"Поскольку аз есмь церемониймейстер, мне этот утренник вести, молчи, не спрашивай - куда" (с)
Вместо эпиграфа:
Прослушать или скачать Therion O Fortuna бесплатно на Простоплеер
Аррина обнаружили уже возле столицы, на постоялом дворе...Аррина обнаружили уже возле столицы, на постоялом дворе, где он остановился пообедать и сменить страуса.
Он нещадно гнал птиц через всю страну, от побережья до Белвара, не давая себе передохнуть лишний раз. До сих пор он не вызывал подозрений – его принимали не то за курьера со срочным донесением, не то за получившего отпуск солдата, который торопился домой.
Дворцовые шпили и крыша храма уже виднелись впереди, когда последний страус Аррина закричал, замотал головой и встал, как вкопанный. Аррин ударил его пятками, но птица заорала снова, протяжно, жалобно, как ребенок.
- Чтоб тебе провалиться, - пробормотал Аррин, спешился и повел страуса в поводу в городок, который оставил за поворотом.
Он был уверен, что вскоре будет в Белваре, и пролетел этот городок в клубах пыли, не дав себе труда рассмотреть его. Но даже тогда он не мог не почувствовать резкий запах, от которого свербело в носу и на глазах выступали слезы. Горожане в основном жили выделкой кож – дубили, красили, шили одежду, обувь и книжные переплеты, упряжь и ножны для мечей. Здесь забивали пестрых ящеров, которых специально разводили ради прекрасных шкур, страусов, шедших на перчатки и дамские сумки, коз и свиней. Здесь кожи отмывали, дубили, красили и лакировали, резали и сшивали, мучили всеми способами, чтобы получить в конце изящный кошелек или пару сапог. Когда-то здесь делали и легкие доспехи, любимые воинами прошлого, но с появлением «одаренных» первой волны нужда в броне постепенно угасала и сошла на нет.
От мастерских шла такая вонь, что кружилась голова, да и на постоялом дворе, куда свернул Аррин, воздух был немногим чище. Но зато здесь он сумел раздобыть свежую птицу. Оставив взамен своего загнанного страуса и доплатив, Аррин вдруг почувствовал, что проголодался, и вместо сдачи попросил стакан вина и жаркое.
Вино оказалось с кислинкой, но жажду утоляло, а жаркое и вовсе было отменным, и Аррин набросился на еду с прожорливостью молодого человека, который скакал несколько часов подряд.
Тогда его и нашли.
- Офицер Аррин?
Аррин так и не узнал никогда, как его обнаружили. Донес добродушный трактирщик, у которого хорошо кормили, но подавали скверное вино? Прохожий, видевший, как он вел страуса через город? Или судьба решила подшутить над ним, и два Мороговых брата просто зашли выпить в жару по кружке пива и наткнулись на него?
Вернее, не два брата, а брат и сестра.
- Да, это я, - сказал он, глядя в темные чуть раскосые глаза, блеск которых не скрывал даже глубокий капюшон. Жрица была невысока, но хорошо сложена, хотя и куталась в просторный балахон. С некоторых пор Аррин ничего не имел против балахонов.
- Вы должны явиться в Белвар и дать объяснения, - заявила она. – Мы сопроводим вас к брату Халлату.
Аррин пожал плечами.
- Это я и собирался сделать. То есть, объясниться. Только не перед каким-то братом, а перед генералом.
- Вы многого не знаете, офицер, - мягко сказала жрица. – Идемте же.
- Не так быстро, - Аррин откинулся на спинку стула и скрестил руки на груди. – Сначала я собираюсь пообедать.
- Без разговоров, - прорычал второй жрец, выше своей спутницы на голову, с плечами молотобойца. Аррин усмехнулся.
- Иначе что? Попробуете меня задержать?
В его глазах вспыхнул огонек, который был хорошо знаком отпетым задирам в школе войны. Обычно после того, как он загорался, не проходило и минуты, как начиналась драка, в которой разбивались носы, стаканы, стулья и чья-то уверенность в себе.
- Это важно для вас, офицер, - жрица положила руку на рукав Морогова брата. Аррин заметил, что от этого прикосновения высокий сильный мужчина замер и проглотил слова, которые уже собирался сказать. Не нужно было быть пророком, чтобы понять, кто из этой пары принимал решения. – Чем раньше мы попадем в Белвар, тем лучше.
- Если вы так торопитесь в Белвар, можете ехать без меня, - отрезал Аррин, но смягчил свои слова улыбкой. – Проклятье, сестра, я хочу доесть обед, за который заплатил, пока мне седлают страуса. Потом я все равно отправлюсь в столицу. Я, гори оно все, не преступник, мне нечего скрывать. Я сам собираюсь покончить с этим делом как можно быстрее.
Жрица помолчала, поджав четко очерченные губы, ее спутник гневно раздувал ноздри, но тоже не произносил ни слова. Оба они знали, на что способен боевой офицер, оба видели искрившийся взгляд Аррина и его улыбку, и понимали, что забрать его силой будет непросто.
- Вы обещаете, что не скроетесь, если поедете со свободными руками? – спросила, наконец, Морогова сестра.
Кровь бросилась Аррину в лицо.
- Я же сказал, что невиновен! Мне незачем бежать, и провалиться мне, если я дам связать себе руки, как какому-то вору!
- Вы даете слово сразу отправиться с нами в храм? – настойчиво переспросила жрица.
- Даю слово.
Она улыбнулась.
- Я верю вам, офицер Аррин. Мы с братом Беботом подождем вас.
Жрецы отошли и сели за соседний стол. Аррин заметил, что за ним могло поместиться шесть человек, но никто не составил компанию Мороговым братьям. И трактирщик, который, хоть и был добродушен, но наверняка не привечал в своем заведении людей, которые ничего не заказывали, ни словом не обмолвился о том, что без денег у него делать нечего.
Аррин доел жаркое и поднялся.
- Хозяин, прикажи вывести мою птицу! Мне пора.
Он вышел на двор, жрецы тенями скользили за ним. После полумрака трактира свет бил по глазам, и Аррин сощурился. Он не до конца притерпелся к запаху от мастерских, но зато солнце светило ярко, на небе не было ни облачка, и мир вокруг играл яркими красками. И когда он вспоминал впоследствии этот день, он видел смесь красок: желтый цвет песка, которым посыпали двор, зелень растущей во дворе липы, угольно-черные перья страуса, которого ему подвели. Аррин вскочил в седло и обернулся – жрецы были готовы следовать за ним верхом. Он дал шпоры страусу и выехал за ворота.
Аррин погнал птицу во весь опор – ему не терпелось снять с себя позорные подозрения. Он несся под белым харратским солнцем, запах степного разнотравья щекотал ноздри, ноги страуса были в пыли и пыльце. Тяжелая черная коса Аррина хлопала его между лопатками, словно подгоняла: в Бел-вар, в Бел-вар! Сзади глухо били по тракту жилистые ноги жреческих страусов.
Жрецы догнали его уже у ворот, и в город они въехали втроем: Аррин посередине, его спутники – по бокам. На первый взгляд город мало изменился, все так же щетинился шпилями дворец, все так же торговали на улицах мясом с жаровни, фруктами и льдом, шатались освобожденные от службы солдаты, бегали посыльные, проезжали запряженные ящерами экипажи…
Аррин не сразу понял, что не так: нищие. Раньше они клянчили подаяние у любого прохожего, а у офицеров – с удвоенным усердием, монетка от «одаренного» считалась счастливой. Теперь же никто не спешил к его страусу, не заводил извечные песни о сгоревшем доме и больных детях. Напротив, завидев троицу всадников, нищие глубже надвигали на глаза капюшоны и уходили в тень, растворялись в переулках, словно и не было никого.
Но не только попрошайки избегали встречи с ними. Один из знакомых Аррина, с которым они не раз сталкивались в «Сломанных рогах», при виде старого приятеля вздрогнул и перешел на другую сторону улицы.
- Эй, Дарри! – весело окликнул его Аррин. – Где рог потерял? Да ты что же, не узнаешь меня?
Но Дарри прикрыл ладонью обломок рога и отвернулся, вдруг очень заинтересовавшись свистульками, которыми торговали рядом. Хорошие свистульки, в виде птиц, в виде ящериц и жуков, что бы и не посмотреть старому солдату…
Аррин нахмурился и обернулся на своих спутников. Лица у обоих были непроницаемы.
- Поторопимся, офицер, - сказала жрица. – Мы потеряем время, если вы будете его тратить на разговоры со старыми друзьями.
Аррин закусил губу и ударил страуса пятками.
То ли он забыл, что храм Морога настолько велик, то ли не присматривался к нему раньше – Аррин посещал службы вместе с другими учениками школы, но ему было не до архитектурных красот. В те времена его куда больше волновал предстоящий обед и глаза какой-нибудь хорошенькой девицы из целительского корпуса. Сейчас же, когда Аррин зашел под высокие своды, у него осталось неприятное чувство, словно само здание пыталось придавить его к земле. Он тряхнул головой, избавляясь от этой несуразной мысли, и последовал за жрицей за неприметную дверь, которая вела в закрытую для прихожан часть храма.
Свет ударил его по глазам, когда он оказался в башне после подъема по винтовой лестнице, и Аррин поднял руку, чтобы прикрыть лицо. Солнце покрыло золотом его стройную фигуру в старой рубашке и штанах – он так торопился, что не взял на себя труд купить новые вещи, - вспыхнуло огнем в оголовье меча, украшенного гранатом.
- Так-так, - раздался звучный голос из угла комнаты. – Офицер Аррин прибыл к стопам Морога.
Брат Халлат напомнил Аррину вытащенную из панциря черепаху. Ему бросились в глаза сухие руки в пятнах и желтая морщинистая шея, не прикрытая алой мантией.
- Садитесь, офицер, - предложил Халлат. – Вы проделали долгий путь и наверняка устали.
- Я бы проехал вдвое больше, чтобы быстрее разделаться с клеветниками, - Аррин сел в кресло и вытянул ноги.
- Клеветниками? – мягко улыбнулся Халлат. – Что ж, если так, то мы и в самом деле быстро покончим с этим. Вы ведь знаете, в чем обвиняетесь?
Аррин развел руками.
- Честно говоря, нет. Знаю, что кто-то посмел обвинить меня в предательстве, и я бы с удовольствием выдернул этот длинный лживый язык.
- Насилие – не лучший способ доказать свою правоту, - заметил Халлат и взял со стола тонкостенную глиняную чашку. – Не хотите травяного отвара? Как угодно. Я бы не стал бросаться громкими словами, но ваше долгое отсутствие показалось странным. Вы не вернулись к своим людям, офицер, почему?
- А почему об этом меня спрашиваете вы? – удивился Аррин. – Я бы понял, если бы генерал Байхрат или командующий Дахрат задали такой вопрос. Я решил, что вам кто-то донес, что я отрекся от Морога или что-то вроде того и потому предал. Где я был и что делал, я расскажу командованию. Да хоть военному суду, но не вам.
Халлат поморщился, но тут же пояснил:
- Что-то отвар загорчил. Офицер, давайте не будем зря тратить время, ваше и мое. Кто служит в армии – служит Морогу, кто предает товарищей – предает бога. Мы, его скромные слуги, всеми силами отстаиваем справедливость наравне с солдатами и судьями. Многое изменилось за время вашей самовольной отлучки.
