает плохо. Посмотрите?
- Показывайте, - в тон отозвался я.
Незнакомец сбросил на прилавок отделанный по краям золотой тесьмой плащ, под которым обнаружилась только рубашка, и принялся расстегивать пуговицы.
Теперь я получил возможность разглядеть своего посетителя во всей красе. Он оказался совсем еще молодым, хотя сложно было точно определить возраст из-за солнца, покрывшего медным загаром его лицо и тело, и ветра, основательно поработавшего с его кожей. Черные волосы, завязанные в простой хвост, спускались до середины спины. Когда он расстегнул, наконец, рубашку, я испытал прилив одновременно восхищения и зависти. Зависти, потому что рядом я чувствовал себя слишком худым, бледным и нескладным. Бесполезно было себя обманывать – такое тело я не получил бы никогда. Можно сколько угодно говорить про силу, замечающую кому-то ум, и про то, что некоторые предпочитают прокачивать мышцы разума, но эта зависть к более сильному самцу, оставшаяся, наверное, еще с диких времен, порой поднимала голову.
Хотя тому, кто готовится к смерти, должно быть все равно, каким он предстанет перед ее лицом.
Что до восторга, то тут все было еще понятнее. Мне всегда нравились именно такие мужчины: стройные, мускулистые, но не массивные, не лишенные изящества. Грация танцора мне ближе силы лесоруба, а я имел возможность в прошлом сравнить одно с другим. То, что меня привлекают люди своего пола, в свое время стало открытием, но не такой уж неожиданностью. Среди собратьев по магическому искусству подобное встречалось сплошь и рядом. Хотя и к женским ласкам я когда-то не оставался равнодушен, однако приходится признать, что с женщинами я такого удовольствия, как с мужчинами, не получал…
За размышлениями о вкусах и удовольствиях я как-то упустил из виду то обстоятельство, что мой посетитель за это время успел раздеться до пояса и в свою очередь выжидающе уставился на меня. Я слегка встряхнул головой, прогоняя неуместные мысли, и тут этот молодой хлыщ так широко и довольно улыбнулся, что я едва не поперхнулся. Готов был поклясться, что нахал решил, что его тело стало причиной моей задумчивости.
Самым паршивым в ситуации было то, что он был в известной степени прав.
- И где ваша царапина? – поинтересовался я, потому что на груди у незнакомца ничего подобного не было, не считая старых шрамов, которых хватало. Наверное, я все-таки ошибся в меньшую сторону, определяя его возраст, потому что для получения такого количества ранений нужно было приложить усилия.
Ну, или посетитель отличался способностью находить себе неприятности в любой ситуации. Вспомнив его нахальную улыбку, я готов был в это поверить.
- Вот, - и мне была продемонстрирована собственно «царапина».
Не знаю, что я ожидал увидеть. На самом деле царапину или ссадину, плохо промытую и из-за этого не желающую затягиваться? Порез, чирей, да хоть обыкновенный прыщ – по лекарскому опыту я знал, что человек порой способен придавать слишком большое значение даже самым пустяковым повреждениям своей драгоценной оболочки.
Но вот широкий гноящийся рубец через всю лопатку стал для меня полнейшей неожиданностью. Выглядел он скверно и странно – можно было подумать, что неведомый противник хлестнул моего посетителя широкой плетью, на которую чья-то извращенная фантазия то ли посадила шипы, то ли накрутила узлов.
- Что это было?
- Морской змей хлестнул, - неохотно признался раненый. – Паршивая тварюка оказалась.
При словах «морской змей» я почувствовал холодок вдоль позвоночника. «Морской змей, он же дракон водяной. Страшен, силен и коварен зело. Появляется в бурлении и пене, выходит же на поверхность с самой глубины и разглядеть его либо предсказать, когда он появится, никто не может. Зубы имеет в два пальца и ими человеков хватает, хвостом же, кой шипами усажен, с ног сбивает, в море кидает. Иные змеи тако велики, что ударом хвоста корабль переламывают надвое…»
Далее автор трактата «Рыбы, змеи и гады морские» перечислял несколько якобы верных способов договориться с чудищем, чтобы не быть захваченным этими самыми зубами в два пальца. Сомневаюсь, что с подобным созданием возможно договориться. Но даже обладай змеюка разумом, вряд ли она согласилась бы добровольно отдать мне свой клык, для которого было приготовлено третье отделение в моей шкатулке.
То ли дело, когда этот клык достается из пасти уже мертвого, а потому утратившего хватательные способности чудовища.
Кажется, судьба, погрозив было пальцем, снова решила мне улыбнуться. Но ее улыбка еще могла превратиться в гримасу, поэтому торопиться я не стал. В любом случае следовало в первую очередь заняться раной, и я позвал Аделя со всем необходимым.
Адель на этот раз сумел прийти, ничего не расплескав, не уронив и не разбив. Иногда мне казалось, что его неуклюжесть объясняется отнюдь не приобретенной уже в сознательном возрасте слепотой, а тем, что народная мудрость называет «руки не из того места». Но способности мальчишки намного превосходили мои собственные, он быстро обучился всему, что я сумел ему дать, и, по-хорошему, его стоило отправить в Академию, где другие учителя сделали бы из него настоящего целителя. Но стоило мне однажды завести разговор об отъезде, как Адель со слезами стал упрашивать меня не отсылать его, и я, потакая его чувствам (а в большей степени – собственному эгоизму и нежеланию оставаться в одиночестве), уступил. Впрочем, нам все равно пришлось бы расстаться – при исполнении моего замысла и духа Аделя не должно было быть рядом! Хоть в теле, хоть вне его, благо, внетелесные перемещения давались моему ученику плохо. Зато другие его возможности заслуживали похвалы – Адель быстро смог определить, что яда в ране не было, а я уже опасался, что шипы древнего чудища не просто порвали плоть, но и занесли туда какую-то дрянь. Оказалось, что опасался я все-таки не зря – дрянь на самом деле была, но исключительно магического характера. Из-за нее рана не заживала и гноилась, и, конечно, варварские способы вроде промывания морской водой (Аделя передернуло, когда он услышал это, да и я поморщился) не могли помочь делу.
Несомненно, змей был настоящим, и моряк не прихвастнул, выдав за «ужас пучины» какую-нибудь мелкую тварь. Поняв это, я снова ощутил знакомый холодок.
С раной пришлось повозиться. Теперь стало ясно, почему раненый так колотил в мою дверь, а потом опирался на прилавок, изображая интерес к обстановке. Реши я не открыть, и до следующего мага молодой моряк имел шансы не дойти, свалившись посреди улицы. У него уже начинался жар. Как его товарищи-то в таком состоянии отпустили?
Говорят, небо вознаграждает за совершение добрых дел. Мне очень хотелось в это верить, пока я снимал грубые швы, которые наложил какой-то коновал, промывал рану отваром целебных трав, устранял вместе с Аделем последствия магического воздействия, накладывал швы по новой, мазал мазью и перебинтовывал. Обезболивающее заклинание, учитывая змеиную магию, я накладывать не решился. Раненый при этом держался неплохо, не орал, не дергался, разве что пытался отломать кусок столешницы в особо неприятные моменты. В общем, добрых дел было сделано достаточно, чтобы я мог просить у высших сил отдачи с процентами.
- Благодарю, - оказалось, что посетитель в состоянии говорить внятно, что было мне только на руку, - сколько с меня? Мне пора.
Ему пора!
- Сударь, вы не похожи на сумасшедшего. А уйти сразу после подобной операции способен только безумец.
- Разве?
- Разумеется. Я и мой ученик только что вытянули из вашей спины предостаточно всякой дряни и наложили свежие швы. Мне нужно будет убедиться, что рана не предоставляет опасности для вашей жизни. И уж тем более я не желаю, чтобы дело моих рук было загублено где-то в портовой таверне, где белье меняют, когда его уже можно ставить стоймя у стенки! Куда вы пойдете? Я удивлен, что вы говорить-то сейчас можете, а если куда-то пойдете, то свалитесь за первым же углом.
Раненый хмыкнул, и я внезапно подумал, что этот, быть может, и не свалится. Но это было не важно.
- Это просто рана.
- Это не просто рана, - Адель, умница, вмешался! В кои-то веки его человеколюбие играло мне на руку, а не наоборот. – Здесь была замешана старая магия. Мы… мой учитель сделал, что мог, но если что-то пошло не так, то лучше, чтобы мы были рядом и исправили это!
Победитель морских змеев хмыкнул уже не так уверенно и вдруг улыбнулся так же нахально, как в начале нашей встречи.
- А вы всех больных так уговариваете?
Силы небесные и земные! Наглец решил, что я упрашиваю его остаться, потому что желаю затащить в постель. Я преодолел искушение сказать, что был бы куда больше рад самому морскому змею, чем его победителю (если, конечно, победа была, а раненая тварь не сбежала в море), и отрезал:
- Только тех, которые требуют особого внимания.
Кажется, под особым вниманием мы подразумевали разные вещи, потому что раненый снова довольно ухмыльнулся и заявил, что согласен, так, словно делал мне большое одолжение.
Разумеется, он переоценивал свои способности к самостоятельному передвижению и понял это, когда стал подниматься по лестнице. Пришлось мне помочь ему, в то время как Адель – умница, заслуживший в этот день поощрения, - уже спешил приготовить больному успокаивающий напиток. Посетитель грузно навалился на мое плечо, хотя я чувствовал, что он изо всех сил сдерживается и старается идти без помощи.
- Оставьте вашу гордость за порогом. Я лекарь, а не ваша прекрасная дама, перед которой нельзя показывать слабость.
- Откуда я знаю, я же еще не видел вашего лица.
И тут он с неожиданной для своего положения ловкостью сорвал с меня капюшон. На подобную наглость в этом доме еще никто никогда не решался, и я самым позорным образом застыл, хватив ртом воздух, словно пойманная рыба. Я так сроднился со своим балахоном, что снять капюшон для меня было все равно что прилюдно стащить штаны.
Не будь я в растерянности, мог бы полюбоваться выражением искреннего изумления, появившемся на лице моего пациента. Он смотрел так, будто шел по дороге и внезапно споткнулся о золотой слиток. Не буду врать, уродом я себя никогда не считал, и любовники тоже находили меня весьма привлекательным, но так на меня не смотрели уже…
Да что там врать. На меня никто и никогда так не смотрел.
Я опомнился первым, натянул капюшон обратно и повел раненого дальше, не сказав ни слова, хотя мысленно клокотал, как взбесившийся чайник. Не подари этот наглец мне надежду на исполнение заветного желания, я выставил бы его вон. Но за тот шанс, за ту тень шанса, которую этот моряк дал мне, я готов был чистить ему сапоги.
Не лично, разумеется. Долгое ли дело – тряпку заговорить…
Но узнай я в тот момент на лестнице, что надежда оказалась ложной – придушил бы гада своими руками.
До комнаты мы дошли в молчании. Я помог моему пациенту улечься, благо белье в этой комнате, в которой мы поддерживали порядок как раз для таких случаев, было свежим, и ничего подготавливать не пришлось.
Уже закрывая дверь, я услышал его голос:
- Несомненно, не дама, но насчет прекрасной я бы поспорил!
Фыркнув и мимолетно удивившись тому, что злость улеглась, я пошел в торговый зал, столкнувшись на лестнице с Аделем, который нес больному сонное зелье.
Только оказавшись за прилавком, я понял, что так и не узнал его имени.
Впрочем, оно не играло никакой роли.


Продолжение в комментариях.

