"Поскольку аз есмь церемониймейстер, мне этот утренник вести, молчи, не спрашивай - куда" (с)
читать дальше. Спектаклю - да?Демис оказался на редкость непоседливым человеком. Через пять минут их разговора у Синди зарябило в глазах – Демис то и дело вскакивал, обходил комнату, размахивал руками и чуть ли не подпрыгивал. Синди подумал, что этому человеку не дают успокоиться переполнявшие его идеи.
Демис был одновременно писателем, режиссером и композитором, но ни то, ни другое, ни третье не принесло ему до сих пор ни известности, ни денег. Он смог продать несколько сценариев для проходных фильмов, подрабатывал продажей слоганов для рекламы, иногда брался за редактуру и корректуру – перебивался как мог. Работал он на дому и Синди принимал тоже у себя дома – в маленькой квартирке под самой крышей, с пятачком вместо кухни и крошечной ванной, зато с настоящим камином и креслом-качалкой. В этой качалке и устроился Синди, которому тут же вручили большую цветастую кружку с чаем.
Мечтой Демиса была постановка спектакля по собственному сценарию и со своей музыкой.
- Никаких слов, одни танцы, - рассказывал он Синди, бегая вокруг стола. – Это должно быть похоже на древнюю легенду. Герой, героиня… да, сценарий я вам пришлю, посмотрите, почитаете… так вот, герой, героиня, которую обольщает и уводит с собой зло и которую герой спасает. Ну, конечно, помощники героя и злодея, разные духи, странные существа…
Из этого сумбурного объяснения Синди мало что понял и решил все вопросы оставить на потом, когда он прочтет сценарий. Он спросил только одно:
- И кем же вы меня видите?
Он рассчитывал на какое-нибудь сказочное существо и удивился, когда услышал:
- Только злодеем, - Демис поспешил пояснить, видя реакцию Синди, - Только не подумайте, что это какой-то разбойник и бандит! Зло более утонченное и по-своему очень привлекательное, сами увидите.
- Занятно, - сказал Синди.
- Очень! Темное, почти бесплотное создание, воплощение мрака, притягательная порочность!
Синди чуть не спросил, не пишет ли Демис еще и стихи. Но описание предполагаемой роли ему понравилось. Что там – танцор чувствовал, что судьба дает ему шанс, который снился ему столько раз. Однако по мере выяснения деталей оказалось, что актеров нет еще ни на главные, ни на второстепенные роли, музыкантов нет, хореографа тоже нет!
- Я надеялся, - слегка покраснел Демис, - что вы, с вашим опытом преподавания…
- Нет, - решительно отказался Синди. – Как минимум групповые сцены я не смогу поставить. Я не умею ставить такое.
- Эх, - огорчился толстяк, - а я на вас рассчитывал, признаюсь. Придется искать… Зато, - просиял он, - зал уже есть! Театр «Домино» согласен предоставить нам сцену, так что на улице не окажемся! Что скажете?
- Можно я подумаю? – у Демиса вытянулось лицо, и Синди добавил, - почитаю сценарий и все такое…
- Да, конечно, - кивнул режиссер, - почитайте, надеюсь, вам понравится. Честно признаться, после того отчетного концерта я видел в роли Зла только вас…
Эти слова немало польстили Синди, но не убедили его. Возвращаясь домой пешком – Демис жил в этом же районе и можно было прогуляться – танцор не знал, что и думать. Мысль о возвращении на сцену жгла его. Но все это было так ненадежно, зыбко… И Синди не знал, как к этому отнесется Квентин – согласившись на роль, нужно было отказываться от второй группы, иначе бы танцору не хватило бы времени. Но сами слова «сцена», «спектакль», «одна из главных ролей» - завораживали.
Дома он прочитал сценарий и ему понравилось. История на самом деле была простая, на первый взгляд недалеко ушедшая от детской сказки, но, уже представляя, как это может быть поставлено, Синди видел, что все может быть совсем не так однозначно, и герои могут раскрыться по-разному, тем более, что все роли были без слов… Многое зависело от того, как характеры своих персонажей покажут актеры. Синди с особым вниманием читал куски с участием Зла и видел, что можно сделать его законченным подонком, а можно представить как очень неоднозначное существо, способное вызывать и сочувствие, и восхищение, и ненависть. Синди поймал себя на том, что уже прикидывает, как бы он воплотил это на сцене, и даже машинально сделал несколько жестов.
Так ничего и не решив, он решил спросить совета, но позвонил не Квентину, а в Анатар.
- Фредди, - выдал он скороговоркой, когда ему ответили, - мне предлагают роль главного зла в танцевальной постановке. Это хрен знает какой театр, неизвестно, кто еще играет, про деньги говорить смешно, но сценарий хороший и режиссер вроде ничего, забавный мужик. Что скажешь?