- Это не было самовольной отлучкой, - отрезал Аррин. – И я готов отправиться в штаб к генералу и обо всем доложить ему. Я не разрушал алтарей, не осквернял храмов и не убивал жрецов, чтобы меня судили вы. И самому Морогу я бы сказал, что невиновен!
- Не горячитесь, офицер, - Халлат поставил чашку на место, встал и приблизился к креслу Аррина. – Вы так бурно протестуете, что можно подумать, будто вам есть, что скрывать.
- Просто я знаю, перед кем должен отчитываться, - отчеканил Аррин и тоже поднялся на ноги. – Может, скажете еще встать посреди главной площади и проорать свой доклад? Если меня будут судить, то пусть судят мои командиры, а не жрецы, лавочники и нищие!
Сухие тонкие пальцы сомкнулись вокруг его запястий.
Это было как удар под дых, – Аррин согнулся пополам и хватил ртом воздух. По груди растекся холод, словно под рубашку высыпали горсть снега, в ушах зазвенело, ноги подкосились. Аррин попытался дернуться, но он стал слабее птенца, тело отказывалось повиноваться, а ледяные обручи сдавливали запястья, не пускали. Он поднял глаза и наткнулся на спокойный и доброжелательный взгляд брата Халлата.
- Не нужно горячиться, офицер, - сказал жрец. – Может, наша скромная братия ничем не лучше нищих, но Морог дал нам силу усмирять неразумных. Сядьте и сделаем вид, что наша беседа только началась. Итак, еще раз: где вы были?
Аррин повалился в кресло, ударился бедром о подлокотник. Тело мелко и противно дрожало, выступила испарина, лихорадило, как будто он подхватил одну из болотных болезней. Все внутренности, казалось, смерзлись, очень хотелось к костру, в горячую ванну, к печи – куда угодно, чтобы согреться! Руки тоже тряслись и были слабыми, отвратительно слабыми. Словно он пережил еще одну схватку с големом и оказался опять среди топей, без огня, измотанный, только на сей раз рядом не было Литы.
- Я жду, офицер Аррин, - напомнил Халлат.
В голове гудело, в ней завелся вредный дух, который без устали бил в рынду. Наконец, там обнаружились знакомые звуки, которые кое-как сложились в нужные слова.
- Да пошел ты…
Рывком, из последних сил Аррин поднялся на ноги, опустив руку на рукоять меча. С силой или без, но он был при оружии, а оружие его никогда не подводило. На лице Халлата мелькнула тень изумления, и Аррин торжествующе оскалился: не ждал?!
Что-то тупое ударило его в затылок, и Аррин повалился на пол без сознания.
- Спасибо, брат Майхей, - сказал Халлат дрогнувшим голосом, но откашлялся и продолжил уже без запинки. – Наш юный друг оказался чересчур упрям – тем хуже для него. Он желает суда. Что ж, он получит свой суд… Пусть братья отнесут его на нижний уровень. Там у него будет время прийти в себя и подумать.
***
Лита охнула и проснулась.
Ее разморило на жаре, пока она возилась с пахучими травами в огороде. Да так, что она еле успела дойти до дома, а там повалилась на лежанку и упала в сон, как в воду.
Лите снился Аррин. Сквозь туманную дымку она видела, как он куда-то ехал на одной из тех птиц, которых в Харрадоне выращивали под седло, разговаривал с людьми в красных мантиях – что-то неприятное было связано с этими мантиями, но Лита не могла вспомнить, что, - потом беседовал с каким-то стариком… А потом ему стало плохо. Лита почувствовала это так же верно, как если бы оказалась в его теле. И она ни за что бы не согласилась повторить это еще раз. На миг ей почудилось, что кровь застыла у нее в жилах, и руки стали ломкими, как ветки. А потом все закончилось, и она вырвалась из сна.
Вокруг стояла ленивая домашняя тишина. За окном по-прежнему висела жара, яркий свет из окна слепил. Там, в ее сне, тоже было много света, но при этом Лите казалось, что она побывала в какой-то черной душной яме, на дне которой водились змеи и пауки. Она с силой провела ладонью по лицу, прогоняя дрему. Но гадкое чувство никуда не пропало.
Как всякий настоящий маг, Лита не доверяла предчувствиям. Когда она опрокидывала соль, то не плевала через плечо, а ругалась. Но сон, который она только что покинула, слишком походил на правду. И если вещие сны она считала ерундой, то остатки разорванной связи могли быть суровой реальностью. Лита не могла поручиться за то, что на самом деле видела Аррина. Но шансы были велики.
«Говорили дураку – не лезь к людоеду в пасть!» - скрипнула зубами Лита и поднялась со своей лежанки, застеленной лоскутным одеялом. В полумраке комнаты за пределами светлого прямоугольника от окна она все еще мерзла и поэтому поспешила выйти на двор. Солнце ударило по глазам, Лита прищурилась и поднесла ладонь ко лбу. На грядке Минна обхаживала пузатую тыкву. Лите вдруг захотелось поделиться своими страхами, выговориться, но она тут же одернула себя. Чего бы она добилась своим рассказом? Минна бы разохалась, стала переживать за сына, у нее бы немедля заболело сердце, и уже ее саму надо было бы утешать. А в итоге Лита бы еще и осталась виноватой. Если бы ее видение оказалось правдой, сказали бы: накликала. Если нет – напугала. Да и сама напугалась…
Минна почувствовала ее взгляд и выпрямилась.
- Проснулась? Надо из починки сапоги забрать.
С первого же дня мать Аррина стала гонять Литу по делам: подай, принеси, сбегай. Лита разозлилась было, но быстро остыла, поняв, что лучше не ссориться с единственным человеком, который согласился принять ее под крышу в чужой стране. Да и придуманная ими легенда требовала придержать гордыню.
- Скажем, что ты двоюродная сестра Эррина, - перед именем пасынка Минна всегда делала паузу, в которую могло поместиться слово «проклятый», - из лесу сбежала, когда война началась. Лицо у тебя больно нездешнее, а в лесу светленьких много.
Лита не обольщалась: ее Минна любила не больше, чем неизвестного «кузена». Что ж, мать можно было понять: ее сын притащил девицу старше себя, тощую, облезлую, да еще и колдунью, сказал, что хочет на ней жениться… ух! Минна наверняка мечтала не о такой невестке. Но при этом, с удивлением поняла Лита, уже считала ее частью семьи, а свадьбу – делом решенным.
- Ты побыстрее руками-то шевели, - прикрикнула Минна однажды, - чего грязь размазывать!
Лита не выдержала. Выпрямилась, бросила тряпку под ноги, сложила из пальцев сложную фигуру и пробормотала формулу. По тряпке пробежала дрожь, отчего она стала похожа на встряхивающегося зверя, а потом этот зверь растопырил углы-лапки и заскользил по полу уже без помощи. Минна, поджав губы, глядела, как тряпка собирает пыль в углах.
- Ничего, - сделала она неожиданный вывод, - дети пойдут – бросишь свои штучки.
- Да какие дети? – скрестила руки на груди Лита. – Я никаких детей пока заводить и не думаю. С чего вообще вы взяли, что я выйду за вашего сына? Я ему ничего не обещала.
Минна вдруг улыбнулась, еле заметные морщинки разбежались от уголков молодых глаз.
- Зато он обещал, а он упрямый. Весь в отца.
«Силы, лучше бы у этой женщины было меньше упорства, но больше разума», - раздраженно подумала тогда Лита.
Однако сейчас, после дурного сна она не имела ничего против прогулки. Свежий ветер с моря помог бы ей взбодриться, а лишний раз приглядеться к жизни поселка не мешало.
- Дойдешь до главной улицы, - наставляла ее Минна, - там за лавкой корзинщика свернешь направо, потом налево, потом пройдешь мимо кузницы, а там уже увидишь сапожникову лавку.
Лита кивнула, проверила кошелек и вышла за ворота.
В первый же день она узнала, что Гелленгау, как назывался поселок, сильно разросся, но не походил на обычные города, которые обычно выстраивались кругами с ратушей и храмом в центре, а вытянулся вдоль побережья, походя по форме на серп или месяц.
Ей, привыкшей считать окраины местом, где селилась беднота или пришлые, было странно узнать, что дом семьи Аррина, который был построен почти на берегу, стоил бы куда дороже, чем тот, который находился где-нибудь ближе к центру. Дома у моря назывались «первой линией», и говорили, что первые поселенцы здесь заняли землю у берега, чтобы без помех строить и спускать на воду свои корабли.
На кораблях местные были помешаны. Те из молодых жителей поселка, которые еще не нанялись в команду какого-нибудь флейта или каракки, собирались это сделать в ближайшем будущем. Те же, кому судьба была оставаться на суше и плести сети, шить одежду или готовить снаряжение, хвастались между собой, на какие суда отправляют свои товары. «Здесь покупают канаты для «Разящего» - кричала надпись с одной из вывесок. «Паруса, как у «Жемчужины», - пестрело напротив. Капитаны же и вовсе считались кем-то вроде богов, причем каждый капитан был непременно владельцем своего судна. В Альве бывало так, что корабль принадлежал купцу, который нанимал команду и капитана, чтобы перевозить товары, а сам оставался на берегу считать барыши.
Когда Лита упомянула об этом, Минна брезгливо поморщилась:
- И чего только не придумают. Высокая волна! Наемные капитаны! Ну да, не всем дано искусство…
И еще одну странность заметила Лита. Все эти молодые смельчаки, которые рвались в море, мечтали стать моряками, надеялись подняться до рулевого, до штурмана, до старшего помощника, но никогда – до капитана. Лита застала немало разговоров (нужно было напрочь оглохнуть, чтобы не слышать их), но никогда никто не говорил: «Когда я стану капитаном…»
Однажды молодой моряк с корабля, который чинился в доках, пока команда бездельничала на берегу, помог Лите донести корзину с покупками. Правда, завидев, к какому дому они пришли, помрачнел и сбежал, едва они достигли ворот.
Лита не удивилась бы, если бы Минна была недовольна ее поведением больше обычного, но та, развешивающая белье на просушку, только заметила:
- А, молодой Теин. Хороший парень, если головы не потеряет, может, до старшего помощника дорастет.
- А почему не до капитана? – не выдержала Лита, которой эта похвала показалась сомнительной.
- Не дано, - Минна пожала плечами. Она говорила так, как сказали бы, что одноногому никогда не стать скороходом, а ящерице не полететь. – Не родился он капитаном.
- А Аррин, значит, родился? – уточнила Лита, которая не понимала, где проходит граница между рожденными для капитанства и всеми остальными.
- Аррин – да, - как всегда, когда она говорила о сыне, Минна легко улыбнулась. – Он прирожденный капитан.
Иногда Лита шла по переплетениям улочек, чтобы лучше узнать поселок, но сегодня она, наоборот, спустилась ближе к береговой полосе и пошла по песку, глядя на море. Свежий ветер легким облаком поднял ее светлые волосы и остудил разгоревшиеся щеки. Солнце закрывали набежавшие курчавые облака, и, как их отражения, на стальных волнах плясали барашки. Пятнистый краб на вид неуклюже, но быстро, закапывался в песок, Лита обошла его по дуге. По мокрому песку идти было проще, поэтому она перешла со светлой полосы на коричневую, влажную, которую море облизывало холодным языком.