Comments

[Советник Аламат]

Раненый проспал под действием зелья весь день. Только вечером, уже запирая лавку за старушкой, желающей купить средство, которое помогало бы разом от болей в горле, ломоты в костях, выпадения волос и провалов в памяти (я с трудом удержался от совета вместо этого поискать лекарство от жадности), я увидел его, преспокойно спускающегося по лестнице, держась за перила.
- Кажется, я еще не разрешал вам вставать.
Он пожал плечами с таким видом, словно я мог разрешать или не разрешать что угодно, но к нему это не имело ни малейшего касательства.
- Я чувствую себя гораздо лучше.
- А это мы сейчас проверим, раз уж вы решили подняться. Осмотрим вашу рану.
Наши с Аделем предположения оказались верны. Ране не давала заживать именно магия, теперь же, когда вредное воздействие было устранено и начали действовать мои мази, она стала выглядеть куда лучше и даже стала понемногу затягиваться. На это я даже не рассчитывал, думая, что больной пролежит в постели еще два дня.
- Вы счастливчик, сударь. Впервые вижу, чтобы рана, подобная вашей, заживала так быстро.
Он непонятно улыбнулся.
- На мне вообще все быстро заживает.
Да-да, то-то ты у меня чуть посреди зала не свалился.
- Поговорим об оплате.
- Разумеется, - он присел на край прилавка, заставив меня поморщиться. – Сколько с меня?
- Скажите, сударь, а вы убили того змея?
- Конечно. Было так, что либо я его, либо он меня. Пришлось отсечь башку.
- И где же эта… башка? – я чуть не облизнул пересохшие от волнения губы, но опомнился.
- А на «Стреле», - беззаботно сказал моряк, а мне захотелось вопить и бегать кругами от радости. – Хотели выбросить, но Эйты предложил магам на зелья продать. Мои ведь таким не занимаются…
Благословите небеса неизвестного мне Эйты (ну и имечко) за практичный подход к делу!
- Он прав, - кто бы знал, как сложно дался мне этот спокойный тон, - мы ценим редкие ингредиенты для своих снадобий. Я возьму с вас за лечение один клык.
- Хорошо, - кивнул он и отправился к двери.
Ну нет, красавец, так просто от меня не уходят! Я разучился верить в человеческую честность, а кто помешал бы ушлым морякам продать редкие клыки другому магу? Доказывай потом, кто кого лечил, а что само зажило…
- Сударь, сначала я хочу получить свою плату, а потом вы свободны, если вам так не терпится.
Если бы он отказался, то ему пришлось бы воевать с закаменевшим в скобах засовом и небьющимися окнами, но раненый повернулся ко мне.
- Я всегда держу слово.
- Похвально, но я вас вижу в первый раз. А до этого момента мне попадалось слишком много людей, которые не обладают этим полезным качеством.
Переубеждать меня моряк не бросился, хотя на его лице читалось удивление от такого к нему недоверия. Он вернулся к прилавку и потребовал бумаги и чернил. Быстро набросав записку, он отдал ее мне со словами:
- «Стрела» сейчас на починке в доках, так что нужно отыскать моего старшего помощника где-нибудь в портовой таверне, которые вы так не любите.
- Так вы капитан?
- Конечно, - он каждый раз удивлялся так, словно я спрашивал о простейших вещах. – Не юнга же! Капитан Гранат к вашим услугам.
Похоже было, что на «Стреле» вся команда отличалась странными именами.
- Слайтмэн, - сухо отозвался я и забрал записку.
Конечно, сам я в порт не побежал. Пары мелких монет хватило, чтобы уличный мальчишка клятвенно пообещал доставить записку по адресу, «хоть бы этот мужик в нужнике или на бабе оказался». Такие подробности меня не интересовали и, пообещав добавить еще монету, если записка окажется в руках у нужного человека до заката, я вернулся к повседневным делам. Нужно было еще перебрать корзину камнеломки, растереть листья дурмана, навести порядок на одной из полок и избавить от пыли чучело ящера.
Всем этим я занимался бы с большим удовольствием, если бы не раненый, который так и остался сидеть у прилавка и наблюдать за мной.
- Вам лучше вернуться в постель, как лекарь говорю, - не выдержал я, когда стало ясно, что он не уйдет.
- Я предпочту лечиться созерцанием прекрасного.
- Если вам так по нраву это чучело, я могу перенести его в вашу комнату.
На это последовал ответ, что чучелами он никогда не увлекался, в отличие от живой натуры. Это замечание я предпочел оставить без внимания, потому что не пристало магу препираться с больным.
Кроме того, ему постоянно удавалось выбивать меня из равновесия.
Убедившись, что я не отвечаю на его подначки, Гранат вздохнул, снова оглядел зал и принялся насвистывать какую-то мелодию.
Слуха у него не было совершенно.
Неизвестно, сколько бы я смог выдерживать эту пытку, если бы не явился мой конопатый посланец в компании другого юнца, который оказался юнгой со «Стрелы». Он смотрел на своего капитана со щенячьим обожанием, все пытался подробнее узнать о его самочувствии и, кажется, готов был полезть осматривать его раны, если бы Гранат позволил.
Все это было очень трогательно, но меня интересовала плата, так что я напомнил о себе негромким кашлем.
- Ты принес то, что я велел? - спросил капитан.
- Зубы-то? А то. Вот…
С замиранием сердца я смотрел, как Гранат берет у мальчишки небольшой мешочек, как подходит к моему столу и высыпает на него змеиные зубы, резко выделяющиеся на темном дереве. Я зажал один из них в кулаке и опустил руку под стол, чувствуя, как ладонь становится влажной от волнения.
- Мы в расчете.
- Подождите.
Боги, да что еще нужно этому неугомонному?!
- В чем дело? Вас не устраивает лечение?
- В том-то и дело, что устраивает. И вы правы: мне стоит пока остаться у вас! Я не успел нигде остановиться, а у вас есть комната.
Это было что-то новенькое.
- Я похож на хозяина постоялого двора?
- Вы похожи на человека, который не упустит своей выгоды. Плачу по зубу за день. Ну же, Слайтмэн! Еще недавно вы пеклись о моей ране, а теперь готовы выставить меня за дверь?
Именно это я и собирался сделать сначала. Я получил от этого моряка все, что хотел, мне не терпелось спуститься в свой подвал и добавить клык в шкатулку, и больше не видеть Граната с его командой, раной, нахальной улыбкой и двусмысленными словами. Однако предложение было на самом деле щедрым. Снадобья, где применялись зубы морского змея, ценились дорого. Да что там, достаточно было просто продать эти клыки другим магам, чтобы не беспокоиться о пропитании, а то и задуматься о найме нового добытчика!
- Оставайтесь, - сказал я, подгребая зубы к себе. – Комната в вашем распоряжении, капитан.
Он широко улыбнулся и повернулся к юнге, отдавая какие-то распоряжения. Я не слушал. Сердце мое билось так часто, словно решило пробить ребра. Сначала чешуйка, а потом клык! Этот день стал для меня счастливым.
И проклятьем для маленького городка Ротцеля, только его жители об этом не подозревали.
И только одно не давало мне покоя – меня не покидало ощущение, что я согласился на что-то большее, чем было сказано. Но ощущение в карман не положишь и в лавке им не расплатишься…

[Советник Аламат]

Я думал сначала, что омерзительно бодрый постоялец будет постоянно нарушать давно уже устоявшийся порядок нашей с Аделем жизни, но все оказалось не так страшно. Гранат поднимался рано поутру и был свеж и деятелен к тому времени, когда мы с Аделем только продирали глаза. После общего завтрака я осматривал его рану, затягивающуюся на глазах. Однажды я снова удивился такой способности к восстановлению.
- «Стрела» в доках, - невпопад отозвался он, а потом перевел разговор на другое.
О своем корабле он, кажется, думал все время.
После осмотра я приступал к работе, а Гранат занимался своими делами. То и дело к нему забегали моряки из его команды, которым он отдавал приказы. Иногда он уходил, и я не пытался ни узнавать, куда он собрался, ни как-то этому препятствовать. Пару раз он оставался со мной в зале, но я обслуживал покупателей, не отвлекаясь, так что настырному раненому это быстро прискучило.
С Аделем они спелись на удивление быстро. Гранат не пытался жалеть его или старательно подчеркивать отсутствие различий между моим учеником и здоровыми людьми. Судя по тому, как весело смеялся Адель, когда я застал их за разговором на кухне уже на второй день, общий язык они нашли легко.
- О чем это вы болтали? – спросил я потом, когда постоялец куда-то ушел.
- Да так, - покраснел ученик. – Гранат так здорово рассказывает о море!
Я мог бы догадаться и сам. Адель бредил морем, хотя никогда его не видел, а теперь это ему светило разве что во сне. Сам я водную стихию никогда не любил, и ученику всегда говорил, что потерял он не много. Адель не слишком верил, а после рассказов «настоящего капитана» вряд ли кто-то смог бы его переубедить, что есть что-то прекраснее.
Удружил моряк, нечего сказать…
Сильнее всего его присутствие ощущалось за ужином. Гранат обычно спускался, когда мы уже сидели за столом. Он сразу занимал слишком много места, слишком громко говорил и смеялся, отхватывал себе на весу такой кусок хлеба, словно голодал неделю, говорил много, не смущаясь моего прохладного отношения. Что до Аделя, то в его лице молодой капитан приобрел верного слушателя.
Зато его двусмысленные высказывания внезапно прекратились. Такой исход дела должен был меня обрадовать, но почему-то вызывал досаду. Все же у меня слишком долго никого не было. В любом случае навязываться этому пирату я не собирался.
В том, что моим постояльцем стал пират, сомнений не было. Он не был похож на торговца, и дело было даже не в его воинственном виде и шрамах, а в том, как он сорил деньгами, что любого порядочного купца привело бы к разорению. Так, испачканную кровью рубашку он не отдал прачкам, а просто выбросил, заказав вместо нее дюжину новых. Аделя он однажды отправил на базар с золотой монетой, и хорошо еще, что ученика мага не решились обокрасть или обсчитать! Для Граната словно не существовало проблем с деньгами вообще, так легко он их разбрасывал направо и налево.
Что до военной службы, то мой постоялец так же походил на капитана на королевской службе, как я – на прекрасную деву.
«Насчет прекрасной я бы поспорил», - сказал бы Гранат.
О рыбацком судне и говорить было смешно.
Все это: мотовство, рассказы о морских приключениях, серьга в ухе, шрамы, упоминание о боевых магах на борту, то и дело мелькающие в разговоре словечки, - указывало на пирата.
Не сказать, чтобы я был напуган или огорчен. Не мне было указывать на безнравственность подобных занятий. Да и что говорить о простом маге, если даже власти относились к пиратам снисходительно! Именно благодаря им соседняя держава, чей правитель спал и видел, как бы укрепить свое влияние на море, боялась сунуть нос в наши воды. Если бы виной тому был флот Его Величества, это грозило бы серьезным осложнением дипломатических отношений. А так… король мог только руками развести: это же пираты, сами страдаем, но избавиться не можем, так что топите их, господа, топите!
Если сможете.
А если властям и удавалось кого-то поймать, то по случайным совпадениям это оказывались те разбойники, которые грабили в основном корабли нашего королевства.
Любовь к товарам родной страны и предпочтение их иностранной дряни за любовь к родине не считалась.
Так что громогласно осуждаемые на словах пираты на деле получали помощь и поддержку. Негласно, разумеется. Поэтому «Стрела» стояла в доках, где ее чинили портовые рабочие, команда преспокойно пропивала свои сбережения в таверне, а капитан жил у меня, и я не собирался нестись к страже, подобрав балахон, с призывом хватать негодяя.
Пират? Какой пират? Смеетесь вы, что ли…
Так прошло три дня. На следующее утро Гранат должен был покинуть мой дом, а я – вздохнуть спокойно и заняться поиском покупателей на зубы.
После того, как я вечером осмотрел затянувшуюся рану, он поймал меня за руку и не отпустил.
А я не стал сопротивляться.
Пират оказался любовником горячим, страстным и неожиданно опытным и осторожным. Он как-то сразу умудрился все взять на себя, словно, привыкнув командовать на корабле, он делал это и в постели. В какой-то момент я попытался это изменить, но Гранат подавил бунт в зародыше, а меня - к постели, не пуская и не позволяя себе мешать, и я сдался. Подчиняться ему оказалось неожиданно легко и приятно, о чем я еще успел подумать, а потом перестал думать вообще, забывшись в его руках под градом поцелуев, которыми он меня осыпал.
Потом мы лежали рядом, я чувствовал затылком его плечо и не хотел открывать глаза.
Хотя бы одну ночь я мог позволить себе ни о чем не думать. Хотя бы одну…
- Слайтмэн – это слишком длинно, - сказал он вдруг. – Я буду звать тебя Лайт.
Я хотел было поинтересоваться, с чего он взял, что я буду на это откликаться, но Гранат уже спал самым бессовестным образом, закинув на меня руку.
Рука, кстати, была тяжеленная. И горячая.

- Я еще вернусь, - сказал он на следующее утро, собираясь уходить.
- Это угроза? – спросил я.
- Это обещание, - серьезно ответил пират.
Я не нашел ничего лучше, чем пожать плечами. Я не был слезливой дамочкой, которую наутро нужно было успокаивать обещанием жениться… позже… когда-нибудь. Это была хорошая ночь, мы оба получили удовольствие, вот и замечательно.
В то, что он на самом деле вернется, мне не верилось.
- Хорошо, если он снова придет, правда? – спросил Адель, когда за молодым капитаном закрылась дверь.
- А что, ты собрался скучать по нему и рыдать в подушку?
- Не я… то есть, я думал…
Адель покраснел, а я только тогда сообразил, что у моего ученика, как у большинства слепцов, очень тонкий слух, а ночью мы себя не сдерживали.
- Пока есть я, тебе совершенно незачем думать, - отрезал я и пошел за прилавок. Пора было приниматься за работу.