- А тебе хочется? – Фредди ничуть не удивилась его звонку. Синди слышал смех и разговоры где-то на заднем плане, свет был приглушен – в квартире явно состоялась очередная вечеринка. На миг Синди остро захотелось попасть туда же, повидать Тинто, обнять Тима…
- Не знаю.
- Блэк, - прищурилась Фредди, - у тебя же глазенки горят и ручонки трясутся, когда ты вот прямо сейчас со мной говоришь. Ты чего хочешь? Чтобы я подтвердила твое желание, и ты пошел выступать?
- Я правда не знаю, - вздохнул Синди.
- Ну и дурак. Ты боишься, что ли?
Синди хотел было возмутиться, но сообразил, что подруга совершенно права.
- Пожалуй, боюсь, - признался он. – Я же никогда вот так вот… чтобы роль и все такое. Вдруг не получится?
- Ну так попробуй и узнаешь. Сам говоришь, что это не постановка в Галактической Опере, так чего тебе терять?
- Спасибо, - улыбнулся Синди. – ты всегда знала, что сказать правильно.
- Да я вообще умница, - не стала скромничать Фредди. – Ладно, я пошла, пока эти мерзавцы не вылакали весь пунш. От тебя что-нибудь передать?
- Передавай привет и что я скучаю.
- Раз скучаешь, мог бы и прилететь раз в год, не переломился бы. Ну все, пока.
«Мог бы и прилететь…» Когда Синди освоился в Парнасе, тоска по дому меньше стала терзать его, но иногда мучительно хотелось прийти в квартиру Фредди, выпить со всеми чаю и чего-то покрепче, обменяться новостями, которых накопилось уже куча – по комму все равно всего не расскажешь. Почему он не прилетел летом, в свой законный отпуск? Не потому же, что проводил время с Лиу…
Потому что испугался возвращения в Анатар, понял Синди. Он любил этот город всей душой, но боялся туда вернуться – слишком много было связано с его домами, улицами, клубами и парками, слишком много воспоминаний он там оставил. Если бы он прилетел, они бы тут же набросились на него, а он не был готов к такой встрече.
Лиу, легок на помине, вернулся раньше обычного. Он был настроен игриво – скользнул языком по губам Синди, слегка укусил и удалился в душ, явно рассчитывая, что любовник последует за ним, однако Синди было не до секса.
- Ты знаешь, мне предложили роль, - сказал он, когда Лиу вернулся в комнату.
- Да? – в голосе Лиу слышалась радость пополам с удивлением. – Какую, где?
- Роль Зла в одной сказке. Ставит Демис Димитриу.
- Димитриу, Димитриу… - наморщил лоб Лиу. – Нет, не помню такого. Наверное, какой-нибудь приезжий.
- Я тоже приезжий, - напомнил Синди. Наивный снобизм коренного парнасца Лиу его порой раздражал.
- Ты – другое дело, ты прилетел по приглашению и… Все, все, не смотри на меня так! – засмеялся Лиу. – Я просто его не знаю. Может, он станет маститым режиссером, а ты в его постановке – звездой первой величины!
Он говорил так, что становилось ясно: в такую возможность он не верит. И тогда Синди твердо решил: он даст свое согласие. Он рискнет и вместе с Демисом попробует сделать из его сценария отличный спектакль.
Но наутро он отправился не к Демису, а к Квентину. Пусть он решил для себя, но маэстро должен был узнать об этом первым, и как директор, и как друг.
Квентина в школе не было, и он пригласил Синди посетить его дом.
Синди раньше никогда не был в гостях у маэстро, и с удовольствием согласился прокатиться на окраину – состояние дел Квентина давно позволило ему приобрести особняк.
У Квентина Вульфа был слишком хороший вкус, чтобы выставлять напоказ свое благополучие и строить подобие средневекового замка или мини-копию дворца. Его дом скрывал беленые стены в облаке зелени, сад на первый взгляд казался диким, и только опытный глаз мог заметить признаки того, что эта внешняя неухоженность тщательно поддерживается и очень удобна, чтобы позволять хозяину отдыхать и оставаться незамеченным для случайных прохожих.
Обычным мерам безопасности Квентин тоже уделял внимание – Синди пришлось подождать у калитки в высоком заборе, пока не раздался писк и лампочка на замке не мигнула зеленым.
Уже в дверях дома Синди столкнулся с женщиной с худым и строгим лицом. Однако, увидев гостя, она неожиданно улыбнулась, и улыбка сделала ее лицо куда привлекательнее и мягче. Кивнув, она поспешила к входу, который, как решил Синди, вел в подземный гараж.
- Проходи, располагайся, - хозяин дома уже вышел встречать гостя.
Дом Квентина походил на его кабинет. Так же много прекрасных вещей, каждая из которых имела сугубо практическое значение – и ничего лишнего, никакой громоздкости и вычурности. В таком доме хотелось жить – а если бы чуть сместились акценты, из него вышел бы музей, но никак не место, где можно расслабиться. Вскоре Синди уже сидел с непременной чашкой чая в удобном кресле цвета молока и скользил взглядом от одного предмета обстановки к другому.