Вдалеке на волнах покачивались рыбачьи лодки, еще дальше пересекало водную гладь мощное черное судно с расправленными парусами, а у пристани ждали отплытия несколько кораблей. Лита нашла глазами арринову «Крылатую». Для нее все суда были на одно лицо, однако корабль Аррина она отличала по парусам – они были красного цвета и пламенели среди белых и серых парусов других кораблей на фоне светлого неба. Так, пожалуй, сам Аррин сразу привлекал к себе внимание даже в толпе. Лита понимала, что эти красные паруса были ужасно непрактичны и обошлись в куда большую сумму, чем обычные… но даже ей, далекой от моря и кораблестроения, «Крылатая» казалась красивой. Лита вспомнила слова Аррина: «Я маринер», - это звучало гордо, как высокий титул или награда. Нет сомнения, он нежно любил свой корабль и родные места. Как он глядел на море, тогда, у Альва…
Деревянная статуя женщины на носу корабля смотрела на Литу надменно, как знатная дама на служанку, за которой решил приволокнуться муж дамы. В Гелленгау о кораблях говорили, как о живых, так что Лита не удивилась бы, если бы «Крылатая» ревновала к ней Аррина.
- Что за мысли лезут в голову, - пробормотала она и ускорила шаг.
«Он вернулся бы на свой корабль, если бы оказался в опасности», - подумала она, но тут же покачала головой: нет, не обязательно. Аррин сам говорил, что в прошлый раз решился на этот шаг от отчаяния. Ему повезло тогда, а в следующий раз все могло обернуться иначе…
«Только бы ему повезло», - Лита поежилась под порывом ветра и свернула от берега в сторону главной улицы. «Крылатая» смотрела ей вслед деревянными глазами статуи.
Улица, которую все звали просто Главной, ближе к середине раздавалась, как река, образуя площадь, а дальше снова сужалась. На площади находился рынок, где торговали рыбой, сыром, который все равно пах той же рыбой, крабами, зеленью с огородов и – меньше – мясом и птицей. Раньше здесь размещались еще и заезжие купцы, которые добирались до Харрадона морем, а потом везли свои товары на юг, но с началом войны торговля замерла, площадь опустела, и рынок стал тенью своего прошлого великолепия. Чтобы дойти до лавки корзинщика, Лите нужно было пересечь площадь, и она, подобрав полы платья Минны времен ее девичества, двинулась вперед, мимо рыбных рядов, рядом с которыми крутились жирные чайки и пронзительно требовали: дай-дай-дай! Чаек нещадно гоняли.
Между лопатками зазудело, будто там пировал болотный комар. Лита обернулась и наткнулась на пронзительный взгляд человека в алой мантии. «Жрец», - вспомнила она. От жрецов ее предостерегала Минна, и с людьми в таких же красных мантиях разговаривал Аррин в ее нехорошем сне. Правда, в храм ей все-таки пришлось ходить, отстаивать там положенное время, но в храме она была не одна, и там никто не смотрел на нее так пристально, так подозрительно… «Мне нечего бояться, - мысленно приказала она себе. – Я двоюродная сестра Эррина. Сбежала к родне, когда началась война во славу великого Морога». Она равнодушно отвернулась и пошла дальше, но сердце у нее колотилось, как у испуганного зайца.
Но Лите не судьба была забрать на этот раз сапоги из починки. На площадь вылетел босоногий мальчишка лет десяти, размахивающий во все стороны деревянным ножом.
- «Разящий» возвращается! – вопил он. – Горвин возвращается!
Лита уже слышала это имя, и не раз. Иногда на рынке, иногда в лавках или на улицах, но чаще всего – от Минны. «Вот вернется Горвин», - эта песня уже успела прискучить. Теперь ей настало время прекратиться, потому что Горвин, отец Аррина, старейшина маринеров, возвращался домой. Лита подобрала подол повыше и вместе с другими любопытствующими поспешила на берег, встречать.
Оказалось, что «Разящим» был тот самый черный корабль, который она видела, когда шла на рынок. Он был еще далеко по ее меркам – но, как оказалось, достаточно близко, чтобы даже мальчишка смог узнать его и разнести новость по всему поселку. Собралась толпа, Лите показалось, что на причал высыпала половина Гелленгау. Однако Минна не пришла, хотя до нее радостные вести не могли не долететь. «Должно быть, хлопочет у плиты», - решила Лита.
Черный корабль приближался. Из-за того, что он был развернут носом к причалу, его движение не было заметно, просто он с каждой минутой становился больше. Только теперь Лита поняла, что он на самом деле очень велик. Уже можно было заметить матросов на палубе, те из них, которые не собирали паруса и не готовились отдать якорь, махали толпе на пристани. На носу стоял высокий черноволосый мужчина. Хотя его плечи обтягивала только рубашка из белого полотна, он, казалось, не замечал ни свежего ветра, ни брызг. Это – Лита сглотнула – мог быть только Горвин.
«Разящий» подошел к причалу и остановился, он походил на огромного черного зверя. С него сбросили канаты, которые несколько человек на берегу тут же закрепили на столбах. Носовая фигура – женщина в крылатом шлеме и с грудью в перьях – совиными глазами смотрела на толпу сверху вниз. Крики приветствия стали громче.
- Эгей, Горвин! Далеко ли дошел?
- Что, набил брюхо «Разящий»?
- Хороша ли добыча? Или ты всю по дороге вместе с плащом растерял?
«Если бы нашего правителя или архимага так встречали, я бы сказала, что в стране творится что-то неладное», - подумала Лита. – «А здесь, кажется, это в порядке вещей. Вон, скалятся…»
Матросы и правда широко улыбались и перебрасывались с людьми на берегу шуточками, иногда солеными, как сам океан. С борта спустили трап, и легкой пружинящей походкой по нему на причал спустился капитан.
Когда Горвин оказался ближе, Лита увидела, каким Аррину суждено было стать в будущем. Капитану «Разящего» было уже около пятидесяти лет, но в нем нельзя было заметить никаких признаков дряхлости. Это был рослый, грузный, но не толстый мужчина с копной черных волос, выдубленной солнцем и ветром кожей и пронзительными темными глазами. Он держался с властностью человека, привыкшего отдавать приказы. Толпа расступалась перед ним и тут же смыкалась за его спиной, а он шел, размахивая руками, немного неуклюже, как человек, который привык к морской качке, но забыл, как ходить по суше. Кто-то среди встречающих бросил шутку, Горвин потрепал его по плечу, ухмыльнулся, показал белые, отлично сохранившиеся зубы. «В этой семейке будут зубоскалить до смерти», - подумала Лита и вдруг почувствовала, как запершило в носу и заслезились глаза. «Это ветер», - немедленно сказала она себе. – «Холодный ветер с моря. Лучше уйти, пока он меня не доконал».
И она развернулась и решительно стала проталкиваться через толпу обратно к Главной улице. Ей вовсе не хотелось быть свидетельницей встречи Горвина с женой, поэтому в их дом лучше было пока не возвращаться. И надо было уже забрать эти проклятые сапоги.
Когда она вернулась, во всех окнах горел свет, и сердце Литы невольно дрогнуло, когда она шла по белеющей в сумерках дорожке к дому. Тепло и запахи еды окутали ее, стоило только переступить порог, и у Литы заурчало в животе – она ничего не ела с полудня.
- Пришла? – Минна выглянула из кухни, раскрасневшаяся от жара плиты. Она убрала волосы – вплела цветные ленты и уложила тяжелые черные пряди вокруг головы, а не увязала в обычный узел. – Проходи, проходи скорее. Ах, да поставь ты сапоги эти, что ты вцепилась в них. Горвин и мальчики уже за столом.
«Мальчики?» - едва не переспросила Лита. На какой-то краткий миг она поверила, что Аррин и неизвестный ей Эррин вернулись домой с отцом, и ее видение – всего лишь сон, плод расстроенных нервов и дневной жары. Она разулась, быстрыми движениями поправила великоватое ей платье и прошла в комнату.
Во главе стола, конечно, сидел Горвин, сменивший белую, просоленную морем рубаху на алую, и из-за этого еще больше похожий на сына. Рядом с ним посуда и приборы казались игрушечными. По левую руку от него сидели двое мужчин, но – Лита подавила вздох, - Аррина среди них не было. Судя по всему, это были моряки из команды «Разящего». Они сняли свои куртки и платки, которыми повязывали головы, но их загорелые лица, мозолистые от обхождения со снастями руки, а у того, что был постарше, ровесником капитана, еще и рисунок в виде якоря на левом предплечье, говорили сами за себя.
Горвин поднял голову от тарелки и встретился с Литой взглядом. Она невольно подобралась и подняла подбородок. Темные глаза внимательно изучили ее, от макушки до ступней. Лита не отводила взгляда, в свою очередь изучая старейшину. Ей показалось, что он изменился за то короткое время, которое прошло с прибытия «Разящего». Какое-то темное облачко опустилось на него, морщина пересекала смуглый лоб. «Он знает, - поняла Лита. – Знает, что его сын вернулся… и все остальное».
Вдруг Горвин улыбнулся и сразу скинул лет десять, и сердце Литы снова екнуло.
- Вот и ты, - сказал он просто, - садись, в ногах правды нет.
Лита не замедлила воспользоваться приглашением и устроилась на краешке скамьи напротив мужчин. Они оказались старшим помощником Горвина и корабельным врачом. Горвин представил им Литу – просто по имени. Минна принесла блюдо с жареной рыбой, Горвин поднялся и помог ей поставить ношу на стол. Запах от блюда шел такой, что живот Литы снова заурчал, и она могла только надеяться, что не очень громко.
Горвин налил в стаканы вина из глиняного кувшина с причудливым узором в виде полос и завитков, похожих на раковины улиток.
- Третий тост обычно пьют за удачу, которая позволяет моряку вернуться на берег, домой. Не будем отступать от традиций. Но я хочу немного добавить к этому тосту. Как я узнал только сегодня, мой сын Аррин вернулся домой – и сразу уехал в столицу, чтобы очистить свое доброе имя. Пусть же на его пути не будет мелей и штормов, чтобы он тоже удачно вернулся домой!
- Эла! Удачи! – подхватили моряки.
Лита отхлебнула сладкого вина. Оно оказалось еще и крепким – тут же ударило в голову, не стоило пить на голодный желудок. Она поспешно потянулась за рыбой – еще не хватало опьянеть в такой компании.
Она надеялась, что Горвин и остальные начнут говорить о своем походе и все позабудут о ней, но этой надежде не суждено было сбыться. Отец оказался ничуть не менее любопытным, чем младший сын.
- Значит, ты сумела так очаровать Аррина, что этот шалопай все-таки решил жениться, - с блеском в глазах сказал Горвин, а Лите захотелось провалиться под пол. – Ну-ну, нечего стесняться, все мы здесь все равно что одна семья. Раз судьба тебе жить у моря, привыкай.
- Слишком много того, к чему нужно привыкнуть, - криво улыбнулась Лита, а про себя добавила: и в первую очередь – к тому, что тебя вдруг сочли чьей-то невестой.
Горвин серьезно кивнул… а потом вдруг незаметно подмигнул ей. Лита еле удержалась от того, чтобы протереть глаза – не померещилось ли.