[Советник Аламат]

Однако Гранат вернулся на самом деле, уже через неделю, и остался на три дня. А потом еще через две недели. И еще. То ли «Стрела» вообще не выходила в море в эти дни, то ли бороздила местные воды. Я не спрашивал. Меньше знаешь – крепче спишь, особенно когда твой случайный любовник – пират. Судя по тому как Гранат продолжал разбрасываться деньгами, дела у него шли хорошо.
У него был талант заставать меня в дурацком виде – когда я наклонялся, чтобы поднять упавший товар, или наоборот залезал на прилавок, чтобы достать что-то с верхней полки, или когда мне в волосы вцеплялись усики и стебли примулы любвеобильной. В общем, стоило мне принять неудобное положение, как пират мигом материализовывался на пороге и высказывался на этот счет.
Гранат никогда не спрашивал, жду ли я гостей и рад ли видеть именно его. Он был высокого мнения о своей персоне и, судя по всему, решил, что я готов принимать его в любое время. Иногда меня так и подмывало сказать, чтобы он являлся в приемные часы, однако всегда почему-то оказывалось, что в эти моменты он уже держал меня в руках и целовал.
В скорости ему было не отказать.
В умении целоваться – тоже.
При всем его себялюбии со мной Гранат ухитрялся обращаться так, словно я был самой большой удачей в его жизни. В постели с ним я забывал обо всем – он заставлял меня забыть. Он был настойчив, жаден и неумолим. Одно слово – пират. А еще этот пират умудрился за короткие сроки так изучить мое тело, что оно откликалось на легчайшие его прикосновения.
Он был лучшим любовником из всех, которых посылала мне судьба.
Что совершенно не отменяло его умения дурачиться так, что я не понимал, как такой шут гороховый стал капитаном, хвастовства и полного отсутствия музыкального слуха, помноженного на любовь к пению в бане.
Его возраст я так и не смог определить и однажды, когда мы лежали в постели, готовясь ко сну, я прямо спросил, сколько ему лет.
- Девятнадцать, - откликнулся Гранат и добавил, увидев мое вытянувшееся лицо, - было этой зимой.
- Мальчишка!.. – выдохнул я. – Да у тебя с Аделем разница меньше, чем со мной!
- Тебя это смущает? – я скорее почувствовал, чем увидел его улыбку. – Ничего, я знаю, как с этим бороться…
Стоит признать, что «борьба» подобными методами на самом деле давала результат.
Тогда мне стали понятнее причины его бахвальства, его чисто юношеской горячности и самоуверенности. Правда, я не был уверен, что с возрастом ему суждено было измениться.
Адель полюбил его. Гранат заменил ему старшего брата, каким мне так и не удалось стать, у них были свои темы для разговора и свои секреты, так что я даже приревновал (причем сам не знал точно, кого и к кому).
- Что вы обсуждали так, что мне пришлось три раза тебя звать? – спросил я как-то у Аделя.
- Гранат обещал сводить меня на «Стрелу», - ученик выглядел воплощением счастья, - и сказал, что в следующий раз может взять меня с собой в море.
- С ума сошел? – я не верил своим ушам. – У него мозгов нет, так ты свои используй! Какой тебе пиратский рейд?!
Адель выглядел таким огорченным моей отповедью, что я решил поговорить с Гранатом, чтобы тот больше не смущал мальчишку своими предложениями.
- Лайт, не ворчи, - отмахнулось это чудовище, - подумаешь, сходит парень в море с нами… Он же ничего, кроме этих стен не видит! То есть…
- Не продолжай. Сходит в море? А дальше что? Распитие рома? Игра в кости? Абордаж?!
Гранат принял то, что я знаю о роде его занятий, как должное.
- Мы же там не дураки, - лично я в этом начал сомневаться, - чтобы Аделя на абордаж брать. Узнал бы, какая жизнь на корабле, нашел новых друзей. А то давай и ты с нами! Лекаря у нас нет, сам знаешь.
Это предложение я отклонил. Будучи на корабле, было бы сложно продолжать поиски пера феникса. Впрочем, и на земле они оставались бесплодными – Ахто не соврал, и ни один добытчик не брался за мой заказ. Мне оставалось только злиться и продолжать искать.
После этого разговора я впервые подумал, что будет на кого оставить Аделя после смерти. Правда, я тут же одернул себя: мальчику стоило продолжать обучение, а пиратский корабль не располагает к подобному занятию. Но все же… все же от мысли, что останется человек, которому Адель не будет безразличен, становилось легче.
Однако через какое-то время визиты Граната стали реже и короче, а потом он сказал, что еще долго не сможет навестить меня. Из его намеков я понял, что «Стрела» уходила куда-то к морским границам наших недружелюбных соседей.

[Советник Аламат]

Я удивился тому, насколько сильно подействовало на меня это известие. Гранат за короткое время успел стать частью моей жизни. Да что там – он вломился туда с тараном или, если уж говорить о пиратах, взял меня на абордаж. Я привык к его появлениям, его шуткам, его комплиментам, от которых иногда хотелось провалиться сквозь землю, его объятиям. Он раздражал, смешил, злил меня, заставлял уйти от проблем и расслабиться.
Рядом с ним я переставал чувствовать себя орудием мести, как привык существовать уже много лет.
Он так любил жизнь во всем ее великолепии, что заражал этим всех окружающих, в том числе и меня. И это было неправильно. Каждый раз я давал себе зарок, что больше не позволю себе так забыться. И каждый раз Гранат заставлял меня нарушить слово.
А теперь он уходил в море и неизвестно когда должен был вернуться.
Если вернулся бы вообще. Удача – капризная дама, а пираты слишком часто с ней заигрывали.
Гранат оставлял меня с моей лавкой, покупателями, воспоминаниями, мыслями о мести и шкатулкой в подвале.
- Ты будешь скучать по мне? – спросил он при расставании.
- О да, буду рыдать и биться в корчах.
Он засмеялся, поцеловал меня прямо на пороге, ничуть не смущаясь того, что нас могли увидеть, и пошел в порт. Заходящее солнце создавало золотой ореол вокруг его фигуры. Я смотрел вслед и должен был чувствовать облегчение, но вместо этого ощущал досаду.
Гранат перестал приходить, однако из моей жизни не исчез.
Он начал писать мне письма.
Когда я впервые увидел бумажную птичку, залетевшую ко мне в открытое окно и начавшую метаться точь-в-точь как живые глупые синицы или воробьи, я не знал, что и думать. Только когда пичуга села ко мне на стол и развернулась исписанным листом, я понял, что мне пришло письмо. Гранат напоминал о себе.
С тех пор они стали прилетать регулярно. Не знаю, объяснялся дурной характер и нелепый вид птиц чувством юмора корабельного мага, его неумением создать что-то более приличное или приказом капитана. Я не удивился бы, если Гранат решил бы меня развлечь подобным образом, заставив ловить придурковатые письма. Они прибывали, трепещущие бумажными крылышками в пятнах от соленых брызг, то маленькие, с парой строчек внутри, то крупные, с целыми абзацами, которые нужно было зачитывать Аделю, на что пришлось пойти. Если мой ученик и не видел до этого моря, то благодаря пиратским письмам постепенно заполнял этот пробел.
Отвечать ему я не мог – как бы я отправил письмо на корабль, который находился неизвестно где?
Гранат никогда не писал, где он и его команда находятся и что делают, зато отправлял описания каких-то курьезов, произошедших на корабле, пиратского быта (я подозреваю, многое он приукрашивал, а многое, наоборот, сглаживал). Иногда он писал, что собирается сделать со мной по возвращении, и это я Аделю уже не зачитывал.
Зато, признаться, порой перечитывал на сон грядущий.
Проклятый пират, даже находясь за сотни миль, умудрялся не отпускать меня. А уж когда он вернулся и без лишних слов схватил меня в охапку – хватка у него была железная, я признался, что скучал по нему.
Признался самому себе, разумеется. Гранату я бы не сказал подобного ни за что на свете.
Как назло, одно из его писем лежало у меня на столике рядом с кроватью. Увидев его, пират расплылся в улыбке.
- Я знал, что тебе понравится!
- Слог бедноват, но содержание неплохое, - ответил я, мысленно выругавшись.
- Я мастер эпистолярного жанра! Что ж, пора действовать как раз по описанию. Ты помнишь, что там было, или стоит перечитать?
- Я помню! – рявкнул я и поцеловал его первым, прежде чем этому чудовищу не пришла мысль повторить написанное вслух.
На следующее утро он весело рассказывал Аделю о каких-то летающих рыбах и корабельном коте, который шипел на них и пытался ловить, а я в кои-то веки был доволен жизнью.
Так и повелось. Гранат уходил в море и писал мне письма, потом возвращался, еще сильнее загоревший, с выцветшими на солнце прядями волос, иногда со свежими ранами, которые мне приходилось обрабатывать. Иногда я принимался отчитывать его за неосторожность, и спохватывался, понимая, что говорю с капитаном пиратского корабля.
Да, Гранат был капитаном. Но для меня он был прежде всего любовником и нахальным мальчишкой.
В памятный мне вечер он явился после очередного своего отсутствия пьяным вдрызг. Надо сказать, что спиртное я никогда не любил, пьяниц презирал, а если и хотел расслабиться, то предпочитал для этой цели самокрутки с некоторыми редкими травами, помогающими на время отрешиться от забот. Поэтому явление шатающегося пирата с трехдневной щетиной, от которого на милю несло выпивкой и какими-то духами, меня не обрадовало.
Чего нельзя сказать о самом пирате.
- О, Лайт! – умиленно произнес Гранат, опираясь на дверной косяк. – Я так по тебе скучал.
- Вижу, что ты наскучался по мне в хорошей компании. Иди проспись, чудовище.
- Не ворчи, одуванчик… Разве так встречают любимого после долгого расставания?
Сначала я даже не понял, причем тут цветы. Зато потом…
- Иди спать, пьянь морская! Чтобы я тебя до утра не видел!
Гранат еще попытался тянуть ко мне руки, получил в челюсть, согласился с этим аргументом и в задумчивости ушел. К себе я его не пустил, отправив спать в комнату, которую он занимал в начале нашего знакомства.

[Советник Аламат]

Наутро пират куда-то пропал, зато потом явился извиняться с букетом! Я не поверил своим глазам, однако охапка цветов, перевитая розовой ленточкой никуда не делась.
- И зачем мне этот веник? – поинтересовался я, глядя на предложенный мне букет. – Из него даже зелья от насморка не сварить.
Впервые за все время, что я знал Граната, мне удалось его смутить.
- Я хотел сделать тебе подарок.
Я не знал, издевается он или на самом деле путает меня с трепетной девицей.
- И с чего ты взял, что меня порадует пучок мертвых растений? И вообще, цветы и сладости дарят обычно в начале знакомства, так что ты несколько опоздал. Так что даже не пытайся притащить мне орехов в меду и леденец!
Судя по выражению его лица, именно сладкое мне и грозило, так что предупреждение было своевременным. Однако Гранат тут же хитро улыбнулся.
- Леденец – не буду, тебе и без него найдется, чем занять рот, - и без всякого перехода, пока я подыскивал ответ, продолжил, - а правда, Лайт, что бы тебя порадовало?
- Перо феникса, - буркнул я, прогоняя из мыслей леденец фаллической формы в натуральную величину.
Я думал, что он в лучшем случае отшутится, в худшем – начнет допытываться, зачем оно мне сдалось, однако пират сел на стол (за все время знакомства мне не удалось отучить его от этой привычки) и в задумчивости поскреб выбритый подбородок.
- Ого! Губа у тебя не дура… что ж, у моего любовника должно быть все самое лучшее!
Кажется, он не шутил. Мальчишка всерьез собрался сделать то, за что не брались все знакомые добытчики.
- Ты собрался брать феникса на абордаж? – спросил я.
- На месте разберемся! – весело отмахнулся он. – Что я, птичку не поймаю?!
Меня разобрал нервный смех, потому что во всех книгах «птичка» описывалась как тот еще монстр «с крыльями, закрывающими солнце».
Такая птичка вполне могла расклевать кости одного глупого пирата.
- Не смей!
- Понял, не бурчи, - было совершенно ясно, что ничего он не понял. – Мне пора. Я пришел попрощаться, «Стрела» выходит в море до полудня.
Я хотел сказать, чтобы он не совал носа в чужие дела и вообще забыл про этот разговор, но Гранат махнул рукой и пошел в сторону порта. Я смотрел ему вслед и ясно понимал, что если этот безрассудный мальчишка решил свернуть себе шею где-то в гнезде феникса, то его не сможет переубедить даже какая-нибудь пиратская живая легенда, что уж говорить обо мне. Я пошел обратно в лавку, думая, что свой ум другому не отдашь. И вообще, кто я такой, чтобы мешать безумцу умереть, как ему нравится? Кто угодно, но не я имел на это право.
Все это было верно, но на сердце все равно было тяжело.