- Здесь все похоже на вас, - заметил он.
- Здесь – да, - ответил Квентин. – У нас с Оливией соглашение: я занимаюсь комнатами, а она обустраивает лабораторию, как ей вздумается.
- Лабораторию?
- Да, может, ты видел спуск в нее. Оливия как раз собиралась туда. Я бы познакомил вас ближе, но у нее проходит какой-то очередной важный опыт, от которого она не может оторваться дольше, чем на десять минут.
- Так ваша жена – ученый?
- Химик, причем первоклассный. Когда мы переехали сюда, в первое время она доводила меня до белого каления. Она то и дело улетала по делам, иногда пропадая неделями. В итоге я не выдержал и предложил поставить нужное оборудование здесь, у нас, чтобы ей не приходилось дергаться из-за каждой мелочи. Признаться, я больше беспокоился о себе, чем о ней…
Синди покачал головой, задумавшись, как могут сосуществовать рядом такие разные люди из совсем разных миров. Артист и ученый, оба профессионалы, у каждого свои заботы…
- А как вы познакомились? – не удержался он от вопроса. – Оливия у вас училась?
- О нет, - засмеялся Квентин. – Оливия не разбирается в танцах и ограничивается просмотром моих редких выступлений, да и то не каждого. Мы встретились в больнице. Оба тогда сломали руку, я правую, Оливия левую. Как говорится – не было бы счастья… Когда мы в третий раз столкнулись у кабинета врача, я понял, что это судьба и отправился покупать цветы… кстати, совершенно зря.
- Почему?
- Потому что у нее оказалась аллергия на лилии. Мы засунули этот веник в мусор и пошли пить кофе.
Синди улыбнулся.
- Ты сказал, что хочешь о чем-то рассказать, - заметил Квентин.
- Ах да, - спохватился Синди. – Маэстро, мне очень жаль, но я вряд ли смогу взять в этом году еще одну группу.
Следующие пятнадцать минут Синди говорил, а Квентин слушал. Когда рассказ о Демисе, сценарии и творческих планах, довольно путаный, закончился, маэстро вздохнул.
- Я знал, что этим все кончится.
- Знали? – удивился Синди. – Откуда?
- Подозревал уже давно, а после концерта убедился. Тебя лихорадит при одной мысли о выступлении. То, что ты показывал на концерте, не идет ни в какое сравнение с тем, что ты демонстрировал на уроке. Ты жаждешь славы, скромная роль преподавателя тебя не устраивает. Жаль, именно здесь ты бы мог достигнуть больших успехов.
- Не знаю, - вздохнул Синди. – Просто чувствую, что пожалею, если не решусь.
- Кто я такой, чтобы вставать между артистом и театром, - улыбнулся Квентин. – Так что благословляю! Но напоминаю, что первая твоя группа у тебя остается. За халатную работу буду драть нещадно.
- О, в этом я не сомневаюсь!
Оба посмеялись, после чего Синди стал собираться.
- Торопишься? – спросил Квентин. – Я думал, ты останешься на обед. Мы давно не виделись и не беседовали.
- Я бы с радостью, но еще ведь нужно подписывать контракт, пока не передумал…
- Так в чем проблема? – пожал плечами маэстро. – С каких пор необходимо твое личное присутствие для подписания контракта?
Синди так и тянуло воспользоваться гостеприимством Квентина, так что дальше ломаться он не стал. Он связался с Демисом и сообщил о своем решении. Режиссер так обрадовался, что едва не снес со стола вазу, когда расписывал чудесные совместные перспективы. После чего прислал Синди контракт, который следовало подписать до вечера. Танцор вздохнул – деловые документы он по-прежнему ненавидел.
- Я бы посмотрел, если ты не против и это разрешено, - заметил Квентин. – Все же у меня есть некоторый опыт в этой сфере.
- Вы меня в который раз спасаете, Квентин, - признался Синди. – В таких документах меня тошнит от каждой буквы.
- Довольно бурная реакция на то, что закрепляет твои права. Должно закреплять, во всяком случае.
Квентин пробежался глазами по тексту – Синди поразился, как быстро маэстро все прочитал, сам бы он ковырялся втрое дольше – и вынес свой вердикт:
- Совершенно стандартный договор. Не вижу никакого криминала. Не походит, что Демис Димитриу решил тебя обобрать или загнать в кабалу.
- Видели бы его, - улыбнулся Синди, - у него на лице написано, что он неспособен никого обобрать.
Квентин посмотрел на него с чем-то подозрительно похожим на снисходительную жалость, но ничего не сказал.
- Я бы на твоем месте прочитал контракт еще раз и повнимательнее. Все-таки тебе по нему работать.