Рыба оказалась вкусной, моллюски – тоже, и Лита сосредоточилась на содержимом тарелки. К тому же разговор все-таки перешел на морские темы, и она даже не пыталась разобраться во всех этих кабельтовах, реях, шпангоутах и вантах. Лекарь тоже почти не открывал рта, а вот Минна, к удивлению Литы, неплохо разбиралась в корабельном устройстве и поддерживала беседу.
- Вы, должно быть, еще не привыкли жить у моря, - обратился к Лите врач, который сам, должно быть, «плавал» в морской терминологии и предпочел беседу на житейские темы. – Наверное, вам трудно освоиться здесь?
Лита чуть не ответила, что жизнь возле моря в Альве мало чем отличается, но вовремя вспомнила, что она двоюродная сестра из Альдалира.
- Я стараюсь, - уклончиво сказала она.
- У вас на родине все совсем другое? – не унимался ее собеседник.
- Да, - ответила Лита, не кривя душой. – Многое отличается. Сами дома, порядки…
- Говорят, что в Альдалире службы проводят чуть ли не каждый час, это правда? – спросил врач, и в глазах у него мелькнул насмешливый огонек. В Лите, которая в глаза не видела Альдалира, стало обидно за мнимую родину, и в ней взыграл дух противоречия.
- У нас хотя бы жрецы не могут просто так обвинять и допрашивать людей, - резче, чем следовало, сказала она.
Над столом повисла тишина, такая густая, что ее можно было черпать ложкой вместо жаркого. Разговор о крепости канатов оборвался, и все взгляды были теперь устремлены на Литу, и она невольно сложила руки на груди в защитном жесте.
- Что-то не так?
- С тобой говорили жрецы? – нахмурился Горвин. – О чем-то спрашивали тебя? Об Аррине? Или Эррине?
- Нет, - покачала головой Лита, и над столом пролетел дружный вздох облегчения. – Не говорили. Но я столкнулась сегодня со жрецом на рыночной площади. Мне показалось, что он следил за мной. Может, он и заговорил бы, но тут все побежали встречать «Разящий»… и мы с ним разошлись.
Она почти надеялась, что ее внезапный испуг перед человеком в красной мантии осмеют, спишут на мнительность или непривычку, но все остались серьезны, и это настораживало еще больше.
- Вы, как всегда, успели вовремя, капитан, - невесело усмехнулся старший помощник, которого звали Уинн.
- И все же немного опоздал, - вздохнул Горвин, и Лита поняла, что он говорит об Аррине. – Лита, ты не должна показываться жрецам на глаза. Не ходи на площадь, тем более, рядом с храмом. Она не должна ходить на рынок, слышишь, Минна?
- А если она перестанет ходить на службы, жрецы не решат, что мы укрываем отступницу? – возразила его жена.
- Пока больной скажется, - стукнул ладонью по столу Горвин. – Вон, Орген засвидетельствует, что ее осматривал и лечение назначил. А там посмотрим. Здесь им не Белвар.
Орген кивнул, но неохотно, словно каждое слово лжи жрецу должно было обжигать ему язык.
- Еще один отступник? – Лите вовсе не было смешно, но губы сами складывались в улыбку, впрочем, довольно бледную. – В компанию к жениху и кузену? Меня притащат в высокую башню, станут допрашивать, а потом вытянут жизнь?
Взгляд Горвина приковал ее к стулу и заставил замолчать, столько силы было в нем. Когда Аррин злился, Лите казалось, что в его глазах мечутся отблески пламени. Но в глазах его отца было ночное море, недовольное, темное, тяжело перекатывающее гладкие волны, способные поглотить любого смельчака. Но голос Горвина оставался спокойным, когда он заговорил.
- Что еще ты знаешь? Откуда?
Лита сглотнула. Под этим взглядом она почувствовала себя так, словно снова цеплялась за сучковатое бревно посреди моря и темная вода уже почти смыкалась над ее головой. Только в этот раз рядом не было Аррина, который поддержал бы ее и посмеялся бы над ее испугом: «Не трусь, свои!»
«Хватит, - разозлилась она, - ты не сопливая девчонка, не нищая цветочница, которую подобрали на улице и облагодетельствовали. Ты ученая, ты деокадийский маг, будь любезна вести себя соответственно!»
- Я ничего не знаю, кроме того что мне рассказали, - холодно сказала Лита, не опуская глаз. – Знаю, что у жрецов Морога в последнее время появились новые права. И что мне лучше с ними не сталкиваться в одиночестве. Ах да, и что так называемые Мороговы братья ходят в красных мантиях.
- Тогда откуда ты знаешь о храмовых башнях? – Горвин сверлил ее взглядом. – И о том, что Мороговы братья могут отнимать у «одаренных» силу?
Лита помедлила миг и решила, что ничего страшного в признании нет. Самое большее, ее сочли бы дурочкой, а на вражеской территории лучше прослыть человеком небольшого ума – тем проще потом обвести местных умников вокруг пальца.
- Мне снился сон. Я видела Аррина, который разговаривал с людьми в красных мантиях в какой-то башне. А потом один из этих людей коснулся его, и Аррину стало плохо.
И снова она надеялась, что Горвин раскатисто рассмеется, хлопнет в ладоши и скажет что-нибудь вроде того, что Лита забавная девчонка – честное слово, она перенесла бы и это. Но никто не засмеялся. Минна охнула и прижала пальцы к округлившемуся рту.
- Сон? – уточнил Горвин. Остальные моряки не сводили с Литы глаз. – Просто сон?
Лите вовсе не хотелось сообщать, что с Аррином ее связывало заклинание, а не внезапно вспыхнувшая любовь. После такого признания можно было оказаться в ближайшей канаве со свернутой шеей. Или в море, с привязанным к ногам камнем.
- Очень четкий, - сказала она. – Очень… правдоподобный. Похожий на видение.
- И ты молчала! – воскликнула Минна. – Что же у тебя за сердце, каменное?!
- А что я должна была сказать?! – прищурилась Лита. – Что мне приснился дурной сон?
- Да, - веско ответил Горвин. – О таких снах стоит говорить. Особенно, когда они так похожи на правду. Ты наверняка видела одну из храмовых башен. Значит, они все-таки схватили его…
Не было нужды спрашивать, кто «они» и кого «они» схватили. Лита обвела взглядом лица присутствующих – на всех застыло строгое выражение, как на похоронах. Только теперь она до конца поверила, что никто не разыгрывает ее, что Аррин на самом деле в беде. Его скрутили, ударили по голове… что дальше? Лита мало знала о религии харратов, но даже ее знаний хватало, чтобы понять – кара от имени Морога не могла быть легкой. Кровь отхлынула у нее от щек, Лита впилась пальцами в столешницу, чтобы не упасть. «Говорили же тебе, - стиснув зубы, она обращалась к тому, кто ее больше не слышал, - говорили тебе, дураку, не лезть волку в пасть…»
Теплая рука Минны обняла ее за плечи, и Лита, почти ничего не соображая, уронила голову на ее круглое плечо. Где-то сверху и в стороне переговаривались.
- Уинн, мы снимаемся с якоря.
- Да, капитан. Но наши люди только сошли на берег, половина наверняка уже пьяна в хлам…
- На рассвете мы должны отчалить. Придется кое-кому протрезветь.
- Понял, капитан.
- Тогда какого… жмыря ты еще здесь?!
На этот вопрос Уинн предпочел не отвечать, а испариться, вместе с ним исчез и врач.
- Успеем ли, Горвин? – тихо сказала Минна. Слышно было, как бьется в тишине ее сердце, резкими неровными толчками.
- Суд! – Лита встрепенулась, сбросила оцепенение и села прямо. – Они говорили, что будет суд. Быстро ли это у харратов?
- Суд? – переспросил Горвин и потер подбородок. – К нему мы, может, и не успеем, но пока они будут судить, да пока пройдет время до исполнения приговора…
- А может… - неловко прокашлялась Лита. – А может быть такое, что его оправдают?..
Горвин поглядел на нее. Он был уже на ногах и набросил черный плащ поверх рубашки. Вдруг он протянул руку и потрепал Литу по волосам, как маленькую.
- Если уж взялись судить невиновного, кто его оправдает… Но мы еще поборемся!
Его глаза сверкнули, как лунный свет на волнах, и Горвин повернулся к двери. Он успел сделать два шага, прежде чем Лита вскочила на ноги.
- Возьмите меня с собой!
«Что я делаю?» - поразилась она, но не забрала свои слова обратно.
Горвин обернулся, и на его лице Лита увидела знакомое упрямое выражение. «Не возьмет», - поняла она сразу, но продолжила:
- Я все-таки маг. Вы ведь знаете, откуда я на самом деле. И если мне удалось увидеть Аррина один раз, может, получится и потом. И я неплохо умею лечить…
- Врач у меня уже есть, - прервал ее Горвин. – Нет, девочка. Тут дело не для твоей магии. Да даже и не для моей или Аррина.
Здесь речь о политике, а в ней ты все равно что рыба на суше. Оставайся здесь. И помни, что я говорил о жрецах. Минна…
- Я прослежу, - твердо ответила ему жена. Она поднялась, подошла к мужу и быстро поцеловала его. – Иди. Скорее. Я буду ждать, как всегда.
Улыбка коснулась губ Горвина и тут же пропала, он вышел, дверь с грохотом захлопнулась за его спиной, и сразу же эхом хлопнула входная. Минна несколько долгих мгновений смотрела на дверь, а потом обернулась к Лите, которая так и стояла у стола, поджав губы и стиснув кулаки.
- Я могла бы помочь, - упрямо сказала она, хотя Минна ни в чем ее не упрекнула.
Жена капитана и мать будущего капитана покачала головой, подошла к окну и посмотрела в темноту, в которую ушел ее муж, чтобы спасти их сына. Потом она медленно вытащила из прически цветную ленту и убрала в карман. После чего обернулась к столу и стала собирать тарелки и ложки. Ее загорелые полные руки двигались проворно и не дрожали.
- Так всегда, - сказала она негромко. – Моряки уходят, а мы остаемся ждать их возвращения на берегу. Привыкай.
Лита глядела на эту женщину, которая могла потерять сына, а может, и мужа тоже, на ее спокойные уверенные движения и не понимала, как та, вспыльчивая, шумная, может оставаться такой хладнокровной. «Что же у тебя за сердце, каменное?!» - вспомнила она слова Минны и подумала: а сама-то?
Минна почувствовала ее сердитый взгляд и, хотя Лита не сказала ни слова, продолжила свою речь.
- В море много чудовищ. Кракены. Морские змеи. Лихие люди. Может случиться шторм. Может начаться война. Все это подстерегает каждого из маринеров. Но мы, их женщины, ничего не можем с этим поделать. Не можем удержать ветер в тучах и загнать древних чудовищ обратно на дно. Но мы можем хранить дом, чтобы мужчинам было, куда возвращаться. Чтобы они знали, что оставляют за спиной место, где их всегда будут ждать. Наша любовь и вера в них направляют их руки и дарят им силы. Подумай об этом. А пока отнеси в погреб рыбу и стряхни скатерть.
Лита подчинилась. Но Минна не видела, как в ее зеленых глазах плясали огоньки, которые Лита прятала под светлыми ресницами.
***
Прослушать или скачать Therion O Fortuna бесплатно на Простоплеер
Аррина обнаружили уже возле столицы, на постоялом дворе...Аррина обнаружили уже возле столицы, на постоялом дворе, где он остановился пообедать и сменить страуса.