Гранат снова ушел в море надолго, и в лавку опять потек ручеек писем. То ли я привык, то ли эти письма служили залогом того, что молодой капитан не брался за свое рискованное предприятие, но теперь нелепый вид бумажных птиц меня не раздражал, да и в руки они давались куда охотнее. Гранат по-прежнему не писал, где находится и чем занимается, так что мне оставалось только гадать, был ли он серьезен, когда мы виделись в последний раз, или просто шутил. Поток писем не иссякал, и я решил, что пират болтал, что придет в голову, мучимый похмельем или просто желающий произвести на меня впечатление своей храбростью. «Юнец», - фыркнул я мысленно. Попытка покрасоваться передо мной подобно петуху или павлину из королевского зверинца была нелепой, и я рассердился сам на себя за то, что принял эти потуги всерьез.
А потом письма перестали приходить.
Первые три дня я не волновался - некогда было сидеть, сложа руки, нужно было торговать, выполнять заказы, заниматься с Аделем, кроме того стала протекать крыша. Разрываясь между всеми этими делами, я упустил, что в окна больше не влетают смешные птицы. На четвертый день, заплатив работнику, залатавшему крышу (починить ее заклинаниями я не решился), отправив Аделя на базар и выпроводив очередного довольного заказчика, я почувствовал, что чего-то не хватает.
Признаться, сначала я не придал этому особого значения. Гранат мог отвлечься на срочные дела, мог забыть, ему могло надоесть марать бумагу каждый день, эта бумага просто могла закончиться.
Вот только раньше ничего не надоедало, не заканчивалось и не отвлекало.
В установленном распорядке дня что-то сместилось, поменялось, исчезло; и это раздражало, как непрерывно и нудно ноющий зуб. К концу недели мое настроение сложно было назвать иначе как отвратительным. Клиенты бесили, заказы не радовали, промахи Аделя выводили из себя. Я старательно отгонял прочь предположение, что Гранат не шлет свои крылатые письма, потому что лежит на дне морском вместе с обломками корабля. О том, что он может лежать где-то на скалах, убитый древним чудовищем, я даже думать не мог. Да, если он пострадал от своего безрассудства, упрямства, неумения оценить свои силы, то сам был виноват и выбрал свою судьбу… но чувствовал я себя палачом поневоле. С другой стороны, если бы Гранат погиб, то у меня не осталось бы сомнений – мне нельзя было сворачивать со своего пути и задумываться над вещами, волнующими людей, далеких от окончания жизненного пути. У каждого своя судьба, и моя была предопределена давным-давно.
Время шло, а писем все не было. Нервное напряжение, охватившее меня поначалу, сменилось апатией. Если бы мне предоставили возможность умереть сразу, я бы согласился, не раздумывая. Впрочем, я бы согласился и раньше, но если до сих пор мысли о мести придавали смысл моей гибели, то теперь я принял бы такое решение от усталости и полной бессмысленности своей жизни, какой я видел ее тогда. Существование, казавшееся раньше сносным, теперь тяготило меня, как будто я таскал на шее тяжелую гирю.
Я по-прежнему добросовестно искал добытчиков, но получал отказы. В подвал я больше не спускался – созерцание старательно собранных редких компонентов перестало доставлять удовольствие. Я не знал, когда содержимое шкатулки превратилось из сокровища в простой инструмент для тяжелой, но нужной работы, но правда была такова, что мне больше не хотелось любоваться на собранные с таким трудом ингредиенты. Я знал, что условия хранения и мои заклятья не позволят шкатулке и ее наполнению испортиться – и большего мне не было нужно.
Подошел день всех святых – день, в который можно было увидеть на улице пьяных представителей всех конфессий разом. Маги в этот день пользовались несколько меньшим уважением, чем обычно, так что я предпочел закрыть лавку пораньше – незачем привлекать внимание пьяных рыл, которые как раз в этот день вспоминали, что колдующих козлов в гробу видали, и загорались желанием воспроизвести эту поразившую их воображение картину. Я собирался провести этот вечер за книгой или поставить пару опытов. Помешал Адель. Он принес мне чашку чая с успокаивающими травами и праздничный пирог – уж не знаю, когда и на какие деньги он успел его раздобыть.
- Нехорошо совсем не отпраздновать, - улыбнулся он.
- С каких пор у меня в доме завелся истинно верующий? – поинтересовался я, отрезая кусок пирога. – Вроде недавно клопов и прочую гадость морили.
- Так если праздник, почему бы его не отметить? Опять же ночь исполнения желаний…
Порой мне казалось, что Адель куда сильнее меня. Он умудрялся оставаться жизнелюбивым даже в своем положении, а это было уже немало. Кроме того, мой ученик смог сохранить веру в чудеса, которая меня иногда порядком раздражала. Я привык «творить чудеса» самостоятельно, то есть вступать во взаимодействие с некими силами природы – именно это и было моим ремеслом. В подарки, которые должны внезапно падать с неба, я не верил. Несмотря на это, именно в эту ночь каждый год я старательно загадывал желание, чувствуя себя идиотом. Желание каждый год было одно и то же, и никогда не сбывалось. Я не мог поверить, что ни у одного из богов, божков и святых, которым поклонялись в наших краях, не было зуба на город, жители которого могли забить камнями за ведьмовство женщину, не раз помогавшую им, так что пришел к разумному выводу, что чудес не бывает. Но все же загадывал, как привык делать это с детства, хотя в те годы не мог и подумать, что буду каждый раз просить о мести.
- Учитель? – голос Аделя вырвал меня из невеселых размышлений.
- Я за него. И что же ты думаешь загадать? – я пожалел, что спросил, но было поздно. Мальчик наверняка хотел вернуть себе глаза, а на это не была способна ни магия, насколько ее знали целители, ни, тем более, лекари.
- Об этом нельзя говорить, не сбудется. Хотя… вам, наверное, можно. Я хочу, чтобы Гранат вернулся поскорее.
- Что? – Адель ударил в больное место. Он не знал о нашем разговоре о фениксе, не знал о глупой похвальбе пирата. Только о том, что перестали приходить письма, но решил, должно быть, что капитану просто не до того, потому что беспокойства он не выказывал, а эмоции своего ученика я наловчился подмечать за годы общения.
- Ну, его ведь так долго нет. Вы же беспокоитесь, я знаю.
- С чего ты взял? – проворчал я, приходя в себя. – Мало ли, где его носит. Может, мы ему просто надоели и он не хочет возвращаться.
- Нееееет, этого не может быть. Он к вам вернется. Он вас любит.
- Прекрати сейчас же. Ты перебрал цветки любиницы, как я велел?
Адель смутился, заюлил, и опасная тема была забыта.
Уже глубокой ночью, когда ученик попрощался и ушел спать, я встал у окна. Ночь выдалась безоблачная, на небе ярко сияли созвездия. Я нашел Мага и негромко сказал:
- Так уж вышло, что я прошу одно и то же каждый год. Наверное, вы там, наверху, уже просто не хотите слушать, когда я открываю рот. Но хоть сегодня выньте затычки из ушей, а я обещаю не повторяться. Если уж в эту ночь можно просить чего угодно, то разные дураки наверняка просят дворцов, кладов или повышения по службе, чтобы получать по два гроша вместо одного. По сравнению с этим одно глупое письмо ничего не стоит, верно? Тогда пусть оно прилетит поутру.
В отдалении послышался шум – какая-то пьяная компания продолжала кутить. Я передернулся – подобные звуки вызывали у меня мысли об опасности – отошел от окна и отправился в постель.

[Советник Аламат]

Все-таки разговоры о сбывающихся желаниях, загаданных в определенное время, - наглая ложь. Никакого письма я поутру не получил.
Вместо этого Гранат явился лично.
Я не поверил своим глазам, когда он вырос в дверях – загоревший еще сильнее, веселый, сверкающий своей незабываемой наглой улыбкой.
В тот момент я готов был поверить, что на самом деле смогу зажить, как все нормальные люди. Шкатулка в подвале стала всего лишь хранилищем редких веществ, которые можно пустить на ценные зелья или продать. Можно было торговать, лечить, учить Аделя, не думая ежечасно о долге, который в этот короткий миг показался мне бредом, тяжелым камнем на шее, который достаточно откинуть в сторону, чтобы он перестал отравлять жизнь. Можно было просто жить, зная, что рано или поздно из моря вернется мой пират и все будет в порядке.
- Лайт, танцуй! – Гранат выбросил вперед правую руку. Между его пальцами пробивался свет, словно пират зажал в кулаке гигантского светлячка, но отблески были не зеленоватыми, а желтовато-оранжевыми.
Только один предмет мог быть в этой руке, и у меня упало сердце. Глупое чувство счастья пропало, словно его и не было, а долг напомнил о себе. Я понял, что все прошлые годы жил правильно, и теперь мои усилия должны были увенчаться успехом. Гранат был моим искусителем, от отвлекал меня от цели, но при этом он же привез мне последний требуемый ингредиент. Теперь мне ничего не могло помешать.
- Ты привез, - это не было вопросом, - отдай.
Однако пират неожиданно отдернул руку и поднял кулак над головой.
- Э, нет! Сначала расскажи, зачем оно тебе.
- Мы так не договаривались!
- Мы вообще не договаривались!
В этот момент я был готов убить его, вот только не мог. Природа не наградила меня способностями к боевой магии, и вряд ли зачарованная метла или ожившее чучело могли бы испугать капитана. Голыми руками действовать было бесполезно – Гранат был намного сильнее, в чем я уже не раз убеждался.
- Это шантаж.
- Не забывай, я пират. Должен же я знать, зачем тебе перышко, которое я добывал таким трудом. Его чуть не залили слюной мои маги!
Было совершенно ясно, что отнять у него перо иным способом невозможно.
Я мог бы соврать ему. Сказать, что хочу его продать, что собираюсь сделать амулет, что получил заказ на очень редкое зелье для мгновенного исцеления – было и такое. Я процедил, глядя Гранату прямо в глаза:
- Перо феникса мне нужно для вызова демона шестой ступени, чтобы разрушить город, в котором убили мою мать.
Он молчал непривычно долго для него – секунды три, - а потом серьезно отозвался:
- Город? Вот прямо весь? И как ты потом будешь жить?
- А никак, - мне доставляло злое удовольствие наблюдать, как меняется его лицо, - моих сил хватит на вызов и управление демоном, а на дальнейшую жизнь – увы. Маленькая недоработка природы.
А потом мне оставалось только стоять и слушать. Я никогда раньше не видел Граната в гневе, зато теперь мне досталось сполна. Пират орал так, что я беспокоился, как бы не рухнули стропила. Я успел выслушать, что он ни за что бы не полез к фениксу, если бы знал, что я затеял; что я думаю только о себе; что такой бред мог прийти в голову только больному. Все это перемежалось отборными ругательствами, и я не выдержал:
- Да что ты вообще понимаешь? Твою мать забила камнями толпа фанатиков, а ты не мог ее защитить, потому что тебе было десять лет и ты был один?! Нет? Тогда заткнись. Я жил, мечтая о мести, пятнадцать лет, а ты хочешь, чтобы я теперь разрыдался и отказался от нее? Да я бы давно умер, если бы не эти мечты!
Я редко выходил из себя, но пирату удалось меня разозлить. Меня била дрожь, но я стоял напротив Граната прямо, глядя ему в лицо.
Мне показалось, что он меня ударит, по лицу пирата прошла судорога. Однако он замолчал и, шагнув навстречу, разжал кулак. На его ладони лежало маленькое, немного помятое перо. Я почему-то думал, что у феникса они должны быть больше.
Все было решено. Я подошел и спокойно, словно это меня не касалось, снял перо с его ладони, но он накрыл мою руку своей.
- Обещай, что не будешь ничего делать в этом месяце.
- С какой стати?
- Обещай мне.
Приготовления и варка зелья должны были занять не меньше трех недель. Я равнодушно пожал плечами.
- Обещаю.
Он кивнул и вышел, не прощаясь. Он чуть не столкнулся с Аделем, который возвращался с прогулки.
- Ой, а что тут было?
- Ничего. Мне принесли давно обещанную вещь.

Тем вечером у меня в подвале появился котел, в котором готовилось зелье. В течение недели каждый день нужно было добавлять в него по одному ингредиенту, а потом настаивать четырнадцать дней. Оно постоянно меняло цвет, а один раз вовсе стало прозрачным, и в первый момент мне показалось, что оно исчезло. Сначала я почувствовал ужас, потом странное облегчение, а потом понял, что содержимое котла на месте, и все вернулось на круги своя. Перо феникса по-прежнему лежало в шкатулке – его нужно было бросить в получившийся настой уже на месте.
Я написал завещание, а также дал Аделю рекомендательное письмо в Академию и сообщил ему о своем решении отправить его учиться дальше. Ученик умолял меня не отсылать его, но на этот раз я был непреклонен. Из мертвецов редко выходят хорошие наставники, а моя судьба была решена. Адель только упросил меня остаться рядом еще немного, и я решил провести остаток времени с ним, хотя и знал, что чем сильнее затягивается расставание, тем горше оно становится. Но отказать мальчику я не мог.
Гранат не появлялся, и я все больше убеждался, что он появился в моей жизни, чтобы доставить мне перо и, чего скрывать, подарить напоследок несколько счастливых дней. Благодаря ему мне было что вспомнить, хотя сердце царапала невольная обида на то, как легко он согласился с моим решением. Можно было счесть это уважением к моим чувствам, но больше было похоже на равнодушие. Я не знал, зачем он попросил месяц отсрочки. Писем от него тоже не приходило.
Он пришел через месяц, когда все было готово к путешествию. Зелье было налито в прочный флакон и в нем, сверкая сквозь темные стенки, плавало перо в пузырьке воздуха. Достаточно мне было убрать пузырек, чтобы заклинание вызова сработало. Я носил этот флакон с собой повсюду, а ночью клал его рядом с подушкой. Оставалось отправить Аделя в Академию и можно было уйти через пару дней, и тут вернулся пират.
Гранат стремительно зашел в лавку, тревожно озираясь. Увидев меня, он явно расслабился, словно уже не надеялся застать меня живым.
Я успел привыкнуть к мысли о том, что пирату безразлична моя судьба, поэтому растерялся и даже был раздосадован – Гранат в очередной раз поступал непредсказуемо.
- Зачем ты пришел? Попрощаться?
- Поздороваться. Мы отплываем завтра.
- Поздравляю. Пишите письма.
- Ты не понял. Мы отплываем вместе с тобой.
- Что?.. С чего ты взял, что я куда-то с тобой пойду?
Только тут я заметил, что Гранат выглядел иначе, чем обычно. Он не улыбался, смотрел хмуро, но не отводил глаз, как человек, который твердо решил выполнить неприятное, но нужное дело.
- Я подумал и решил, что в одиночку твой Ротцель не возьму. Пришлось договориться. Двух кораблей должно хватить. Завтра мы выходим в море, собирайся.
Я обошел прилавок и подошел к Гранату.
- Что ты задумал, ненормальный? О чем договорился?.. Зачем ты вообще начал думать, куда проще было, когда ты не пробовал!
- А то, - он схватил меня за плечи так, что было больно, горячие пальцы впивались в тело, - а то, что я не позволю тебе просто так взять и сдохнуть, понял? Хочешь свой Ротцель – получишь его, но я не дам тебе героически помереть под его стенами.
- Ты что, не понимаешь? – спросил я, борясь с внезапно возникшим комком в горле. - Я должен сделать это сам, а не пиратскими руками! Великий герой Слайтмен натравил на город толпу головорезов, а сам хихикал в сторонке! Я сам.
- А потом отдашь концы, да?! – он тряхнул меня, как тряпочного. – И не мечтай. Ты правильно заметил – я пират. И я тебя, дурака, люблю, поэтому буду мешать тебе, как только могу, всеми честными и нечестными способами.
Я смотрел в его лицо, на котором читались одновременно упрямство и гнев, и чувствовал, что моя решительность, которая только что казалась непоколебимой, дает трещину. Гранат снова искушал меня, предлагая жизнь, а кроме того – себя. Он только что признался мне в любви и готов был брать приступом маленький приморский городок только ради того, чтобы я смог жить спокойно. Хотя вряд ли это вообще было возможно. Мне хотелось задать пирату его собственный вопрос: а как потом? Вместо этого я сказал другое.
- Если ты разграбишь город, тебя объявят особо опасным преступником и повесят.
- Пусть сначала поймают.
- А те, с кем ты договорился? Они это понимают?
- Они отчаянные ребята. Лайт, мы не любители вышивки крестиком, разве ты этого еще не понял, - улыбка у него была невеселая.
Я на самом деле никогда не осознавал со всей ясностью, что мой любовник – пират и убийца, способный как ограбить корабль, так и напасть и на город, просто потому что к этому городу счеты у одного мага. Ротцель нельзя было назвать богатым городом, хотя там и было чем поживиться, но если бы не мои счеты к нему, пираты бы не обратили на него внимания, это было очевидно. Никому не нужны были лишние проблемы с властями из-за такой скромной добычи. Но для Граната в эту добычу входила и моя жизнь и, судя по его решимости, этого было достаточно.
- Об этом не может быть и речи, - твердо сказал я. – Оставь меня в покое.