- Я доверяю вашему мнению, - ответил Синди и дал комму команду: утвердить.
Квентин покачал головой.
- Твое легкомыслие порой изумляет меня. Странно, что с таким подходом ты еще не работаешь за гроши у кого-нибудь, воспользовавшимся твоей беспечностью.
- Наверное, мне везет, - Синди снова улыбнулся и отпил еще чая. – Нет, серьезно. Мне все время попадались хорошие люди. Фредди. Потом Смит, менеджер, с его знаниями он мог с меня три шкуры снять, но ведь не снял. Теперь вы. Вот, еще и Демис, и я думаю, что и он хороший человек.
- Надеюсь, что твоя интуиция тебя не обманывает, - вздохнул Квентин. – А может, подобное притягивает подобное. Не хотелось бы узнать в один прекрасный день, что тебя обворовал какой-нибудь мерзавец. Постарайся в следующий раз отнестись более серьезно к важным документам.
- Я постараюсь, - пообещал Синди.
До обеда еще оставалось время, и Квентин показал гостю дом. Тут и там попадались вещи, привезенные им из разных стран и с других планет, у каждой была своя история. Некоторые из историй Синди посчастливилось сразу же услышать. Чем дальше, тем больше он поражался, какой насыщенной вышла жизнь у далекого от старости маэстро. Он сказал об этом Квентину и тот улыбнулся, поглаживая подставку для благовоний в виде птицы из редкого белого дерева, привезенную откуда-то с Плексы.
- В какой-то момент я понял, что жизнь без интереса не имеет никакого смысла. Тогда мне были больше всего интересны путешествия. Теперь другие вещи, хотя я до сих пор срываюсь порой с места и отправляюсь в очередной вояж, маскируя его под работу. Поэтому я бы не взялся с тобой спорить о твоем будущем на сцене. Я вижу, что тебе сейчас интересно именно это, а значит, было бы жестоко тебя отговаривать, хотя сам проект пока мне кажется чистой воды авантюрой, которая держится на энтузиазме автора.
На обед вернулась из своей лаборатории Оливия, и Квентин представил Синди жене. Синди она немного пугала своей серьезностью и строгостью, да и о мире ученых он имел очень смутное представление. В Парнасе, где процветали люди творческие, профессия химика казалась крайне экзотической. Оливия же крайне мало интересовалась местной жизнью.
- Вам не скучно здесь, в Парнасе? – спросил Синди, хотя и понимал, что это достаточно личный вопрос.
- Нет, - ответила Оливия. – Я не слишком-то общительна и общество пробирок мне интереснее общества людей. В работе я, к счастью, не связана расстояниями, и могу в любой момент обратиться к коллегам, как лично, так и на видеоконференциях. А для личных разговоров Квентина более чем достаточно.
- Дорогая, - вмешался маэстро, - Синди может решить, что с тобой я только и делаю, что болтаю.
- Я ведь сказала, что не слишком общительна и мне хватает. К тому же, - Оливия улыбнулась, и Синди снова поразился, как изменилось при этом ее лицо, - это не так уж далеко от истины.
Квентин с женой обменялись улыбками, и Синди почувствовал себя лишним. Между этими двоими было почти ощущаемое физически тепло. Собственный мирок, не имеющий отношения ни к работе Оливии, ни к школе Квентина. Связь, разделяемая только с одним, самым близким человеком. Синди понял, почему Квентин не афишировал, почти скрывал свой брак – маэстро не хотел, чтобы в это живое тепло пытались запустить грязные пальцы.
«Почему у меня так не выходит? – подумал Синди. – Что во мне не так? Я не могу представить, чтобы такое было у меня. Чтобы человек рядом – счастье».
Если бы Квентин знал об его мыслях, то мог бы сказать, что не все приходит сразу и предаваться унынию в двадцать с небольшим – настоящее преступление против себя, но он, конечно, ничего не знал и ничего не сказал.
После обеда засиживаться было уже неприлично, и Синди все-таки собрался уходить. Квентин решил проводить гостя до калитки.
- Спасибо, - искренне поблагодарил его Синди, - за все. Вы и правда мой могущественный джинн, сколько раз вы помогали – не сосчитать.
- Что поделать, - улыбнулся Квентин, - испытываю слабость к талантливым людям. Помочь кому-то раскрыться – это своеобразное удовольствие, ничуть не меньшее, чем раскрываться самому.
- Нет, это я понять до сих пор не могу, - тряхнул головой Синди.
- Поэтому я директор школы, а ты сегодня подписал контракт на участие в спектакле.
- Вы еще скажите: «Вырастешь – поймешь!» - засмеялся Синди.
- Не исключено, - серьезно ответил маэстро и открыл калитку. – До встречи на работе. И удачи.
Оказалось, что Синди был первым исполнителем роли первого плана, кто подписал контракт, поэтому ему оставалось только ждать, пока Демис Димитриу найдет танцоров для других ролей.