Он нещадно гнал птиц через всю страну, от побережья до Белвара, не давая себе передохнуть лишний раз. До сих пор он не вызывал подозрений – его принимали не то за курьера со срочным донесением, не то за получившего отпуск солдата, который торопился домой.
Дворцовые шпили и крыша храма уже виднелись впереди, когда последний страус Аррина закричал, замотал головой и встал, как вкопанный. Аррин ударил его пятками, но птица заорала снова, протяжно, жалобно, как ребенок.
- Чтоб тебе провалиться, - пробормотал Аррин, спешился и повел страуса в поводу в городок, который оставил за поворотом.
Он был уверен, что вскоре будет в Белваре, и пролетел этот городок в клубах пыли, не дав себе труда рассмотреть его. Но даже тогда он не мог не почувствовать резкий запах, от которого свербело в носу и на глазах выступали слезы. Горожане в основном жили выделкой кож – дубили, красили, шили одежду, обувь и книжные переплеты, упряжь и ножны для мечей. Здесь забивали пестрых ящеров, которых специально разводили ради прекрасных шкур, страусов, шедших на перчатки и дамские сумки, коз и свиней. Здесь кожи отмывали, дубили, красили и лакировали, резали и сшивали, мучили всеми способами, чтобы получить в конце изящный кошелек или пару сапог. Когда-то здесь делали и легкие доспехи, любимые воинами прошлого, но с появлением «одаренных» первой волны нужда в броне постепенно угасала и сошла на нет.
От мастерских шла такая вонь, что кружилась голова, да и на постоялом дворе, куда свернул Аррин, воздух был немногим чище. Но зато здесь он сумел раздобыть свежую птицу. Оставив взамен своего загнанного страуса и доплатив, Аррин вдруг почувствовал, что проголодался, и вместо сдачи попросил стакан вина и жаркое.
Вино оказалось с кислинкой, но жажду утоляло, а жаркое и вовсе было отменным, и Аррин набросился на еду с прожорливостью молодого человека, который скакал несколько часов подряд.
Тогда его и нашли.
- Офицер Аррин?
Аррин так и не узнал никогда, как его обнаружили. Донес добродушный трактирщик, у которого хорошо кормили, но подавали скверное вино? Прохожий, видевший, как он вел страуса через город? Или судьба решила подшутить над ним, и два Мороговых брата просто зашли выпить в жару по кружке пива и наткнулись на него?
Вернее, не два брата, а брат и сестра.
- Да, это я, - сказал он, глядя в темные чуть раскосые глаза, блеск которых не скрывал даже глубокий капюшон. Жрица была невысока, но хорошо сложена, хотя и куталась в просторный балахон. С некоторых пор Аррин ничего не имел против балахонов.
- Вы должны явиться в Белвар и дать объяснения, - заявила она. – Мы сопроводим вас к брату Халлату.
Аррин пожал плечами.
- Это я и собирался сделать. То есть, объясниться. Только не перед каким-то братом, а перед генералом.
- Вы многого не знаете, офицер, - мягко сказала жрица. – Идемте же.
- Не так быстро, - Аррин откинулся на спинку стула и скрестил руки на груди. – Сначала я собираюсь пообедать.
- Без разговоров, - прорычал второй жрец, выше своей спутницы на голову, с плечами молотобойца. Аррин усмехнулся.
- Иначе что? Попробуете меня задержать?
В его глазах вспыхнул огонек, который был хорошо знаком отпетым задирам в школе войны. Обычно после того, как он загорался, не проходило и минуты, как начиналась драка, в которой разбивались носы, стаканы, стулья и чья-то уверенность в себе.
- Это важно для вас, офицер, - жрица положила руку на рукав Морогова брата. Аррин заметил, что от этого прикосновения высокий сильный мужчина замер и проглотил слова, которые уже собирался сказать. Не нужно было быть пророком, чтобы понять, кто из этой пары принимал решения. – Чем раньше мы попадем в Белвар, тем лучше.
- Если вы так торопитесь в Белвар, можете ехать без меня, - отрезал Аррин, но смягчил свои слова улыбкой. – Проклятье, сестра, я хочу доесть обед, за который заплатил, пока мне седлают страуса. Потом я все равно отправлюсь в столицу. Я, гори оно все, не преступник, мне нечего скрывать. Я сам собираюсь покончить с этим делом как можно быстрее.
Жрица помолчала, поджав четко очерченные губы, ее спутник гневно раздувал ноздри, но тоже не произносил ни слова. Оба они знали, на что способен боевой офицер, оба видели искрившийся взгляд Аррина и его улыбку, и понимали, что забрать его силой будет непросто.
- Вы обещаете, что не скроетесь, если поедете со свободными руками? – спросила, наконец, Морогова сестра.
Кровь бросилась Аррину в лицо.
- Я же сказал, что невиновен! Мне незачем бежать, и провалиться мне, если я дам связать себе руки, как какому-то вору!
- Вы даете слово сразу отправиться с нами в храм? – настойчиво переспросила жрица.
- Даю слово.
Она улыбнулась.
- Я верю вам, офицер Аррин. Мы с братом Беботом подождем вас.
Жрецы отошли и сели за соседний стол. Аррин заметил, что за ним могло поместиться шесть человек, но никто не составил компанию Мороговым братьям. И трактирщик, который, хоть и был добродушен, но наверняка не привечал в своем заведении людей, которые ничего не заказывали, ни словом не обмолвился о том, что без денег у него делать нечего.
Аррин доел жаркое и поднялся.
- Хозяин, прикажи вывести мою птицу! Мне пора.
Он вышел на двор, жрецы тенями скользили за ним. После полумрака трактира свет бил по глазам, и Аррин сощурился. Он не до конца притерпелся к запаху от мастерских, но зато солнце светило ярко, на небе не было ни облачка, и мир вокруг играл яркими красками. И когда он вспоминал впоследствии этот день, он видел смесь красок: желтый цвет песка, которым посыпали двор, зелень растущей во дворе липы, угольно-черные перья страуса, которого ему подвели. Аррин вскочил в седло и обернулся – жрецы были готовы следовать за ним верхом. Он дал шпоры страусу и выехал за ворота.
Аррин погнал птицу во весь опор – ему не терпелось снять с себя позорные подозрения. Он несся под белым харратским солнцем, запах степного разнотравья щекотал ноздри, ноги страуса были в пыли и пыльце. Тяжелая черная коса Аррина хлопала его между лопатками, словно подгоняла: в Бел-вар, в Бел-вар! Сзади глухо били по тракту жилистые ноги жреческих страусов.
Жрецы догнали его уже у ворот, и в город они въехали втроем: Аррин посередине, его спутники – по бокам. На первый взгляд город мало изменился, все так же щетинился шпилями дворец, все так же торговали на улицах мясом с жаровни, фруктами и льдом, шатались освобожденные от службы солдаты, бегали посыльные, проезжали запряженные ящерами экипажи…
Аррин не сразу понял, что не так: нищие. Раньше они клянчили подаяние у любого прохожего, а у офицеров – с удвоенным усердием, монетка от «одаренного» считалась счастливой. Теперь же никто не спешил к его страусу, не заводил извечные песни о сгоревшем доме и больных детях. Напротив, завидев троицу всадников, нищие глубже надвигали на глаза капюшоны и уходили в тень, растворялись в переулках, словно и не было никого.
Но не только попрошайки избегали встречи с ними. Один из знакомых Аррина, с которым они не раз сталкивались в «Сломанных рогах», при виде старого приятеля вздрогнул и перешел на другую сторону улицы.
- Эй, Дарри! – весело окликнул его Аррин. – Где рог потерял? Да ты что же, не узнаешь меня?
Но Дарри прикрыл ладонью обломок рога и отвернулся, вдруг очень заинтересовавшись свистульками, которыми торговали рядом. Хорошие свистульки, в виде птиц, в виде ящериц и жуков, что бы и не посмотреть старому солдату…
Аррин нахмурился и обернулся на своих спутников. Лица у обоих были непроницаемы.
- Поторопимся, офицер, - сказала жрица. – Мы потеряем время, если вы будете его тратить на разговоры со старыми друзьями.
Аррин закусил губу и ударил страуса пятками.
То ли он забыл, что храм Морога настолько велик, то ли не присматривался к нему раньше – Аррин посещал службы вместе с другими учениками школы, но ему было не до архитектурных красот. В те времена его куда больше волновал предстоящий обед и глаза какой-нибудь хорошенькой девицы из целительского корпуса. Сейчас же, когда Аррин зашел под высокие своды, у него осталось неприятное чувство, словно само здание пыталось придавить его к земле. Он тряхнул головой, избавляясь от этой несуразной мысли, и последовал за жрицей за неприметную дверь, которая вела в закрытую для прихожан часть храма.
Свет ударил его по глазам, когда он оказался в башне после подъема по винтовой лестнице, и Аррин поднял руку, чтобы прикрыть лицо. Солнце покрыло золотом его стройную фигуру в старой рубашке и штанах – он так торопился, что не взял на себя труд купить новые вещи, - вспыхнуло огнем в оголовье меча, украшенного гранатом.
- Так-так, - раздался звучный голос из угла комнаты. – Офицер Аррин прибыл к стопам Морога.
Брат Халлат напомнил Аррину вытащенную из панциря черепаху. Ему бросились в глаза сухие руки в пятнах и желтая морщинистая шея, не прикрытая алой мантией.
- Садитесь, офицер, - предложил Халлат. – Вы проделали долгий путь и наверняка устали.
- Я бы проехал вдвое больше, чтобы быстрее разделаться с клеветниками, - Аррин сел в кресло и вытянул ноги.
- Клеветниками? – мягко улыбнулся Халлат. – Что ж, если так, то мы и в самом деле быстро покончим с этим. Вы ведь знаете, в чем обвиняетесь?
Аррин развел руками.
- Честно говоря, нет. Знаю, что кто-то посмел обвинить меня в предательстве, и я бы с удовольствием выдернул этот длинный лживый язык.
- Насилие – не лучший способ доказать свою правоту, - заметил Халлат и взял со стола тонкостенную глиняную чашку. – Не хотите травяного отвара? Как угодно. Я бы не стал бросаться громкими словами, но ваше долгое отсутствие показалось странным. Вы не вернулись к своим людям, офицер, почему?
- А почему об этом меня спрашиваете вы? – удивился Аррин. – Я бы понял, если бы генерал Байхрат или командующий Дахрат задали такой вопрос. Я решил, что вам кто-то донес, что я отрекся от Морога или что-то вроде того и потому предал. Где я был и что делал, я расскажу командованию. Да хоть военному суду, но не вам.
Халлат поморщился, но тут же пояснил:
- Что-то отвар загорчил. Офицер, давайте не будем зря тратить время, ваше и мое. Кто служит в армии – служит Морогу, кто предает товарищей – предает бога. Мы, его скромные слуги, всеми силами отстаиваем справедливость наравне с солдатами и судьями. Многое изменилось за время вашей самовольной отлучки.
- Это не было самовольной отлучкой, - отрезал Аррин. – И я готов отправиться в штаб к генералу и обо всем доложить ему. Я не разрушал алтарей, не осквернял храмов и не убивал жрецов, чтобы меня судили вы. И самому Морогу я бы сказал, что невиновен!