[Советник Аламат]

На следующее утро я поднимался на борт «Стрелы». Гранат накануне применил всю силу убеждения, которая у него была. Под конец он пообещал связать меня и никуда не пускать. Не то чтобы я испугался подобной перспективы или принял ее всерьез, но мне в любом случае нужно было попасть в Ротцель, а пиратский корабль был не хуже любого другого, так что спорить было бессмысленно. Получив мое согласие, Гранат перестал выглядеть так, будто ему под рубашку напихали репьев, и стал похож на того капитана, которого я знал. Кажется, он наивно решил, что все будет по его слову.
Флакон с зельем для вызова висел у меня на поясе и грел бедро даже сквозь плотную ткань кошеля.
Часом раньше я распрощался с Аделем, поручив его своему заклятому другу Рафиану, который должен был доставить его до Академии. Адель знал только, что я уезжаю, но не догадывался о цели поездки. Но все-таки он чувствовал неладное – у мальчика всегда была хорошая интуиция.
- Вы ведь приедете ко мне, правда? – он спросил это не менее пяти раз, пока я не прикрикнул, и Адель не притих.
Я не мог сказать ему правду и отпускал ученика с тяжелым сердцем. Но рассказать ему о моем плане было бы невозможно, во всяком случае, у меня не хватило на это решительности. Так что я велел ему вести себя хорошо и прилежно заниматься, попрощался и смотрел, как Рафиан уводит его на корабль. Я надеялся, что ничем не выдал своих чувств – несмотря на планы Граната, я был убежден, что вижу своего ученика в последний раз в жизни.
Из-за этих печальных дум мне было не до любопытства, поэтому «Стрелу» я осматривал равнодушно. Это оказался небольшой изящный корабль. В его очертаниях было что-то хищное, хотя мне могло так показаться из-за предубеждения – я знал, что это за корабль и каким ремеслом живет его команда. Единственное, что меня несколько удивило – отсутствие на носу статуи, какие обычно устанавливали на кораблях моряки. Однако на «Стреле» не было ни девы с телом птицы или льва, ни изображения духа-покровителя.
Команда, конечно, состояла из отборных головорезов. Были среди них и семеро магов, которых, однако, можно было обнаружить только тому, кто сам разбирается в высокой науке. Внешне же они совершенно не отличались от обычных пиратов – рослые, мускулистые, с продубленной ветрами кожей. Были среди них и две женщины, которые в драке, попойке и кутеже, как я узнал потом, ни в чем не уступали мужчинам.
Команда встретила меня любопытными и настороженными, а в иных случаях и неприязненными взглядами. Пираты наверняка знали или догадывались, кто послужил причиной похода, участие в котором могло принести им немалые неприятности, поэтому встречали любовника своего капитана без восторга. Впрочем, неприязнь иных членов команды объяснялась не только этим. Например, уже знакомый мне юнга смотрел на Граната с таким обожанием, а на меня – с такой жгучей ненавистью, что я уверен - без ревности не обошлось. Впрочем, чувства какого-то сопляка меня мало интересовали.
Корабль был уже готов к отплытию, и Гранат велел отдать концы. Я взял свой узелок и отошел в сторону, чтобы не мешаться. Внезапно меня охватило предчувствие близкой беды. Еще немного – и я бы сказал, что передумал и доберусь до Ротцеля своими силами. Если бы не нежелание выставлять себя на посмешище, я бы так и поступил. Впоследствии мне пришлось пожалеть об этом решении.
«Бедный Адель», - невпопад подумал я, глядя, как смыкаются зеленые волны за кормой. Кроме того в голове вертелась невесть где и когда услышанная строчка: «Попутный ветер и нам, и смерти!»
Мы отправлялись из Альва, неся за плечами смерть. Пиратам это не было в новинку, а вот я чувствовал себя странно. В конце концов, мне еще не доводилось никого убивать.
В моем положении было что-то откровенно неправильное. Да, я мечтал о мести последние пятнадцать лет, но в моем плане не было места пиратам, которые разграбили бы город, поделили добычу и вздернули развлечения ради бургомистра на главной площади. Жители Ротцеля должны были понимать, за что именно они расплачиваются, а не умирать в страхе от рук тех, кто к возмездию не имел никакого отношения. Однако говорить об этом теперь было бы глупо. Глядя на Граната, отдающего распоряжения, я решил, что побеседую с ним позже.
Сам капитан выглядел куда более серьезным, чем обычно, и старше своих лет. То ли он всегда так преображался на корабле, то ли ему тоже не нравилась эта затея. Однако поражала дисциплина и чистота, которую я не рассчитывал увидеть на пиратском судне. Но приказы Граната выполнялись моментально и, насколько я мог судить, толково, а юнга надраивал палубу так остервенело, что в ней только чудом не появилась дырка.
В сложившихся обстоятельствах я не пытался сойтись с командой, и пираты отвечали мне взаимностью. Даже маги, у которых нашлись бы со мной общие темы для разговора (ни за что не поверю, что им не интересна была судьба пера феникса) держались особняком, обсуждая что-то в своем узком кругу. Единственным моим собеседником за день стал здоровяк, который повредил руку и, откуда-то узнав о моем лекарском искусстве, пришел просить помощи. Я не стал отказываться, тем более что к тому моменту молчание стало неприятным даже для такого нелюбителя компании как я. С Гранатом за весь день удалось перекинуться всего парой слов – у молодого капитана без разговоров хватало дел.
Мы должны были дойти до острова Краба, где нас ждал корабль пирата, с которым Гранат договорился о совместном предприятии, а уже оттуда – до Ротцеля. Путь до острова в обычных обстоятельствах занимал около трех дней, однако назавтра произошло нечто спутавшее наши планы.
На следующий день Гранат почему-то пристальное внимание уделял форме облаков, виду воды - он несколько раз специально вставал у борта и, перегнувшись через него (эта сцена вызвала у не умеющего плавать меня головокружение) всматривался в волны – и полету птиц. Ближе к полудню он понюхал воздух, вскинул зажатую в кулак руку и провозгласил:
- Йо-хо, нас любит удача! Сегодня будет хорошая ночь!
Команда разразилась громкими радостными криками, а я ничего не понял. Я остановил проходящего мимо уже знакомого здоровяка (им оказался тот самый Эйты, который в свое время посоветовал Гранату не выбрасывать голову ящера) и спросил:
- А что вызвало такую бурную радость? Что за хорошая ночь?
- Хорошая ночь – это хорошая ночь, - глубокомысленно отозвался пират.
- И правда, как я сам не догадался. Спасибо, ты меня просветил, и теперь все совершенно ясно.
Ухмылка Эйты стала подозрительно широкой. Он хлопнул меня по плечу, в порыве дружеских чувств чуть не отправив за борт.
- Увидишь, лекарь! Хорошую ночь словами не описать, так что подожди, пока стемнеет.
Я решил внять его совету, тем более что ничего иного мне и не оставалось.
После слов Граната команда оживилась. Работа закипела, на лице то одного, то другого матроса появлялась довольная улыбка. На палубу выкатили бочки со спиртным, но пока никто не пил. Мне стало не по себе – нельзя сказать, что прогулка на корабле с пьяной командой входила в число моих заветных желаний. Однако капитан оживился не меньше остальных, и перестал напоминать собственную хмурую тень. Это как-то примиряло с грядущим разгулом.
К ночи ветер становился все слабее, он еле наполнял паруса. Но Граната это не беспокоило, более того, он выглядел веселым.
- Ну вот, Лайт, к завтрашнему полудню мы будем у острова Краба, - сказал он.
- К завтрашнему? – я не верил своим ушам. – Ты хочешь сказать, к послезавтрашнему. Ты же сам говорил, что нам идти до него три дня. А теперь, без ветра…
- Увидишь, - Гранат подмигнул. – Все будет отлично.
Я думал, что он имеет в виду какие-то приметы и предчувствует появление попутного ветра. Однако, когда стемнело, на море воцарился полный штиль. Паруса жалко повисли, их не трогало ни малейшее колебание воздуха, и капитан велел убрать их вовсе. Теперь мы стояли посреди моря с подобранными парусами, и я не мог понять, как мы можем попасть к острову Краба раньше срока, если по всему выходило, что придется еще и нагонять упущенное.

[Советник Аламат]