- Не хочешь попробоваться на роль светлого рыцаря? – спросил Синди у Рэя, которому рассказал все.
- Ну уж нет, - засмеялся Рэй, - я лучше с девочками своими, два притопа, три прихлопа. А если мне приспичит набить тебе морду, я это лучше так сделаю, без музыкального сопровождения.
Начались занятия в школе, съехалась из своих вояжей «четверка».
- Тренировались? – спросил Синди на первом занятии.
Ответом ему было неразборчивое бормотание и взгляды в пол или в окно, так что Синди сделал вывод, что не тренировались, даже не думали, а если и думали, то мало и плохо.
- Плохо! – вздохнул он. – Давайте смотреть, что вы еще не забыли.
Выяснилось, что не забыли не так уж мало, поэтому со второй недели дела снова пошли на лад.
Лиу в группу по их совместному с Синди решению не вернулся, остался у Квентина. Синди не расспрашивал Лиу, как у него проходят занятия, - не хотел невольных сравнений с маэстро. Квентин был преподавателем высочайшего класса, это было очевидно, и Синди не хотел ни убеждаться лишний раз в своей недостаточной еще подготовке, ни заставлять любовника лицемерить.
Синди втянулся в повседневные дела, и звонок Демиса через два месяца стал для него почти неожиданностью.
- Все готово, - сообщил режиссер, сияющий, как софит, - можно приступать к постановке и репетициям.
И Синди почувствовал, как у него снова свело живот от предвкушения.
Театр «Домино» формально находился еще в центральном районе, но на деле оказывался почти на границе с районами, где останавливались туристы. Конечно, ни натурального паркета, ни шикарных люстр, ни бархатных кресел здесь не было. Но если без люстр и паркета Синди бы обошелся прекрасно, то без хорошего покрытия сцены пришлось бы туго. Избалованный чудесными условиями в залах школы Квентина, танцор только вздохнул, осмотрев сцену – работать можно, но лучше осторожно… Голопроекторы в театре тоже были, но уже устаревшие. В анатарской «Альфе», которую местные снобы назвали бы провинциальным зальчиком, оборудование было современнее и декорации создавало на порядок сложнее.
- Это ничего, - энтузиазм Демиса было трудно поколебать, - главное в нашей постановке не декорации, а актеры!
С актерами Синди быстро перезнакомился. Впечатления были смешанные.
Исполнитель главной роли ему не понравился, и это было взаимным чувством с первого взгляда. Грег Охала относился к той категории артистов, которые считали всех вокруг должными им уже за то, что они соизволили снизойти до окружающих и взять роль. Причем такие встречались куда чаще среди актеров, которые так и не сумели пробиться наверх, настоящие звезды общались с другими куда проще и естественнее.
Грег же так закатывал глаза, так отбрасывал назад золотистые волосы, так капризно требовал обеспечить ему минеральную воду, отличную гримерную, три смены костюма и желательно все сразу, что напоминал Синди Красотку Мерилин в мужском обличье. Когда Охала заявил, откинувшись на спинку кресла и поднеся кончики пальцев к лицу:
- Я не могу работать в белом! Только в красном! – Синди не выдержал и засмеялся, и с тех пор между ними установилась крепкая взаимная неприязнь.
Жанна, которая играла главную героиню, была совсем не такой, и Синди сразу почувствовал к ней симпатию, которая в дальнейшем только увеличивалась. По мнению Синди, именно так и должна была выглядеть сказочная принцесса: тоненькая, невысокая, с копной кудрявых светлых волос и громадными голубыми глазами. Еще у нее была очень славная улыбка и неиссякаемый запас оптимизма. Нет декораций? Ничего, можно справиться и так! В бюджет не укладывались расходы на живой оркестр, и придется работать под запись? Ничего, живая музыка – не главное! Это стремление не страдать над возникающими проблемами очень импонировало Синди. К его досаде, Жанна хорошо относилась к Грегу и принимала его проблемы всерьез, хотя, по мнению Синди, на девять десятых они были высосаны из пальца.
Отсутствие живой музыки Синди огорчило – он бы с удовольствием поработал с оркестром, но чего не было, того не было. Но даже такие досадные обстоятельства и манерный Грег не могли заглушить в нем желание поскорее начать работу. Мечты и надежды переполняли его, Синди любил и скромный зал с синим занавесом, потертыми темными креслами и мягким светом матовых белых ламп, и Демиса, и Жанну, и сценарий. Синди понимал теперь, почему режиссер постоянно бегал туда-сюда – ему и самому не стоялось на месте, хотелось вскочить на сцену и сделать уже что-то! Чтобы не стоять просто так, он вставил в уши наушники и стал прослушивать музыку – половину композиций Демис уже успел записать в студии и накануне переслал всем участникам. Синди прогонял эти треки весь вечер, пока после двадцатого раза Лиу не заявил, что сходит с ума, и не заставил Синди выключить комм.