- Не горячитесь, офицер, - Халлат поставил чашку на место, встал и приблизился к креслу Аррина. – Вы так бурно протестуете, что можно подумать, будто вам есть, что скрывать.
- Просто я знаю, перед кем должен отчитываться, - отчеканил Аррин и тоже поднялся на ноги. – Может, скажете еще встать посреди главной площади и проорать свой доклад? Если меня будут судить, то пусть судят мои командиры, а не жрецы, лавочники и нищие!
Сухие тонкие пальцы сомкнулись вокруг его запястий.
Это было как удар под дых, – Аррин согнулся пополам и хватил ртом воздух. По груди растекся холод, словно под рубашку высыпали горсть снега, в ушах зазвенело, ноги подкосились. Аррин попытался дернуться, но он стал слабее птенца, тело отказывалось повиноваться, а ледяные обручи сдавливали запястья, не пускали. Он поднял глаза и наткнулся на спокойный и доброжелательный взгляд брата Халлата.
- Не нужно горячиться, офицер, - сказал жрец. – Может, наша скромная братия ничем не лучше нищих, но Морог дал нам силу усмирять неразумных. Сядьте и сделаем вид, что наша беседа только началась. Итак, еще раз: где вы были?
Аррин повалился в кресло, ударился бедром о подлокотник. Тело мелко и противно дрожало, выступила испарина, лихорадило, как будто он подхватил одну из болотных болезней. Все внутренности, казалось, смерзлись, очень хотелось к костру, в горячую ванну, к печи – куда угодно, чтобы согреться! Руки тоже тряслись и были слабыми, отвратительно слабыми. Словно он пережил еще одну схватку с големом и оказался опять среди топей, без огня, измотанный, только на сей раз рядом не было Литы.
- Я жду, офицер Аррин, - напомнил Халлат.
В голове гудело, в ней завелся вредный дух, который без устали бил в рынду. Наконец, там обнаружились знакомые звуки, которые кое-как сложились в нужные слова.
- Да пошел ты…
Рывком, из последних сил Аррин поднялся на ноги, опустив руку на рукоять меча. С силой или без, но он был при оружии, а оружие его никогда не подводило. На лице Халлата мелькнула тень изумления, и Аррин торжествующе оскалился: не ждал?!
Что-то тупое ударило его в затылок, и Аррин повалился на пол без сознания.
- Спасибо, брат Майхей, - сказал Халлат дрогнувшим голосом, но откашлялся и продолжил уже без запинки. – Наш юный друг оказался чересчур упрям – тем хуже для него. Он желает суда. Что ж, он получит свой суд… Пусть братья отнесут его на нижний уровень. Там у него будет время прийти в себя и подумать.
***
Лита охнула и проснулась.
Ее разморило на жаре, пока она возилась с пахучими травами в огороде. Да так, что она еле успела дойти до дома, а там повалилась на лежанку и упала в сон, как в воду.
Лите снился Аррин. Сквозь туманную дымку она видела, как он куда-то ехал на одной из тех птиц, которых в Харрадоне выращивали под седло, разговаривал с людьми в красных мантиях – что-то неприятное было связано с этими мантиями, но Лита не могла вспомнить, что, - потом беседовал с каким-то стариком… А потом ему стало плохо. Лита почувствовала это так же верно, как если бы оказалась в его теле. И она ни за что бы не согласилась повторить это еще раз. На миг ей почудилось, что кровь застыла у нее в жилах, и руки стали ломкими, как ветки. А потом все закончилось, и она вырвалась из сна.
Вокруг стояла ленивая домашняя тишина. За окном по-прежнему висела жара, яркий свет из окна слепил. Там, в ее сне, тоже было много света, но при этом Лите казалось, что она побывала в какой-то черной душной яме, на дне которой водились змеи и пауки. Она с силой провела ладонью по лицу, прогоняя дрему. Но гадкое чувство никуда не пропало.
Как всякий настоящий маг, Лита не доверяла предчувствиям. Когда она опрокидывала соль, то не плевала через плечо, а ругалась. Но сон, который она только что покинула, слишком походил на правду. И если вещие сны она считала ерундой, то остатки разорванной связи могли быть суровой реальностью. Лита не могла поручиться за то, что на самом деле видела Аррина. Но шансы были велики.
«Говорили дураку – не лезь к людоеду в пасть!» - скрипнула зубами Лита и поднялась со своей лежанки, застеленной лоскутным одеялом. В полумраке комнаты за пределами светлого прямоугольника от окна она все еще мерзла и поэтому поспешила выйти на двор. Солнце ударило по глазам, Лита прищурилась и поднесла ладонь ко лбу. На грядке Минна обхаживала пузатую тыкву. Лите вдруг захотелось поделиться своими страхами, выговориться, но она тут же одернула себя. Чего бы она добилась своим рассказом? Минна бы разохалась, стала переживать за сына, у нее бы немедля заболело сердце, и уже ее саму надо было бы утешать. А в итоге Лита бы еще и осталась виноватой. Если бы ее видение оказалось правдой, сказали бы: накликала. Если нет – напугала. Да и сама напугалась…
Минна почувствовала ее взгляд и выпрямилась.
- Проснулась? Надо из починки сапоги забрать.
С первого же дня мать Аррина стала гонять Литу по делам: подай, принеси, сбегай. Лита разозлилась было, но быстро остыла, поняв, что лучше не ссориться с единственным человеком, который согласился принять ее под крышу в чужой стране. Да и придуманная ими легенда требовала придержать гордыню.
- Скажем, что ты двоюродная сестра Эррина, - перед именем пасынка Минна всегда делала паузу, в которую могло поместиться слово «проклятый», - из лесу сбежала, когда война началась. Лицо у тебя больно нездешнее, а в лесу светленьких много.
Лита не обольщалась: ее Минна любила не больше, чем неизвестного «кузена». Что ж, мать можно было понять: ее сын притащил девицу старше себя, тощую, облезлую, да еще и колдунью, сказал, что хочет на ней жениться… ух! Минна наверняка мечтала не о такой невестке. Но при этом, с удивлением поняла Лита, уже считала ее частью семьи, а свадьбу – делом решенным.
- Ты побыстрее руками-то шевели, - прикрикнула Минна однажды, - чего грязь размазывать!
Лита не выдержала. Выпрямилась, бросила тряпку под ноги, сложила из пальцев сложную фигуру и пробормотала формулу. По тряпке пробежала дрожь, отчего она стала похожа на встряхивающегося зверя, а потом этот зверь растопырил углы-лапки и заскользил по полу уже без помощи. Минна, поджав губы, глядела, как тряпка собирает пыль в углах.
- Ничего, - сделала она неожиданный вывод, - дети пойдут – бросишь свои штучки.
- Да какие дети? – скрестила руки на груди Лита. – Я никаких детей пока заводить и не думаю. С чего вообще вы взяли, что я выйду за вашего сына? Я ему ничего не обещала.
Минна вдруг улыбнулась, еле заметные морщинки разбежались от уголков молодых глаз.
- Зато он обещал, а он упрямый. Весь в отца.
«Силы, лучше бы у этой женщины было меньше упорства, но больше разума», - раздраженно подумала тогда Лита.
Однако сейчас, после дурного сна она не имела ничего против прогулки. Свежий ветер с моря помог бы ей взбодриться, а лишний раз приглядеться к жизни поселка не мешало.
- Дойдешь до главной улицы, - наставляла ее Минна, - там за лавкой корзинщика свернешь направо, потом налево, потом пройдешь мимо кузницы, а там уже увидишь сапожникову лавку.
Лита кивнула, проверила кошелек и вышла за ворота.
В первый же день она узнала, что Гелленгау, как назывался поселок, сильно разросся, но не походил на обычные города, которые обычно выстраивались кругами с ратушей и храмом в центре, а вытянулся вдоль побережья, походя по форме на серп или месяц.
Ей, привыкшей считать окраины местом, где селилась беднота или пришлые, было странно узнать, что дом семьи Аррина, который был построен почти на берегу, стоил бы куда дороже, чем тот, который находился где-нибудь ближе к центру. Дома у моря назывались «первой линией», и говорили, что первые поселенцы здесь заняли землю у берега, чтобы без помех строить и спускать на воду свои корабли.
На кораблях местные были помешаны. Те из молодых жителей поселка, которые еще не нанялись в команду какого-нибудь флейта или каракки, собирались это сделать в ближайшем будущем. Те же, кому судьба была оставаться на суше и плести сети, шить одежду или готовить снаряжение, хвастались между собой, на какие суда отправляют свои товары. «Здесь покупают канаты для «Разящего» - кричала надпись с одной из вывесок. «Паруса, как у «Жемчужины», - пестрело напротив. Капитаны же и вовсе считались кем-то вроде богов, причем каждый капитан был непременно владельцем своего судна. В Альве бывало так, что корабль принадлежал купцу, который нанимал команду и капитана, чтобы перевозить товары, а сам оставался на берегу считать барыши.
Когда Лита упомянула об этом, Минна брезгливо поморщилась:
- И чего только не придумают. Высокая волна! Наемные капитаны! Ну да, не всем дано искусство…
И еще одну странность заметила Лита. Все эти молодые смельчаки, которые рвались в море, мечтали стать моряками, надеялись подняться до рулевого, до штурмана, до старшего помощника, но никогда – до капитана. Лита застала немало разговоров (нужно было напрочь оглохнуть, чтобы не слышать их), но никогда никто не говорил: «Когда я стану капитаном…»
Однажды молодой моряк с корабля, который чинился в доках, пока команда бездельничала на берегу, помог Лите донести корзину с покупками. Правда, завидев, к какому дому они пришли, помрачнел и сбежал, едва они достигли ворот.
Лита не удивилась бы, если бы Минна была недовольна ее поведением больше обычного, но та, развешивающая белье на просушку, только заметила:
- А, молодой Теин. Хороший парень, если головы не потеряет, может, до старшего помощника дорастет.
- А почему не до капитана? – не выдержала Лита, которой эта похвала показалась сомнительной.
- Не дано, - Минна пожала плечами. Она говорила так, как сказали бы, что одноногому никогда не стать скороходом, а ящерице не полететь. – Не родился он капитаном.
- А Аррин, значит, родился? – уточнила Лита, которая не понимала, где проходит граница между рожденными для капитанства и всеми остальными.
- Аррин – да, - как всегда, когда она говорила о сыне, Минна легко улыбнулась. – Он прирожденный капитан.
Иногда Лита шла по переплетениям улочек, чтобы лучше узнать поселок, но сегодня она, наоборот, спустилась ближе к береговой полосе и пошла по песку, глядя на море. Свежий ветер легким облаком поднял ее светлые волосы и остудил разгоревшиеся щеки. Солнце закрывали набежавшие курчавые облака, и, как их отражения, на стальных волнах плясали барашки. Пятнистый краб на вид неуклюже, но быстро, закапывался в песок, Лита обошла его по дуге. По мокрому песку идти было проще, поэтому она перешла со светлой полосы на коричневую, влажную, которую море облизывало холодным языком.