Занятый своими размышлениями, я не сразу заметил, что стало очень тихо. Как будто даже волны перестали шуметь. Не было слышно ни разговоров, ни смеха, команда явно ждала чего-то, застыв на своих местах. Гранат ушел с кормы, где он до последней минуты стоял за штурвалом, и легко пробежал на нос, и мне стоило немалых усилий не вскрикнуть, когда он спрыгнул с палубы и прошел по форштевню до самого его конца. Было страшно даже смотреть на него, не то что представлять себя на его месте, но пират держался уверенно – видимо, подобные прогулки были ему не в новинку. Да и команда смотрела на это совершенно спокойно. Получалось, что единственным перепуганным дураком на корабле оказался я. Я сглотнул и постарался успокоиться, напоминая себе о невероятной ловкости и чувстве равновесия моряков, которые позволяли им совершать подобные увеселительные прогулки над пучиной.
Только это самовнушение стало помогать, как Гранат внезапно издал не то клич, не то просто вопль, не лишенный, правда, музыкальности, что при его отсутствии слуха удивляло. Этот долгий крик, состоящий из одних гласных, заставил меня испуганно дернуться, и тут корабль вздрогнул. Дрожь прошла от его носа до кормы. Впоследствии, вспоминая этот эпизод, я понял, что больше всего «Стрела» напоминала тогда потягивающегося после сна зверя, но в тот момент мне было не до поэтических сравнений. Я судорожно ухватился за оказавшийся поблизости канат. Что только я не успел передумать за несколько мгновений – и все варианты развития событий почему-то заканчивались нашей смертью в морских волнах. Однако корабль снова вздрогнул, но в этот раз слабее, и вдруг дернулся и двинулся вперед. Его паруса оставались собранными, вокруг до сих пор не было ни ветерка, однако «Стрела» летела, оправдывая свое название. Пожалуй, не будь ее паруса закреплены у мачт, они бы надулись в обратную сторону.
Охваченный страхом, вцепившись в спасительный канат, я посмотрел на нос корабля. Гранат стоял на форштевне, как вкопанный, раскинув руки в стороны. Казалось, он не замечает ни бешеной скорости, с которой двигалась «Стрела», ни ветра, который наверняка должен был бить ему в лицо. Пораженный этим зрелищем, я даже забыл на миг про свой испуг.
Команда же приветствовала это зрелище и полет вперед громкими криками одобрения и радости. Были открыты бочки с ромом, палуба была ярко освещена фонарями и пираты начали гулянку. Ни один из них не был занят делом, место рулевого было свободно, однако я был готов поклясться, что колесо само поворачивалось, подчиняясь неведомой силе. Признаться, это зрелище отнюдь не успокаивало. Какая-то добрая душа сунула мне в руки кружку, я глотнул и закашлялся – пиратское пойло никто не назвал бы изысканной выпивкой, однако стоит признать, что это лекарство немного помогло.
И тут Гранат повернулся и пошел обратно на палубу, и я застыл. Капитан шел в мою сторону, и в этот момент он не походил на человека. Ветер, поднимаемый «Стрелой» трепал его волосы и отбрасывал назад, а лицо пирата сейчас больше напоминало черты какого-нибудь морского духа или божества. Когда он подошел близко, я увидел, что его глаза такие же темные, как воды за бортом. И точно так же, как воды, эти глаза одновременно притягивали взгляд и пугали. Я невольно сделал шаг назад, но Гранат тут же последовал за мной.
- Не бойся, - к счастью, его улыбка была человеческой. – Все хорошо.
То ли силы, управляющие в эту ночь «Стрелой», повлияли на меня, то ли успокоила его улыбка, а то ли подействовал, наконец, ром, но мой страх отступил, а когда капитан обнял меня, на смену ему пришел восторг. Гранат целовал меня на глазах у всей команды, и пираты восхищенно вопили и улюлюкали, а я, вместо того, чтобы оттолкнуть его, только обнимал крепче, отвечая на этот поцелуй.
Не помню, каким был путь до капитанской каюты – мы настолько были поглощены друг другом, что ни на что больше не обращали внимания. Нас словно охватило помешательство, какого я не знал раньше. Мы срывали одежду так, что трещала ткань, целовались, как безумные, и Гранат издавал какое-то недовольное рычание, если ему приходилось хотя бы на миг отпустить меня, да и я отвечал чем-то подобным. А потом я вовсе перестал что-то слышать, мне мерещился свист ветра и громкий скрип бортов и палубы, я чувствовал себя так, словно падал в морскую пучину, но это падение не пугало, а казалось желанным.
Когда все закончилось, я какое-то время не решался открыть глаза, не зная, что придется увидеть. Однако мои опасения не оправдались. Рядом на узкой койке лежал все тот же Гранат, которого я знал, уже не напоминающий бога или демона. Заметив, что я смотрю на него, пират улыбнулся и поцеловал меня в плечо. Жаль было нарушать эту идиллию, но я хотел получить ответы на свои вопросы, суть которых сводилась к одному: «Что это было?» Его я и задал. Гранат не стал юлить и честно ответил:
- Моя родовая магия. Я маринер.
Представить моего любовника магом было сложно, эта роль подходила ему не больше, чем разбойнику с большой дороги стезя священника. Но речь шла о родовой магии. Ей называли способности, передающиеся строго по наследству, из поколения в поколение, и имеющие настолько ограниченную область применения, что вырванный из привычной обстановки или сменивший работу родовой маг не мог их использовать. Я знал, про магов – продавцов сладостей, про ведьм-цветочниц и шляпниц, про наследственных охотников и изготовителей веревок, а кроме того палачей и сестер милосердия. Однако о маринерах до этой ночи мне не довелось слышать.
- Что это значит?
- Я связан со «Стрелой». В бою или в хорошую ночь, как эта, я могу управлять ей, как своим телом. И она чувствует меня тоже. Если меня ранят, то страдает и она.
Он говорил о корабле, как о живом человеке.
Эту новость стоило переварить, и какое-то время я лежал молча. Гранат, утомленный событиями этой ночи, тоже помалкивал. Постепенно некоторые события, произошедшие за время нашего знакомства, предстали передо мной в новом свете.
- А обратно? Обратно эта связь тоже действует? Ты поэтому так быстро оправился от раны?
Гранат кивнул.
- Ну да, «Стрелу» же чинили в доках. Чем быстрее приходит в себя один из нас, тем лучше другому. А от того, что ты меня лечил, становилось легче привести в порядок ее.
Я начал путаться, кто кого лечил.
- Если тебя ранят… а если ее повредят? Что тогда?
Пират хладнокровно пожал плечами.
- Значит, и мне достанется.
Это не укладывалось у меня в голове. Сложно было представить, что кто-то в здравом уме может поставить себя в зависимость от груды досок, парусины и канатов. Я попытался представить свою связь с лавкой. Или с балахоном. Или даже со шкатулкой. Картина получалась жуткая.
- Как же так? - пробормотал я, но Гранат понял мой вопрос по-своему.
- В нашем роду, когда рождается ребенок, сразу начинают строить корабль. Когда я был еще совсем маленьким, я играл на «Стреле», ночевал на палубе, вставал у штурвала. По ней не скажешь, что она моя ровесница, а?
Я кивнул, думая о своем. Гранат говорил, а я смотрел на шрамы на его груди и думал, сколько из них он получил сам, а сколько ему досталось, потому что где-то в бою повредили его корабль.
- Когда мальчику исполняется одиннадцать, проводятся ритуалы… ну, это дела семейные. С тех пор его уже серьезно учат управлять кораблем и выходить в море. А в пятнадцать он становится полноправным членом семьи.
- А если он не захочет быть пиратом? Может, у него морская болезнь?
- У нас в роду? – Гранат засмеялся.
- Нет, но все же. Если мальчику не захочется быть моряком? Он может отказаться от этого?
Пират смотрел на меня, как на скорбного рассудком.
- Отказаться? Ты с ума сошел?
Я понял, что спорить тут бессмысленно.
- А что, если… если корабль разрушить? Что тогда?
Гранат немного помолчал и неохотно ответил.
- Ни один маринер после этого не прожил больше десяти дней. А если он сам умирает, корабль рассыпается в труху.
После этого признания у меня слегка помутилось в глазах.
- Как глупо!
Гранат нахмурился.
- Эй, ты о чем?
- Как можно добровольно зависеть от повозки? От телеги? От кучи дерева и веревок?
- Ты не понимаешь. Это же не телега! Это…
- О да. Это твой друг, твой боевой товарищ, твой верный конь, которого ты любишь! Но это все равно груда досок, от которой ты зависишь и из-за нее можешь умереть.
- Ты не понимаешь! – кажется, мне удалось его здорово разозлить. Я бы не отступился от своих слов, но тут мне пришла в голову воистину ужасная мысль.
- Гранат… а когда мы… ну… он тоже все чувствует?!
Пират не сразу понял, а потом расхохотался так, что я рисковал оглохнуть на одно ухо.
- Что ты смеешься… человек и галеон?! Да или нет?
- Это не галеон, это флейт.
- Да или нет?!
Он смахнул слезы, выступившие в припадке веселья, и мотнул головой.
- Вряд ли такое доступно «Стреле». Она только чувствует, что у меня изменилось настроение.
Представьте себе, что значит спать с кораблем, вмещающим 65 человек команды, и вы поймете, какое облегчение охватило меня при этих словах.
- Лайт, ты такой забавный, - Гранат крепче обнял меня, а у меня уже не осталось даже желания язвить. Приходилось признать, что я привык к его комплиментам, отличающимся редкостным своеобразием.
Второй раз вышел почти нежным и куда более человеческим. Уже засыпая и чувствуя на талии привычно горячую руку пирата, я успел подумать, что так моя боязнь воды может и пройти.

[Советник Аламат]

Наутро я вышел из каюты, растрепанный и заспанный, и увидел впереди землю. Гранат сказал правду. К полудню мы бросили якорь в бухте острова Краба, где нас ждали союзники.
Скажем прямо, они мне не понравились. Я мысленно попросил прощения у команды Граната, которую счел набранной из головорезов. По сравнению с пиратами с «Сирокко» матросы моего любовника выглядели представителями высшего общества. Сброд в цветастых тряпках, сочетающий грязную и драную одежду с безвкусно и аляповато смотрящимися золотыми украшениями, ругался через слово, имел привычку постоянно сплевывать себе под ноги и лез в драку по малейшему поводу. При мне двое из них подрались из-за какой-то безделушки, один остался без переднего зуба, у другого заплыл глаз, а после этого оба мирно разошлись. При виде меня трое из этой пестрой команды переглянулись и отвесили несколько замечаний, за которые Гранат, наплевав на договоренности, наверное, порвал бы их голыми руками, но зубоскалов осадил их собственный капитан.
Капитан Ганн выглядел единственным приличным человеком среди команды «Сирокко» - и ровно так, как я представлял себе грозного пирата до встречи с Гранатом. Его лицо пересекал старый шрам, из-за которого его густая черная борода с одной стороны казалась встрепанной – волосы там росли как попало. Как и Гранат, капитан носил камзол, но куда более потрепанный и имеющий следы починки. На пальцах сверкали драгоценные, но совершенно не сочетающиеся друг с другом перстни. На расшитом золотом поясе висела рапира с эфесом, сверкающим так, что было больно смотреть.
- Раненько вы, - заметил он, обменявшись приветствиями с Гранатом.
- С погодой повезло.
- Да? А у нас тут тихо, как в бочке с тухлой водой. Хорошая выдалась ночь, э?
Его слова удивили меня. Капитан Ганн явно намекал на способности Граната, но при всей легкомысленности моего любовника, идиотом он не был и вряд ли рассказывал о наследственной магии кому попало.
- Да, ночь была хорошая, - как ни в чем не бывало отозвался Гранат. – Наши договоренности в силе?
- Уговор есть уговор. Только, признаться, не ждал я тебя так рано. «Сирокко» еще не может выйти в море. Шли мы сюда да и натолкнулись на каракку со всяким добром. Дело было верное, так что мы своего не упустили. Так что салаги с каракки теперь кормят крабов на пути от острова Краба, хе-хе, а нам надо залатать течь в брюхе у «Сирокко».
Он так откровенно наслаждался совершенным грабежом и убийством, что мне стало неприятно.
- Сколько времени займет ремонт? – спросил Гранат.
- Завтра утром выйдем в море, раз уж тебе не терпится, капитан. Что же такое лежит в этом Ротцеле, что ты спешишь туда на всех парусах?
- Что лежит – это мы увидим вместе, капитан. Успеешь насмотреться, когда будем делить добычу.
Капитан Ганн кивнул и пошел проверять, как идет починка. По пути он награждал своих молодцов затрещинами и грубыми кличками, которых, впрочем, они заслуживали.

Из-за течи в трюме «Сирокко» нам пришлось остаться на острове до следующего утра. Наши матросы сошли на берег и разбили лагерь. Несколько из них вызвались отправиться на охоту, так что к вечеру пираты лакомились жареным мясом вместо сухарей и солонины. С командой Ганна они почти не общались, что те, что другие предпочитали свою компанию.
Почти вся команда осталась ночевать на берегу, но Гранат остался на «Стреле» и меня оставил рядом с собой. Я был не против – рядом с ним я чувствовал себя в большей безопасности и не горел желанием общаться даже со знакомыми пиратами, не говоря уже о сброде Ганна.
Наутро «Сирокко» и «Стрела» взяли курс на Оленью Голову, от которой рукой подать было до моих родных краев.

Казалось, что сама судьба благоприятствовала нашему походу. Дул попутный ветер, нас не настигли шторма, море было спокойным. Гранат посмеивался, что с такой погодой его команда обленится и растолстеет. Через неделю перед нами показалась Оленья Голова, а на следующий день мы должны были увидеть Ротцель. Точнее, на следующую ночь, потому что Гранат решил напасть в темноте. И мы встали на якорь рядом с Оленьей Головой, в узком заливе, не просматривающемся с моря.
Гранат с Ганном давно обговорили план. Поскольку бухта, рядом с которой вырос город, была слишком мелкой, чтобы корабли могли причалить, решено было оставить их и на шлюпках добраться до берега. Гарнизон маленького городка, привыкший к спокойной и сытой жизни, не смог бы оказать должного сопротивления ста тридцати пиратам. Ротцель можно было брать голыми руками.
В голову мне лезли вещи, совершенно неуместные накануне мести. Я вспоминал запах роз, которые всегда цвели здесь в это время года; узкие улочки, на которых я играл в героев и злодеев с соседскими мальчишками; запах сдобы из лавки булочника; фонтан на главной площади… Все это размягчало сердце. Я собирался разрушить город с его улочками, лавками и фонтанами и оставить без крова, а то и лишить жизни вчерашних мальчишек с их семьями.
Я заставил себя вспомнить мою бедную мать. Тетушку Анну, которая тоже занималась мелким колдовством и которая тоже не пережила ту ночь. Худого библиотекаря Ласкара, про которого не было доподлинно не известно, чародей ли он. Его тащили за ноги по улицам, когда шли к нашему дому. Я вспомнил перекошенные лица, гул толпы, призывы убить и растерзать… Я сжал челюсти и погладил флакон на бедре. Он еле заметно дрогнул, словно в нем уже сидел демон, рвущийся на свободу.
Ротцель должен был быть разрушен. Сомнений не было.
Когда уже стемнело, я вышел на верхнюю палубу и увидел вспышки на «Сирокко». Сначала я подумал, что маги тренируются перед боем, но отверг эту версию – глупо тратить столько сил накануне. Больше это напоминало переговоры – похожими вспышками сопровождались сеансы связи с отдаленными собеседниками.
- Любуешься? – Гранат обнял меня со спины.
- Было бы чем, - фыркнул я. – Откуда он знает, что ты маринер?
- Понятия не имею, но я точно не говорил. Шила в мешке не утаишь, Лайт. Если он сам не видел меня в деле, то ему мог рассказать любой очевидец.
- Он мне не нравится.
- Увы. Он единственный, кто был под рукой. А у Ганна помимо всего прочего десять сильных магов. Они лишними не будут.
Я кивнул, не зная, что сказать. Гранат рисковал собой, командой, только для того чтобы избавить меня от ноши, которую я тащил большую часть своей жизни. Я не знал, что двигает им, и не знал, как выразить свои чувства к нему.
- Хотя бы сегодня не думай о Ротцеле, - велел Гранат. – Думай обо мне.
Нужно сказать, что подчинился я куда охотнее, чем признался бы в этом.