Пришла подтанцовка – они же сказочные существа, враги и друзья главного героя, мирные жители и прочие. В основном это были студенты, едва закончившие обучение и не имеющие достаточно связей, чтобы получить роли в спектакли высокого уровня. Если Синди что-нибудь понимал, общей мотивацией для участия для них стала мысль: «Все с чего-то начинали». Это не слишком обнадеживало.
Наконец, в зал вошел еще один человек, с желтоватым нервным лицом, с выступающими скулами, коротко стриженными пегими волосами и идеальной осанкой. Он двигался, мгновенно переходя от неподвижности к быстрому шагу и наоборот. Синди он напоминал кузнечика-переростка.
- О! Господа, вот и наш хореограф, мой первый помощник, человек, на которого я возлагаю судьбу спектакля! Господин Цу-О, мастер своего дела, любезно согласившийся взять на себя работу над танцами!
Цу-О принимал похвалу в свой адрес как должное. Глядя на брезгливую складку его губ и ничего не выражающие темные глаза, Синди и не знал, что вскоре рядом с этим человеком Грег Охала покажется ему приятным собеседником.
Выяснилось это очень быстро. Через несколько дней, когда состоялась первая для Синди репетиция.
Поскольку у Демиса была записана музыка только к первому действию, нужно было начинать с него. Синди должен был приступить к работе над своим первым появлением – Зло пробирается в сад, чтобы застать там Принцессу.
Эта часть не казалась Синди такой уж сложной. Он обсудил с Демисом, какой именно должна быть эта сцена – и обнаружил, что видение у них совпадает. Господин Цу-О стоял рядом, изредка вставляя замечания, которые показались Синди дельными. Музыку своего появления к тому моменту он уже знал наизусть и держал в памяти. Ничто не предвещало беды. Он поднялся на сцену, встал за кулисами, дождался первых звуков и медленно вышел вперед. Вот он прокрался по саду, оглядываясь и прислушиваясь, замирая то и дело, чтобы не пропустить опасность. Вот убедился, что никого нет, все спят и ночь тиха, и спрятался у ограды, замер, застыл в ожидании…
- Браво! – захлопал Демис.
Синди улыбнулся.
- Не верю, - безразлично бросил Цу-О. – Красуетесь.
Синди не привык, чтобы его выступления характеризовали подобным образом.
- Красуюсь?! – он скрестил руки на груди и встал на краю сцены.
- Красуетесь. Вы не вор, вы топ-модель. Еще раз.
Синди вспыхнул, но промолчал и отправился за сцену.
На этот раз он старался держать в голове образ Зла. Вместо сцены он представлял тропинку в траве, вместо софитов – лунный свет, а самого себя – вором и шпионом, который может поплатиться, если окажется обнаруженным тут, в одиночестве. Ему нужно только одно – спрятаться, скрыться и увидеть ту, ради которой он здесь оказался. Он сам не знает, зачем ему эта новая игрушка, но он хочет ее увидеть и все тут, а значит, нужно стать тенью, змеей в траве, ветром в листве, пока не придет его черед действовать…
Синди так сосредоточился на этих мыслях, что, когда музыка кончилась, удивился, не обнаружив перед собой каменной ограды и зеленой листвы.
- Отходите с грацией утюга, - сказал Цу-О.
И ничего больше не добавил.
Первая репетиция раз и навсегда определила манеру их общения. Цу-О оказался безжалостным критиком. Ни один недочет не ускользал от него, и о каждой ошибке он сообщал моментально, громко, жестко. Главного и второстепенного для него не существовало – точнее, любая деталь танца для него относилась к главному. К второстепенному можно было причислить чувства артистов. Синди он однажды заявил:
- Вы привыкли к всеобщему одобрению и задрали нос. Я вышибу из вас эту уверенность в своем непревзойденном таланте.
Синди не понимал, о каком одобрении шла речь – о его скромной анатарской известности, которая на Гайе ничего не стоила? о работе у Квентина? о чем-то еще?! Но к тому времени он уже так ненавидел хореографа, что не спрашивал ни о чем.
Когда Цу-О не находил, к чему придраться, он молчал.
Синди доставалось больше всех – и не потому, что Цу-О кого-то выделял. Но Грег Охала внимал ему чуть ли не с подобострастием, безропотно принимая всякое замечание, Жанна выслушивала критику с вечной светлой улыбкой и продолжала работу, а вот Синди не выдерживал. Бесился, хотя и понимал, что разумнее всего следовать примеру Жанны. Пытался спорить, но спорить с Цу-О было бесполезно – у хореографа на все было свое железное мнение, которое оспариванию не подлежало.
- Да кто тут играет Зло, вы или я?! – не выдержал однажды Синди, когда они в очередной раз не сошлись во мнениях о нескольких жестах в сцене битвы Зла с Героем.