Вдалеке на волнах покачивались рыбачьи лодки, еще дальше пересекало водную гладь мощное черное судно с расправленными парусами, а у пристани ждали отплытия несколько кораблей. Лита нашла глазами арринову «Крылатую». Для нее все суда были на одно лицо, однако корабль Аррина она отличала по парусам – они были красного цвета и пламенели среди белых и серых парусов других кораблей на фоне светлого неба. Так, пожалуй, сам Аррин сразу привлекал к себе внимание даже в толпе. Лита понимала, что эти красные паруса были ужасно непрактичны и обошлись в куда большую сумму, чем обычные… но даже ей, далекой от моря и кораблестроения, «Крылатая» казалась красивой. Лита вспомнила слова Аррина: «Я маринер», - это звучало гордо, как высокий титул или награда. Нет сомнения, он нежно любил свой корабль и родные места. Как он глядел на море, тогда, у Альва…
Деревянная статуя женщины на носу корабля смотрела на Литу надменно, как знатная дама на служанку, за которой решил приволокнуться муж дамы. В Гелленгау о кораблях говорили, как о живых, так что Лита не удивилась бы, если бы «Крылатая» ревновала к ней Аррина.
- Что за мысли лезут в голову, - пробормотала она и ускорила шаг.
«Он вернулся бы на свой корабль, если бы оказался в опасности», - подумала она, но тут же покачала головой: нет, не обязательно. Аррин сам говорил, что в прошлый раз решился на этот шаг от отчаяния. Ему повезло тогда, а в следующий раз все могло обернуться иначе…
«Только бы ему повезло», - Лита поежилась под порывом ветра и свернула от берега в сторону главной улицы. «Крылатая» смотрела ей вслед деревянными глазами статуи.
Улица, которую все звали просто Главной, ближе к середине раздавалась, как река, образуя площадь, а дальше снова сужалась. На площади находился рынок, где торговали рыбой, сыром, который все равно пах той же рыбой, крабами, зеленью с огородов и – меньше – мясом и птицей. Раньше здесь размещались еще и заезжие купцы, которые добирались до Харрадона морем, а потом везли свои товары на юг, но с началом войны торговля замерла, площадь опустела, и рынок стал тенью своего прошлого великолепия. Чтобы дойти до лавки корзинщика, Лите нужно было пересечь площадь, и она, подобрав полы платья Минны времен ее девичества, двинулась вперед, мимо рыбных рядов, рядом с которыми крутились жирные чайки и пронзительно требовали: дай-дай-дай! Чаек нещадно гоняли.
Между лопатками зазудело, будто там пировал болотный комар. Лита обернулась и наткнулась на пронзительный взгляд человека в алой мантии. «Жрец», - вспомнила она. От жрецов ее предостерегала Минна, и с людьми в таких же красных мантиях разговаривал Аррин в ее нехорошем сне. Правда, в храм ей все-таки пришлось ходить, отстаивать там положенное время, но в храме она была не одна, и там никто не смотрел на нее так пристально, так подозрительно… «Мне нечего бояться, - мысленно приказала она себе. – Я двоюродная сестра Эррина. Сбежала к родне, когда началась война во славу великого Морога». Она равнодушно отвернулась и пошла дальше, но сердце у нее колотилось, как у испуганного зайца.
Но Лите не судьба была забрать на этот раз сапоги из починки. На площадь вылетел босоногий мальчишка лет десяти, размахивающий во все стороны деревянным ножом.
- «Разящий» возвращается! – вопил он. – Горвин возвращается!
Лита уже слышала это имя, и не раз. Иногда на рынке, иногда в лавках или на улицах, но чаще всего – от Минны. «Вот вернется Горвин», - эта песня уже успела прискучить. Теперь ей настало время прекратиться, потому что Горвин, отец Аррина, старейшина маринеров, возвращался домой. Лита подобрала подол повыше и вместе с другими любопытствующими поспешила на берег, встречать.
Оказалось, что «Разящим» был тот самый черный корабль, который она видела, когда шла на рынок. Он был еще далеко по ее меркам – но, как оказалось, достаточно близко, чтобы даже мальчишка смог узнать его и разнести новость по всему поселку. Собралась толпа, Лите показалось, что на причал высыпала половина Гелленгау. Однако Минна не пришла, хотя до нее радостные вести не могли не долететь. «Должно быть, хлопочет у плиты», - решила Лита.
Черный корабль приближался. Из-за того, что он был развернут носом к причалу, его движение не было заметно, просто он с каждой минутой становился больше. Только теперь Лита поняла, что он на самом деле очень велик. Уже можно было заметить матросов на палубе, те из них, которые не собирали паруса и не готовились отдать якорь, махали толпе на пристани. На носу стоял высокий черноволосый мужчина. Хотя его плечи обтягивала только рубашка из белого полотна, он, казалось, не замечал ни свежего ветра, ни брызг. Это – Лита сглотнула – мог быть только Горвин.
«Разящий» подошел к причалу и остановился, он походил на огромного черного зверя. С него сбросили канаты, которые несколько человек на берегу тут же закрепили на столбах. Носовая фигура – женщина в крылатом шлеме и с грудью в перьях – совиными глазами смотрела на толпу сверху вниз. Крики приветствия стали громче.
- Эгей, Горвин! Далеко ли дошел?
- Что, набил брюхо «Разящий»?
- Хороша ли добыча? Или ты всю по дороге вместе с плащом растерял?
«Если бы нашего правителя или архимага так встречали, я бы сказала, что в стране творится что-то неладное», - подумала Лита. – «А здесь, кажется, это в порядке вещей. Вон, скалятся…»
Матросы и правда широко улыбались и перебрасывались с людьми на берегу шуточками, иногда солеными, как сам океан. С борта спустили трап, и легкой пружинящей походкой по нему на причал спустился капитан.
Когда Горвин оказался ближе, Лита увидела, каким Аррину суждено было стать в будущем. Капитану «Разящего» было уже около пятидесяти лет, но в нем нельзя было заметить никаких признаков дряхлости. Это был рослый, грузный, но не толстый мужчина с копной черных волос, выдубленной солнцем и ветром кожей и пронзительными темными глазами. Он держался с властностью человека, привыкшего отдавать приказы. Толпа расступалась перед ним и тут же смыкалась за его спиной, а он шел, размахивая руками, немного неуклюже, как человек, который привык к морской качке, но забыл, как ходить по суше. Кто-то среди встречающих бросил шутку, Горвин потрепал его по плечу, ухмыльнулся, показал белые, отлично сохранившиеся зубы. «В этой семейке будут зубоскалить до смерти», - подумала Лита и вдруг почувствовала, как запершило в носу и заслезились глаза. «Это ветер», - немедленно сказала она себе. – «Холодный ветер с моря. Лучше уйти, пока он меня не доконал».
И она развернулась и решительно стала проталкиваться через толпу обратно к Главной улице. Ей вовсе не хотелось быть свидетельницей встречи Горвина с женой, поэтому в их дом лучше было пока не возвращаться. И надо было уже забрать эти проклятые сапоги.
Когда она вернулась, во всех окнах горел свет, и сердце Литы невольно дрогнуло, когда она шла по белеющей в сумерках дорожке к дому. Тепло и запахи еды окутали ее, стоило только переступить порог, и у Литы заурчало в животе – она ничего не ела с полудня.
- Пришла? – Минна выглянула из кухни, раскрасневшаяся от жара плиты. Она убрала волосы – вплела цветные ленты и уложила тяжелые черные пряди вокруг головы, а не увязала в обычный узел. – Проходи, проходи скорее. Ах, да поставь ты сапоги эти, что ты вцепилась в них. Горвин и мальчики уже за столом.
«Мальчики?» - едва не переспросила Лита. На какой-то краткий миг она поверила, что Аррин и неизвестный ей Эррин вернулись домой с отцом, и ее видение – всего лишь сон, плод расстроенных нервов и дневной жары. Она разулась, быстрыми движениями поправила великоватое ей платье и прошла в комнату.
Во главе стола, конечно, сидел Горвин, сменивший белую, просоленную морем рубаху на алую, и из-за этого еще больше похожий на сына. Рядом с ним посуда и приборы казались игрушечными. По левую руку от него сидели двое мужчин, но – Лита подавила вздох, - Аррина среди них не было. Судя по всему, это были моряки из команды «Разящего». Они сняли свои куртки и платки, которыми повязывали головы, но их загорелые лица, мозолистые от обхождения со снастями руки, а у того, что был постарше, ровесником капитана, еще и рисунок в виде якоря на левом предплечье, говорили сами за себя.
Горвин поднял голову от тарелки и встретился с Литой взглядом. Она невольно подобралась и подняла подбородок. Темные глаза внимательно изучили ее, от макушки до ступней. Лита не отводила взгляда, в свою очередь изучая старейшину. Ей показалось, что он изменился за то короткое время, которое прошло с прибытия «Разящего». Какое-то темное облачко опустилось на него, морщина пересекала смуглый лоб. «Он знает, - поняла Лита. – Знает, что его сын вернулся… и все остальное».
Вдруг Горвин улыбнулся и сразу скинул лет десять, и сердце Литы снова екнуло.
- Вот и ты, - сказал он просто, - садись, в ногах правды нет.
Лита не замедлила воспользоваться приглашением и устроилась на краешке скамьи напротив мужчин. Они оказались старшим помощником Горвина и корабельным врачом. Горвин представил им Литу – просто по имени. Минна принесла блюдо с жареной рыбой, Горвин поднялся и помог ей поставить ношу на стол. Запах от блюда шел такой, что живот Литы снова заурчал, и она могла только надеяться, что не очень громко.
Горвин налил в стаканы вина из глиняного кувшина с причудливым узором в виде полос и завитков, похожих на раковины улиток.
- Третий тост обычно пьют за удачу, которая позволяет моряку вернуться на берег, домой. Не будем отступать от традиций. Но я хочу немного добавить к этому тосту. Как я узнал только сегодня, мой сын Аррин вернулся домой – и сразу уехал в столицу, чтобы очистить свое доброе имя. Пусть же на его пути не будет мелей и штормов, чтобы он тоже удачно вернулся домой!
- Эла! Удачи! – подхватили моряки.
Лита отхлебнула сладкого вина. Оно оказалось еще и крепким – тут же ударило в голову, не стоило пить на голодный желудок. Она поспешно потянулась за рыбой – еще не хватало опьянеть в такой компании.
Она надеялась, что Горвин и остальные начнут говорить о своем походе и все позабудут о ней, но этой надежде не суждено было сбыться. Отец оказался ничуть не менее любопытным, чем младший сын.
- Значит, ты сумела так очаровать Аррина, что этот шалопай все-таки решил жениться, - с блеском в глазах сказал Горвин, а Лите захотелось провалиться под пол. – Ну-ну, нечего стесняться, все мы здесь все равно что одна семья. Раз судьба тебе жить у моря, привыкай.
- Слишком много того, к чему нужно привыкнуть, - криво улыбнулась Лита, а про себя добавила: и в первую очередь – к тому, что тебя вдруг сочли чьей-то невестой.
Горвин серьезно кивнул… а потом вдруг незаметно подмигнул ей. Лита еле удержалась от того, чтобы протереть глаза – не померещилось ли.
Рыба оказалась вкусной, моллюски – тоже, и Лита сосредоточилась на содержимом тарелки. К тому же разговор все-таки перешел на морские темы, и она даже не пыталась разобраться во всех этих кабельтовах, реях, шпангоутах и вантах. Лекарь тоже почти не открывал рта, а вот Минна, к удивлению Литы, неплохо разбиралась в корабельном устройстве и поддерживала беседу.