[Советник Аламат]

Следующая ночь выдалась лунной, что было удобнее для маневрирования, но опаснее – жители могли заметить нас заранее. Наши корабли медленно вошли в бухту, однако рисковать никто не собирался и капитаны дали команду встать на якоря. Стараясь производить как можно меньше шума, пираты расселись по шлюпкам и мы отправились к берегу. По левую руку от нашей команды скользили по воде шлюпки с «Сирокко». Как Гранат, так и Ганн оставили на кораблях всего по несколько человек. Опасности с моря никто не ожидал.
Сидя в шлюпке, я смотрел на знакомые места, вспоминая бухту, грозные скалы, обнимающие залив, как две гигантские ладони. Они поросли густым лесом, который расступался, обнажая открытый участок, а на нем уже поднялись белые дома города.
Было бы ложью сказать, что я ничего не почувствовал, когда увидел Ротцель, точно так же утверждать, что я упивался ненавистью – значит, соврать. Я столько готовился к этому дню, столько средств и сил, физических и душевных, вложил в свою месть, что перегорел. Я видел теперь в ней только необходимое дело, как оплата старого долга. Я столько раз представлял себе, как буду злобно смеяться, глядя, как погибают мои мучители, а теперь не был даже уверен, что захочу это видеть. С другой стороны, отказ теперь означал бы для меня потерю самоуважения и признание собственной трусости.
Хот я кто знает, не лучше ли мне было признать себя трусом сразу.
Шлюпки мягко уткнулись в берег, и пираты пошли к городу, двигаясь почти бесшумно. Я шел позади, словно самый бесполезный человек в этой кампании. По совести, так оно и было. Я шел и глядел из-под капюшона, как приближается городская стена. Вот еще десяток шагов… и еще… и…
Дальнейшее произошло так быстро, что я и предположить не мог, что в столь короткий отрезок времени можно вместить столько событий.
Раздался длинный переливчатый свист, и пираты с «Сирокко» бросились на команду Граната. Его матросы настолько не ожидали нападения с этой стороны, что не успели опомниться, как несколько из них уже упали замертво, а двое или трое были ранены.
- Предательство! – закричал кто-то, но его голос заглушил сначала отдаленный грохот, а потом нечеловеческий вопль. С ужасом я понял, кто кричал, и обернулся к морю.
«Стрела» горела. Пламя охватило ее сразу, как бывает только с волшебным огнем – обычный просто не успел бы распространиться так быстро. Пылали мачты и паруса, горела палуба. Двое магов, оставшихся на корабле, пытались погасить огонь, но не справлялись, а со стороны «Сирокко» на палубу «Стрелы» летели новые и новые пылающие шары.
«У Ганна помимо всего прочего десять сильных магов. Они лишними не будут».
Наши маги, сошедшие на берег, попытались прорваться к морю, но Ганн, конечно, предусмотрел это. Половина его колдунов была тут же, на берегу, и рядом с резней между двумя командами началась битва на заклинаниях. Силы были примерно равны, но маги Ганна крали у нас самое драгоценное в этой ситуации – время.
Все это заняло не более пятнадцати секунд.
«Стрела» горела. Хотя до нее было далеко, я готов поклясться, что видел на ее носу, там, где обычно находилась статуя покровителя, фигуру Граната. Статуя корчилась в судорогах – или это было игрой света и теней?
На меня никто не обращал внимания, не считая серьезным противником, и я попытался вызвать дождь, ливень, бурю, что угодно, лишь бы погасить этот пылающий кошмар. Увы… мне никогда не давалась магия стихий, особенно воды. Я был готов бессильно проклинать свою слабость и неумение, когда справа от нас раздались крики, и я увидел, что из леса к месту драки бегут солдаты в форме ротцельского гарнизона. Среди них виделись фигуры в мантиях – маги? В Ротцеле?!
- Эй, капитан! – раздался голос Ганна. – Я слышал, что ты не дурак подраться и решил доставить тебе удовольствие! Что же ты не веселишься?
Ответом ему был яростный рев пиратов со «Стрелы», а в моей голове, наконец, собралась вся картина этого похода с заговором, предательством и резней.
Ганн то ли не захотел делиться, то ли решил получить свою долю более простым путем. Он и не собирался атаковать город. Вместо этого он дал властям Ротцеля выбор – либо они с Гранатом разграбляют город, либо Ганн помогает жителям защититься. Наверняка не бесплатно. Вот что за вспышки я видел, вот что за разговор был у Ганна накануне. У города не было времени вызвать подмогу - и он принял условия пирата. У Ганна было больше человек, а Гранат настолько не ожидал предательства…
Зато даже после драки сил Ганна хватило бы, чтобы заставить город выполнить обещание.
Мачта «Стрелы» обрушилась. С палубы прыгали в море оставшиеся на корабле пираты. Они уже не могли ничего исправить.
Да и кто бы мог?
Сил у меня осталось только на то, чтобы магически усилить голос.
- Стоять! – заорал я, выхватывая из кошеля флакон, обжегший ладонь. В ночи перо феникса сияло, бросая отблески на мое лицо. Потом мне говорили, что вид был зверский. – Иначе мертвецами здесь станут все!
В меня полетел нож – и ударился о невидимый щит. Я его не ставил. Кто-то из магов сообразил, что будет, если я умру. Или просто уберу тонкую прослойку воздуха между пером и переливающимся в его свете настоем.
Ко мне, аккуратно придерживая мантию, чтобы не испачкать, пошел один из ротцельских колдунов.
- Коллега, - вежливо обратился он ко мне, поправляя очки, - вы на самом деле готовы сделать это?..
Пираты замерли, не понимая, что здесь происходит, но отнесшись к угрозе смерти достаточно серьезно. Сброду Ганна не хотелось умирать. У команды «Стрелы» я был последним шансом.
А я впервые посмотрел на Граната.
Он упал навзничь и лежал в странной неудобной позе. Команда обступила своего капитана кольцом, готовясь защищать его до последнего вздоха. Его, не просто его тело. Гранат еще дышал. Это единственное, что я разрешил себе увидеть, когда смотрел на него. Если бы я позволил себе осознать, что именно с ним произошло и происходило, я мог бы не сдержаться.
- Да.
- Несмотря на то, что у вас в одиночку не хватит сил, чтобы загнать демона обратно? Даже вместе с вашими… спутниками не хватит.
Я смотрел.
Останки «Стрелы» уходили на дно.
Это был идеальный случай, чтобы отомстить. За себя, за Граната. Отправить в преисподнюю Ротцель вместе с его гарнизоном и неизвестно откуда взявшимся издевательски вежливым колдуном; предателя Ганна с его выродками. И умереть самому с осознанием, что хотя бы это дело я сумел довести до конца.
Гранат еще жил.
- Будь уверен, я это сделаю, - сказал я, не принимая вежливого обращения.
Маг помедлил.
- И чего же вы хотите?
- Свободы. Мне, моему любовнику, его команде. Этого мерзавца, - я кивнул на Ганна, - можете повесить прямо тут, если угодно.
Ганн выругался и швырнул в меня какой-то очередной клинок, но его остановил колдун с «Сирокко». Команде Ганна отнюдь не хотелось умирать рядом со своим ублюдком-капитаном.
- Вы же понимаете, что у меня нет полномочий дать вам свободу прямо сейчас, - медленно отозвался ротцельский маг. – Нам нужно время на раздумье.
- Думайте, - пожал я плечами. – Только не очень долго. Если Гранат умрет, вызов будет совершен немедленно.
- Он маринер… Вы понимаете, что теперь он не выживет в любом случае?
- Тогда думайте быстрее, - равнодушно отозвался я. – Если он умрет в вашем городе, здесь не останется камня на камне, могу поклясться.
- Это шантаж.
- Да. А ты ждал чего-то другого?
- Тогда пройдемте с нами. Я доложу городскому совету.
Мне было все равно, где ждать.
Нас повели в город. Впереди шел я под конвоем, по-прежнему сжимая в кулаке флакон. За мной пираты с погибшей «Стрелы» несли своего капитана.
Ганну его маги разъяснили, что вот-вот может произойти в Ротцеле, и он, осыпая проклятиями меня, Граната и горожан, поспешил убраться. Как все предатели, он был трусом.
Мне не было до него дела. Хватало задач поважнее.
Я шел по улицам, которые помнил с детства. Узнавал дома, лавки, сады. Равнодушно отмечал: вот здесь раньше была мясная лавка, а тут на клумбе мальчишки постарше воровали цветы своим веснушчатым пассиям. Ни воспоминания, ни обновленный вид города не трогали меня совершенно. Все чувства, которые тогда оставались во мне, были направлены на того, кого несли за моей спиной его люди. Пирата, мальчишку, хвастуна, морское чудище. Только его жизнь и смерть имели тогда значение. В зависимости от этого Ротцель мог остаться в целости и сохранности или провалиться в бездну.
Гранат жил.
Меня отвели в городскую тюрьму и заперли в одиночной камере. Принесли ужин – на вид весьма пристойный. Каков он был на самом деле, я так и не узнал. В тот момент еда меня не интересовала. Я сел на охапку соломы и задумался, бережно держа в руках смертоносный флакон.
Я был уверен, что нас отпустят. Гарнизонные солдаты наверняка были напуганы. Если бы пошли слухи, горожане сами распахнули бы ворота.
У властей не было выбора. С моей смертью вызов случился бы тотчас же. Магия исчезает вместе с владельцем, вот только в моем флаконе магической была одна прослойка между пером и зельем. И я мог снять ее в любой момент.
Они могли выпустить нас рано или поздно. Вот только с каждой минутой страшная смерть Граната становилась все более близкой. Маринеры не живут больше десяти дней после разрушения корабля… Гранат так любил жизнь, что она не хотела покидать его так быстро. С другой стороны – у многих ли маринеров гибель кораблей была настолько кошмарной?..
Я запретил себе мысли о том, что если бы я не был более настойчив и отказался от предложения Граната, то ничего бы не было. Это были страшные мысли, и если бы я поддался им, то уже ничего бы не смог сделать.
Смешно: мои многолетние планы мести рассыпались, как карточный домик, а я ничего не почувствовал. Ни боли из-за того, что месть не удалась, ни радости, потому что я еще мог стереть Ротцель с лица земли. Когда пытаешься добыть бриллиант, не смотришь на кучу стекляшек рядом. Только теперь я стал понимать, что в моей жизни было по-настоящему ценным, и надеялся, что осознал это не слишком поздно.
Меня вызвали через два часа. Ко мне пришел уже знакомый очкастый маг и предложил пройти с ним к бургомистру. Я поднялся и отправился следом за ним, сжимая в руках флакон, который уже был полностью заляпан отпечатками моих пальцев. Однако перо горело все так же ярко.

[Советник Аламат]

После общения с магом я ожидал увидеть кого-то столь же ученого, подчеркнуто вежливого и изящного. Я ошибся. За столом в комнате, куда мы пришли, сидел крепкий мужчина лет пятидесяти, у которого на лице было написано, что академий он не кончал. Правый глаз у него был закрыт повязкой, под другим обнаружился старый шрам. Его лицо показалось мне смутно знакомым.
- Садись, что ли.
- Благодарю.
Странное дело: рядом с этим грубоватым мужиком мне хотелось вести себя вежливо, в то время как в адрес воспитанного «коллеги» грубости летели почти непроизвольно.
Бургомистр какое-то время изучал мое лицо, и с каждой секундой я чувствовал, как внутри нарастает нетерпение. Пока этот медлительный мужлан рассматривал меня, где-то умирал Гранат, и я физически чувствовал, как течет время и его становится все меньше и меньше.
Когда я уже был на пределе, бургомистр заговорил.
- Ивар мне о тебе рассказал. И о деле, которое ты затеял. Кто ж тебя укусил, что ты столько невинных душ готов погубить?
Кровь бросилась мне в лицо.
- Ваши «души» в свое время погубили немало созданий на самом деле невинных. Например, добрую женщину, которая никогда не отказывала в помощи страждущим, чтобы однажды быть убитой тупой толпой «невинных душ»!
Из-за слов бургомистра я снова почувствовал ярость. Я был почти готов использовать свое зелье, но следующие слова моего собеседника остудили гнев.
- А что ж тогда сразу дрянь свою не применил? Разом бы и покончил со всем.
Я вспомнил Граната. Не такого, каким увидел его в последний раз, а такого, каким он был в нашу первую встречу. Веселый, сильный, нахальный и упрямый.
Больше всего мне хотелось увидеть его таким снова.
- Передумал. Может, хватит философских рассуждений? Не надейтесь, что вам удастся меня переубедить или заставить подождать.
Бургомистр снова смерил меня долгим взглядом и невыносимо медленно ответил.
- Добро. Только склянку свою тут оставь.
Нашел дурака.
- Нет. Иначе кто поручится, что вы не извлечете перо, раз уж у вас тут столько магов наплодилось? А тогда цена моей жизни – пшик.
- А откуда мне знать, что ты свою склянку не грохнешь, когда парня твоего за ворота вынесут? Почему я тебе должен верить?
Я холодно улыбнулся.
- А у вас есть выбор?