- Вы, - ответил Цу-О. – Но кто вам сказал, что вы делаете это хорошо?
- Это невыносимо! – вспылил Синди и сбежал со сцены, а вслед ему полетела насмешка Грега Охала.
- У некоторых злодеев на удивление слабые нервы…
Синди пытался говорить с Демисом, но потерпел поражение.
- Я ведь не танцор, не хореограф, Синди, - режиссер мягко улыбался, сочувственно качал головой, но соглашаться с мнением о Цу-О не спешил. – А у Цу-О большой опыт постановок, его замечания всегда по делу. Разве вы не замечаете улучшений в технике?
Синди зарылся руками в волосы, не зная, как объяснить, что выверенные, поставленные Цу-О жесты в трети случаев были на самом деле улучшением техники, а в остальных – провалом, мертвыми, ненужными движениями, красивостями ради красивостей.
- Я принимаю его замечания по делу, - ответил он, наконец. – Но может у меня быть свой взгляд на роль или нет?!
- Я поговорю с Цу-О, - Демис с сочувствием глядел на Синди, но у танцора сложилось впечатление, что режиссер не принял его замечания всерьез, просто хотел успокоить его расшатанные нервы. – Но у него свой стиль работы, Цу-О мастер классической школы. Я понимаю, что его метод может отличаться от метода вас как преподавателя…
«Тебе же предлагали заняться постановкой танцев лично, так заткнись теперь», - услышал в этом Синди, и проглотил и это тоже. Но обещание режиссера поговорить немного успокоило его.
Синди не знал, как прошел разговор, но на следующий день Цу-О поставил рекорд, заставив Синди двадцать два раза прогнать один короткий проход.
- Кое-кто считает, что если он вел занятия в танцклассе, то уже все знает и умеет, - прокомментировал Цу-О, когда Синди, бледный, вспотевший, встал перед ним. – Для начала постарайтесь научиться ходить ногами по полу, господин Блэк, потом можно будет о чем-то говорить.
Он всегда был безукоризненно вежлив и всегда на «вы». Синди рядом с ним казался истериком.
Синди возвращался домой измотанный, в тихом бешенстве, выпивал заваренный Лиу чай и без сил падал на кровать. Под глазами у него залегли темные круги, началась бессонница, а иногда Синди замечал, как дрожат пальцы.
- А может, ну его? – тихо предложил как-то Лиу, опустивший голову ему на плечо. – Подумаешь, спектакль. Пошли своего садиста и уходи оттуда. Ну…
- Гну, - отозвался Синди сквозь зубы. – Не дождутся.
Самым обидным было то, что Синди нравилась эта история. Он прекрасно представлял, что из нее можно сделать даже с теми средствами, которые были в распоряжении Демиса. И Грег, при всей своей капризности, был неплохим танцором, и Жанна пушинкой порхала над сценой. Но Синди не мог раз за разом переламывать себя и втискиваться в рамки, которые ему заготовил Цу-О. Это был мертвый, отвратительный Синди шаблон, но Синди не мог ничего доказать.
В итоге ему стало казаться, что все правда. Что он бездарь, которому просто крупно везло до этого, ведь не зря Квентин говорил, что его стоит бить иногда палкой. Синди мрачно решил, что роль палки в этот раз отвели Цу-О. И, быть может, все его рассуждения о «живых» и «мертвых» жестах на самом деле полный бред, хореографу виднее, а если Синди не в состоянии выполнять его требования, значит, Синди как танцор никуда не годится.
На своих собственных уроках он то и дело ловил себя на мысли, что хочет рявкнуть что-то вроде: «Ну, что растопырился?!» или «Не изображай тряпку!» Когда ученики не чувствовали его дурного настроения, он раздражался. Когда чувствовали – бесился, потому что в такие моменты они начинали работать хуже. Как будто боялись.
Он и сам стал работать хуже, когда выходил на сцену. Иногда он не выдерживал и двигался так, как учил его Цу-О, четко, в танце, выверенном до последнего жеста. Но уже на следующем прогоне срывался, возвращался к тому, что было раньше, и раз за разом выслушивал комментарии. Давно уже никто не получал столько замечаний, даже подтанцовка, девочки из которой после первых репетиций рыдали по углам, уже действовала куда более слаженно, и основной удар доставался Синди.
- Что с вами, - удивленно говорил Демис, - вы же прекрасно начинали, потом стало еще лучше, а теперь регресс. Синди, соберитесь, вы же можете лучше!