- Вы, должно быть, еще не привыкли жить у моря, - обратился к Лите врач, который сам, должно быть, «плавал» в морской терминологии и предпочел беседу на житейские темы. – Наверное, вам трудно освоиться здесь?
Лита чуть не ответила, что жизнь возле моря в Альве мало чем отличается, но вовремя вспомнила, что она двоюродная сестра из Альдалира.
- Я стараюсь, - уклончиво сказала она.
- У вас на родине все совсем другое? – не унимался ее собеседник.
- Да, - ответила Лита, не кривя душой. – Многое отличается. Сами дома, порядки…
- Говорят, что в Альдалире службы проводят чуть ли не каждый час, это правда? – спросил врач, и в глазах у него мелькнул насмешливый огонек. В Лите, которая в глаза не видела Альдалира, стало обидно за мнимую родину, и в ней взыграл дух противоречия.
- У нас хотя бы жрецы не могут просто так обвинять и допрашивать людей, - резче, чем следовало, сказала она.
Над столом повисла тишина, такая густая, что ее можно было черпать ложкой вместо жаркого. Разговор о крепости канатов оборвался, и все взгляды были теперь устремлены на Литу, и она невольно сложила руки на груди в защитном жесте.
- Что-то не так?
- С тобой говорили жрецы? – нахмурился Горвин. – О чем-то спрашивали тебя? Об Аррине? Или Эррине?
- Нет, - покачала головой Лита, и над столом пролетел дружный вздох облегчения. – Не говорили. Но я столкнулась сегодня со жрецом на рыночной площади. Мне показалось, что он следил за мной. Может, он и заговорил бы, но тут все побежали встречать «Разящий»… и мы с ним разошлись.
Она почти надеялась, что ее внезапный испуг перед человеком в красной мантии осмеют, спишут на мнительность или непривычку, но все остались серьезны, и это настораживало еще больше.
- Вы, как всегда, успели вовремя, капитан, - невесело усмехнулся старший помощник, которого звали Уинн.
- И все же немного опоздал, - вздохнул Горвин, и Лита поняла, что он говорит об Аррине. – Лита, ты не должна показываться жрецам на глаза. Не ходи на площадь, тем более, рядом с храмом. Она не должна ходить на рынок, слышишь, Минна?
- А если она перестанет ходить на службы, жрецы не решат, что мы укрываем отступницу? – возразила его жена.
- Пока больной скажется, - стукнул ладонью по столу Горвин. – Вон, Орген засвидетельствует, что ее осматривал и лечение назначил. А там посмотрим. Здесь им не Белвар.
Орген кивнул, но неохотно, словно каждое слово лжи жрецу должно было обжигать ему язык.
- Еще один отступник? – Лите вовсе не было смешно, но губы сами складывались в улыбку, впрочем, довольно бледную. – В компанию к жениху и кузену? Меня притащат в высокую башню, станут допрашивать, а потом вытянут жизнь?
Взгляд Горвина приковал ее к стулу и заставил замолчать, столько силы было в нем. Когда Аррин злился, Лите казалось, что в его глазах мечутся отблески пламени. Но в глазах его отца было ночное море, недовольное, темное, тяжело перекатывающее гладкие волны, способные поглотить любого смельчака. Но голос Горвина оставался спокойным, когда он заговорил.
- Что еще ты знаешь? Откуда?
Лита сглотнула. Под этим взглядом она почувствовала себя так, словно снова цеплялась за сучковатое бревно посреди моря и темная вода уже почти смыкалась над ее головой. Только в этот раз рядом не было Аррина, который поддержал бы ее и посмеялся бы над ее испугом: «Не трусь, свои!»
«Хватит, - разозлилась она, - ты не сопливая девчонка, не нищая цветочница, которую подобрали на улице и облагодетельствовали. Ты ученая, ты деокадийский маг, будь любезна вести себя соответственно!»
- Я ничего не знаю, кроме того что мне рассказали, - холодно сказала Лита, не опуская глаз. – Знаю, что у жрецов Морога в последнее время появились новые права. И что мне лучше с ними не сталкиваться в одиночестве. Ах да, и что так называемые Мороговы братья ходят в красных мантиях.
- Тогда откуда ты знаешь о храмовых башнях? – Горвин сверлил ее взглядом. – И о том, что Мороговы братья могут отнимать у «одаренных» силу?
Лита помедлила миг и решила, что ничего страшного в признании нет. Самое большее, ее сочли бы дурочкой, а на вражеской территории лучше прослыть человеком небольшого ума – тем проще потом обвести местных умников вокруг пальца.
- Мне снился сон. Я видела Аррина, который разговаривал с людьми в красных мантиях в какой-то башне. А потом один из этих людей коснулся его, и Аррину стало плохо.
И снова она надеялась, что Горвин раскатисто рассмеется, хлопнет в ладоши и скажет что-нибудь вроде того, что Лита забавная девчонка – честное слово, она перенесла бы и это. Но никто не засмеялся. Минна охнула и прижала пальцы к округлившемуся рту.
- Сон? – уточнил Горвин. Остальные моряки не сводили с Литы глаз. – Просто сон?
Лите вовсе не хотелось сообщать, что с Аррином ее связывало заклинание, а не внезапно вспыхнувшая любовь. После такого признания можно было оказаться в ближайшей канаве со свернутой шеей. Или в море, с привязанным к ногам камнем.
- Очень четкий, - сказала она. – Очень… правдоподобный. Похожий на видение.
- И ты молчала! – воскликнула Минна. – Что же у тебя за сердце, каменное?!
- А что я должна была сказать?! – прищурилась Лита. – Что мне приснился дурной сон?
- Да, - веско ответил Горвин. – О таких снах стоит говорить. Особенно, когда они так похожи на правду. Ты наверняка видела одну из храмовых башен. Значит, они все-таки схватили его…
Не было нужды спрашивать, кто «они» и кого «они» схватили. Лита обвела взглядом лица присутствующих – на всех застыло строгое выражение, как на похоронах. Только теперь она до конца поверила, что никто не разыгрывает ее, что Аррин на самом деле в беде. Его скрутили, ударили по голове… что дальше? Лита мало знала о религии харратов, но даже ее знаний хватало, чтобы понять – кара от имени Морога не могла быть легкой. Кровь отхлынула у нее от щек, Лита впилась пальцами в столешницу, чтобы не упасть. «Говорили же тебе, - стиснув зубы, она обращалась к тому, кто ее больше не слышал, - говорили тебе, дураку, не лезть волку в пасть…»
Теплая рука Минны обняла ее за плечи, и Лита, почти ничего не соображая, уронила голову на ее круглое плечо. Где-то сверху и в стороне переговаривались.
- Уинн, мы снимаемся с якоря.
- Да, капитан. Но наши люди только сошли на берег, половина наверняка уже пьяна в хлам…
- На рассвете мы должны отчалить. Придется кое-кому протрезветь.
- Понял, капитан.
- Тогда какого… жмыря ты еще здесь?!
На этот вопрос Уинн предпочел не отвечать, а испариться, вместе с ним исчез и врач.
- Успеем ли, Горвин? – тихо сказала Минна. Слышно было, как бьется в тишине ее сердце, резкими неровными толчками.
- Суд! – Лита встрепенулась, сбросила оцепенение и села прямо. – Они говорили, что будет суд. Быстро ли это у харратов?
- Суд? – переспросил Горвин и потер подбородок. – К нему мы, может, и не успеем, но пока они будут судить, да пока пройдет время до исполнения приговора…
- А может… - неловко прокашлялась Лита. – А может быть такое, что его оправдают?..
Горвин поглядел на нее. Он был уже на ногах и набросил черный плащ поверх рубашки. Вдруг он протянул руку и потрепал Литу по волосам, как маленькую.
- Если уж взялись судить невиновного, кто его оправдает… Но мы еще поборемся!
Его глаза сверкнули, как лунный свет на волнах, и Горвин повернулся к двери. Он успел сделать два шага, прежде чем Лита вскочила на ноги.
- Возьмите меня с собой!
«Что я делаю?» - поразилась она, но не забрала свои слова обратно.
Горвин обернулся, и на его лице Лита увидела знакомое упрямое выражение. «Не возьмет», - поняла она сразу, но продолжила:
- Я все-таки маг. Вы ведь знаете, откуда я на самом деле. И если мне удалось увидеть Аррина один раз, может, получится и потом. И я неплохо умею лечить…
- Врач у меня уже есть, - прервал ее Горвин. – Нет, девочка. Тут дело не для твоей магии. Да даже и не для моей или Аррина.
Здесь речь о политике, а в ней ты все равно что рыба на суше. Оставайся здесь. И помни, что я говорил о жрецах. Минна…
- Я прослежу, - твердо ответила ему жена. Она поднялась, подошла к мужу и быстро поцеловала его. – Иди. Скорее. Я буду ждать, как всегда.
Улыбка коснулась губ Горвина и тут же пропала, он вышел, дверь с грохотом захлопнулась за его спиной, и сразу же эхом хлопнула входная. Минна несколько долгих мгновений смотрела на дверь, а потом обернулась к Лите, которая так и стояла у стола, поджав губы и стиснув кулаки.
- Я могла бы помочь, - упрямо сказала она, хотя Минна ни в чем ее не упрекнула.
Жена капитана и мать будущего капитана покачала головой, подошла к окну и посмотрела в темноту, в которую ушел ее муж, чтобы спасти их сына. Потом она медленно вытащила из прически цветную ленту и убрала в карман. После чего обернулась к столу и стала собирать тарелки и ложки. Ее загорелые полные руки двигались проворно и не дрожали.
- Так всегда, - сказала она негромко. – Моряки уходят, а мы остаемся ждать их возвращения на берегу. Привыкай.
Лита глядела на эту женщину, которая могла потерять сына, а может, и мужа тоже, на ее спокойные уверенные движения и не понимала, как та, вспыльчивая, шумная, может оставаться такой хладнокровной. «Что же у тебя за сердце, каменное?!» - вспомнила она слова Минны и подумала: а сама-то?
Минна почувствовала ее сердитый взгляд и, хотя Лита не сказала ни слова, продолжила свою речь.
- В море много чудовищ. Кракены. Морские змеи. Лихие люди. Может случиться шторм. Может начаться война. Все это подстерегает каждого из маринеров. Но мы, их женщины, ничего не можем с этим поделать. Не можем удержать ветер в тучах и загнать древних чудовищ обратно на дно. Но мы можем хранить дом, чтобы мужчинам было, куда возвращаться. Чтобы они знали, что оставляют за спиной место, где их всегда будут ждать. Наша любовь и вера в них направляют их руки и дарят им силы. Подумай об этом. А пока отнеси в погреб рыбу и стряхни скатерть.
Лита подчинилась. Но Минна не видела, как в ее зеленых глазах плясали огоньки, которые Лита прятала под светлыми ресницами.
***
@темы: Убей в себе бога
-
-
30.11.2014 в 10:30-
-
30.11.2014 в 10:30-
-
30.11.2014 в 10:31-
-
30.11.2014 в 10:33-
-
30.11.2014 в 10:34-
-
30.11.2014 в 10:35-
-
30.11.2014 в 10:37-
-
30.11.2014 в 10:38-
-
30.11.2014 в 10:38-
-
30.11.2014 в 10:40-
-
30.11.2014 в 10:41-
-
06.12.2014 в 08:02И все-таки очень интересно, что сотворяет Аламат! Я вот лично без догадок, в отличие от Тони..