Мы уходили на рассвете. Накрапывал противный дождь, руки мерзли, запястья словно кто-то выкручивал и ломал. Везет мне, перемену погоды предсказывать могу…
Гранат жил, и я даже не мог сначала поверить, что это в самом деле так. Но лезвие, поднесенное к его губам, запотело.
Нас наверняка провожали взглядами. Кричать или хотя бы говорить никто не осмеливался, и если закрыть глаза, то можно было решить, что город вымер. Взглядов я не замечал. Мне казалось, что если я перестану смотреть на пирата, то он уже точно умрет, поэтому я не решался.
Бургомистр вышел нас проводить и убедиться, что мы на самом деле покидаем город. Очкастый Ивар был тут же, но хотя бы молчал, за что я даже испытывал к нему нечто вроде признательности.
Я пропускал вперед процессию пиратов со «Стрелы», уносящих своего капитана. Я снова должен был идти последним, но на сей раз не плетясь в хвосте, а прикрывая их отход. В том, что они оказались здесь, была и моя вина, так что мне и стоило их выручать. Я оставлял Ротцель позади, чтобы никогда сюда не возвращаться. Больше мне нечего было здесь делать.
Бургомистр посмотрел на меня, когда я уже стоял в воротах, потом перевел взгляд на носилки с Гранатом.
- Передумал, значит… добро. Мать бы гордилась.
Я вскинулся, словно от удара, снова чувствуя прилив гнева, и тут только вспомнил, где видел его раньше.
«Да вы что ж, ополоумели? Пошто невинных терзаете?!»
Так вот, значит, как. Вот вам и ротцельские маги…

Мы прошли половину пути до леса, когда подал голос один из пиратов.
- Зачем все это? Может… подарить легкую смерть, чтобы не мучился? Не жилец ведь…
Этого я и боялся. Большинство опускало глаза, соглашаясь. Еще немного – и стали бы выбирать, кто способен стать убийцей своего капитана. Не знаю, сумел бы я отстоять жизнь Граната в одиночку, но тут вперед вылез юнга.
- Да вы что! Он ведь живой еще! Он же дышит!.. Он!..
Мальчик явно с трудом сдерживал слезы и, чтобы скрыть их, длинно и заковыристо выругался.
Гранат наверняка сказал бы, что маленьким такого знать не полагается, и велел бы вымыть язык. Шутник он был.
И должен был им остаться.
- Юнга прав, - вмешался я. – Он еще дышит. И, может, еще будет дышать, только, ради святого, донесите его до леса!

У исцеляющего отвара издевательски простой состав и способ приготовления, если иметь под рукой перо феникса. Придорожник, лисий цвет, курник… Гуляла девушка по лесу, набрала букет. Измельчить, залить горячей водой…
Я взял свой флакон с зельем вызова, вынул пробку и прочитал заклинание. Пузырек воздуха дрогнул и медленно пополз вверх к горлышку. Перо двигалось со скоростью больной улитки, еще немного – и я бы просто разбил проклятую склянку. Но вот оно показалось наружу и через миг лежало на моей ладони, маленькое, похожее на язычок пламени.
Я нетерпеливо отбросил флакон – радужное зелье разлилось по траве и стало быстро испаряться. Перо нырнуло в травяной отвар – и мгновенно растворилось в нем, словно и не было. Только золотой цвет, в который окрасилась жидкость, напоминал об его сиянии, свете крошечного пера диковинной птицы.
Я взял фляжку и стал осторожно вливать зелье между сухих почерневших губ.
Пираты стояли вокруг, молча и, кажется, даже не дыша.
- Живи, - попросил я, когда все до последней капли попало в рот Граната. – Живи, чудовище…

Похороны состоялись в тот же день. Я стоял в шлюпке и смотрел, как предают воде тела пиратов, погибших от клинков банды Ганна. Их было четверо. Осталось проводить в последний путь пятого верного товарища, которого никто из команды никогда бы не забыл, я уверен. Человек рядом со мной издал звук, похожий одновременно на рыдание и на кашель, я положил руку ему на плечо и слегка сжал.
Завернутая в мешковину, с привязанным накрепко камнем, на дно уходила доска обшивки с надписью «Стрела». Кто знает, каким чудом ее выбросило на берег, и как она вообще смогла уцелеть, но так уж вышло, что мы нашли ее на берегу рядом со шлюпками. И теперь могли проститься с верным кораблем навсегда.
Видят боги, я не слишком любил этот корабль, а те ужасные минуты, которые пришлось пережить из-за связи «Стрелы» с ее капитаном, я вряд ли смог бы когда-то стереть из своей памяти. Но Гранат жестоко страдал, и я пытался разделить с ним горе, как мог.
Он совсем не изменился внешне. Перо сотворило с ним чудо, собрав его тело заново из того, что от него осталось. Но душа… Я боялся, что Гранат теперь никогда не станет прежним. Мне казалось, что гибель корабля погубила и его самого, что молодому пирату не удастся пережить это потрясение. И уж тем более я не был уверен, что Гранат теперь захочет видеть меня.
Он стоял и смотрел на воду, которая сомкнулась над обломком «Стрелы». Мне хотелось сказать ему что-то, но я не находил слов. Говорить сейчас, что у него еще будет корабль и он не раз выйдет в море, было все равно что утешать вдовца, только схоронившего любимую жену, тем, что он найдет себе невесту помоложе и покрасивее. Поэтому я стоял молча, держа руку на плече пирата.
Наконец, он издал глубокий вздох и обернулся ко мне. И я поразился, потому что, хотя лицо Граната блестело от слез, он улыбался. Еще неуверенно, слабо, но все-таки улыбался.
- Вот и все… проводили. Мертвое – мертвым, живое – живым, правда, Лайт?
И в этот момент я со всей четкостью осознал, что люблю его.

[Советник Аламат]

Эпилог.
- Эй, лекарь, что-то у меня брюхо пучит, спасу нет…
- А нечего жрать всякую дрянь, тем более на ночь – привычно отозвался я, доставая из своего сундучка мешочек с травами. – Держи, добавишь в чай. И щепотку, а не полмешка!
- Спасибо. И не жрать, а есть! – Эйты подмигнул и отправился к своим делам, оставив меня в негодовании.
А вообще-то он прав. Есть, конечно. С пиратами жить – по-морскому выражаться…
Прошло два года с тех пор, когда из-за предательства капитана Ганна погибла «Стрела» и чуть не умер Гранат. Первый год после этого был для нас сложным. Принцип «живое – живым» оказалось не так просто воплотить в жизнь. Мне для этого не хватило пятнадцати лет, и понадобилось увидеть любовника на грани жизни и смерти, чтобы кое-что понять. Такого я бы и врагу не пожелал, не то что близкому. Однако Гранат смог справиться без подобных кошмаров. Он не спился, не впал в тоску, не скатился на дно. Не буду рассказывать, как удалось ему достать новый корабль, и как он пытался с ним ужиться. К счастью, маринеры не всегда управляют кораблем, как собственным телом, поэтому мой пират мог обходиться без своих способностей. И то порой на него нападала мрачность, он пил больше обычного, и я знал, что он тоскует по тому ощущению легкости и свободы, которое давала ему «Стрела». В такие моменты я старался молча быть рядом. На следующее утро Гранат вставал и как ни в чем не бывало шел управляться с новым флейтом дальше.
Команда не покинула его, а я бросил свою лавку, чтобы все-таки стать на корабле капитана Граната лекарем, которого им так не хватало. Иногда мне казалось поразительным, как эти люди обходились без целителя, и подозрительно спрашивал, не скидывала ли команда раньше во время плавания за борт пару-тройку товарищей, погибших от расстройства желудка или страшного чирея на заднице.
Через год Гранат вдруг заявил, что достаточно притерся к кораблю, чтобы обрести с ним связь, и потребовал проведения ритуала. Тогда меня чуть не хватил удар. Повторения того, что произошло под стенами Ротцеля, я не хотел ни за что на свете. Но при этом я понимал, что не имею права на скандал или запрет. Мне пришлось признать, что в жизни Граната помимо меня всегда будут море и корабль, а без этого ему жизнь не в жизнь.
Опять же, не буду утомлять вас подробностями, как было собрано все необходимое для ритуала и как его проводили. Скажу только, что уговаривать старейшину рода маринеров – то еще удовольствие. Однако нам это удалось, а попутно я вдруг оказался принятым в семью на правах «любимой жены» Граната, чем был изрядно возмущен, но было уже поздно.
Капитана Ганна Гранат повесил через полтора года. Я при этом не присутствовал.
Особых проблем с властями у нас не было до сих пор.
Ротцель стоит, где стоял всегда.
- Думаешь? – голос Граната раздался у самого уха, и я невольно вздрогнул.
- Представь себе, у меня есть такая привычка. Мы держим курс на Сенну?
- Да.
- Тогда, может, увидимся с Аделем? Мальчик скучает. Голосовое письмо прислал.
- А я давно говорил, что его просто надо взять к нам на борт и все!
- Нет уж. Пусть учится, ему два года до выпуска. Развращать его пиратским образом жизни не позволю.
- А сам-то развратился, - поддразнил Гранат. – Брось, Лайт.
- Посмотрим.
- Узнает, что такое хорошая ночь. Между прочим, я чувствую, что она будет не сегодня-завтра.
- Кто нажрется рома, того не пущу в каюту.
- Это моя каюта.
- Все равно.
Гранат засмеялся, укусил меня в шею и пошел к штурвалу. Я смотрел ему вслед и улыбался.
Скоро должна наступить хорошая ночь. Это значит, что по волнам полетит без парусов легкий и хищный флейт по имени «Астрел».
В переводе с древнего наречия – «Надежда».

[Аэлирэнн]

Прочла всё залпом, за единый миг.
Это шикарно. Правда.

[Графит]

Ой. Спасибо )

[Аэлирэнн]

Оно всё живое) Да и бетить не особо надо - так, кое-где пару мелочей подправить.

[Графит]

Аэлирэнн
Это главное, если живое )
Мелочи есть наверняка - я, когда захвачен процессом, часто опечатываюсь.

[Karolina Cienkowska]

Замечательная история. Спасибо вам за нее.

[Лорилин]

Графи, это прекрасно. Даже лучше, чем прекрасно.
Блин, я читал это запоем, как в детстве Остров сокровищ и Таинственный остров, правда. Чуть не разрыдался, когда у меня на словах "Похороны состоялись в тот же день" чуть все внутри не оборвалось. Я начиная с середины рассказа почему-то жутко боялся плохого конца, хотя и понимал, что ты то скорей всего все закончишь хорошо.
Они все живые совсем, от описания Граната во время связи со Стрелой у меня аж дух захватило.
Вообще, ты стал так офигенно прозу писать. История про Синди она просто очень хорошая, потому что там Синди и все-все-все и вообще. А это... очень здорово.
Спасибо. You made my night)))

[Rubinox]

^_^ очень... клево) Но лично мне - мало подробностей, мало эмоций. Требуется применить фантазию, чтобы представить, понять - но это прекрасно.) Спасибо) Идея маринеров - живая и совершенно настоящая.) И в любовь верится... *совсем растаял*

Отличное произведение. Спасибо))

[Miyakasi Hoshimi]

"мне напоследок несколько счастливых дней. Благодаря ему мне было что вспомнить напоследок"-повтор
"Да, я мечтал о мести последние пятнадцать лет, но в моем плане не было места пиратам" - мести-места
"Ни один из них не был занят делом, место рулевого было свободно, однако я был готов поклясться, что он сам поворачивался, подчиняясь неведомой силе." - руль, да?

Язык у тебя лёгкий и гладкий, мне нравится.)
Рассказ понравился тоже - хватает всего, и за героев переживаешь, и за них же радуешься.)) Спасибо за такую прелесть!))

[Советник Аламат]

Ну вот, баги, которые я нашел, я исправил.

Karolina Cienkowska
И вам спасибо за комментарий.

Лорилин
Ыыы ) Спасибо. Не скажу, что я пишу вот прямо уж офигенно - я вечно мучаюсь от несовпадения желания рассказать с невозможностью сделать это так, как представилось, но как-то же про них всех надо рассказывать, верно? )

ferngi
Ну, Лайт в принципе не слишком эмоционален ) Но вообще сюда бы и правда стоило бы добавить того-сего, может, когда текст отлежится, я это сделаю.

Miyakasi Hoshimi
Спасибо ))

[Лорилин]

Cindy Black
Ну, так все познается в сравнении) Я вот точно знаю, что и так не смогу, а мне все, что не могу сделать я, кажется офигенным)))
Ну и потом это же ты знаешь как оно тебе представлялось, а читатель видит только то, что ты уже написал и оно видится очень классным.
Но поскольку у тебя получается лучше и лучше, думаю, со временем мук от несовпадения станет меньше))

[Rubinox]

Cindy Black мррр)

[Suboshi.]

Прочитал. Понравилось =) Есть очень классные сюжетные находки, и мир, при общей знакомости раскладов, не вызывает ощущения банальности.

Пара текстовых замечаний:

Хотя и к женским ласкам я когда-то не оставался равнодушен, хотя приходится признать, что с женщинами я такого удовольствия, как с мужчинами, не получал…

Два "хотя" в одной фразе.

хвостом же, коей шипами усажен

"Кой". Местоимение здесь по идее идёт в именительном. А так у тебя получился творительный внезапно женского рода.

[Советник Аламат]

Лорилин
Я уже на это не надеюсь, но буду пробовать и учиться, куда я денусь )

ferngi
=)

Suboshi.
Спасибо! Очень радует, что банальным это не выглядит, хотя на закрученные сюжетные ходы и сложные реалии меня еще не хватает )
За замечания тоже спасибо, исправил.

[Diac@t]

Cindy Black, спасибо за чудесную историю! Ваши герои замечательные, а после прочтения остается такое приятное и теплое чувство, как будто укуталась теплым пледом в холодный зимний вечер.

[Советник Аламат]

Diac@t
спасибо )

[Janusz Cienkowski]

А там правда тридцать страниц? А то оно как-то подозрительно быстро прочиталось...

[Графит]

Janusz Cienkowski, чистая правда

[Janusz Cienkowski]

Хм... значит тогда оно просто клевое.