После репетиций он был уже ни на что не способен, ни разговаривать, ни читать, ни, тем более, танцевать. Лиу поначалу старался во всем его поддерживать, приносил чай, готовил ужин, пытался развлечь. Иногда он даже соглашался помочь Синди разыграть какую-нибудь сцену вроде соблазнения Принцессы или битвы с Героем. Но со временем ему все тяжелее было находиться рядом с Синди в подавленном состоянии, и он предпочитал оставить накрытый стол и улизнуть. Синди ел, не чувствуя вкуса, и падал в постель. Он успевал немного восстановиться за выходные, но каждая новая неделя гнула его все ниже и ниже. Он похудел. Один раз Синди даже показалось, что он стал сутулиться – он, у которого всегда была идеальная осанка! Показалось, но танцор еще несколько дней то и дело кидал взгляды в зеркало – а вдруг опять? Он похудел, глаза запали, и в один прекрасный день его потребовал к себе Квентин.
Он даже ничего не стал спрашивать. Подвел Синди к окну, полюбовался на синяки под глазами и заострившиеся скулы и велел:
- Рассказывай.
И Синди рассказал. О том, что он – бездарность, которая не в состоянии справиться с ролью. О том, что ему нравится роль, но он не может играть ее, как положено. О Цу-О, критике, репетициях, о том, что ему жалко отказываться от участия в спектакле, но он не представляет, как выйти на сцену.
Квентин выслушал его, не перебивая, помолчал, а потом спросил:
- Синди, как же ты позволил довести себя до такого? Ты же знаешь, как учат и как грамотно критикуют. Ты же сам преподаватель, что на тебя нашло?!
- Я бездарность, - усмехнулся Синди. – Вам следовало бы меня отстранить. Меня уже ученики боятся.
- Скорее уж за тебя. Я сам на тебя без страха смотреть не могу. Почему ты поверил, что вот это вбивание в пол – нормальная подготовка?! Поверить не могу, что ты на самом деле позволил себя убедить. Фактически предал себя.
Синди покачал головой.
- Вы добры ко мне.
- Если ты не забыл, я тебя тоже учил, - сердито сказал Квентин. – И прекрасно помню, как ты реагируешь на замечания. Иногда очень эмоционально, но с толком. Иначе бы тебя тут давно не было. Я не строю бизнес на жалости.
- У нас с вами похожи стили. Может, поэтому…
- Прекрасно. Теперь ты еще и забыл все, о чем мы говорили. Помнишь? Важнейшее искусство учителя – уметь не прогибать и не ломать под себя! Умелый учитель сможет использовать способности ученика и его индивидуальность!
- Это спектакль, - Синди чувствовал, как темное облако, нависшее над ним последние недели, расходится, но все еще не мог поверить, - там нужен один стиль…
- Ну разумеется. И все должны двигаться, как заводные игрушки, одинаково. Ты сам-то понимаешь, что говоришь? Если ты не вписываешься в постановку абсолютно, тебя должны были отстранить от участия. А тебя пытаются переделать под себя, неужели ты этого не видишь? Самому-то себя не жалко?
И после этих слов Синди стало жалко себя настолько, что его затрясло, в горле запершило, руки дрожали и остановить эту дрожь все не получалось, а Синди не хотелось, чтобы маэстро видел его позор. Квентин быстро встал, куда-то вышел и Синди попытался засунуть руки между сидением кресла и подлокотниками, но вышло неудобно, и он зажал кисти между бедер.
Квентин вернулся и сунул ему под нос чашку с чем-то резко пахнущим.
- До дна.
Пришлось освободить руки, чтобы взять чашку и выпить. Жидкость оказалась немного кислой, но приятной на вкус.
- Я порядком зол на вашего режиссера, - говорил тем временем Квентин. – Хореографов таких я десятки видел, а вот почему твой Демис молчал? Довести до такого состояния одного из лучших моих учеников – я этого не забуду.
Синди посмотрел на маэстро снизу вверх с недоверием.
- Одного из лучших?..
- Да. Вообще-то я не говорю подобного ученикам – это их расхолаживает и подталкивает лениться, но сейчас твоя самооценка ушла в такой минус, что вреда не будет.
Синди прикрыл глаза. Ему становилось дремотно и спокойно – то ли подействовало лекарство, то ли просто полегчало, как только ему удалось выговориться.
- Разумнее всего тебе оттуда уйти, - сказал Квентин и сел напротив.
- Спектакль жалко, - мотнул головой Синди.
- Я понимаю. Но ты уже чуть не сломался, а тебе еще работать и работать под прессингом, если ты не уйдешь. На всех жалости не напасешься.
- И не только жалко… Это может быть очень красивая история. Я бы хотел в ней быть.
«И это, быть может, мой единственный шанс попасть на сцену», - этого Синди не сказал вслух.
- Я не буду тебя отговаривать больше, - вздохнул Квентин. – Тебе не пять лет. Но, честно говоря, желание туда вернуться напоминает мне мазохизм.
- Я хочу попробовать еще раз, - сказал Синди. – Если совсем не получится, то уйду.
- Как знаешь. Но постарайся держать в голове, что ты обладаешь своим стилем и имеешь право на свое видение роли. В конце концов, актер ты, а не Цу-О. Ты утвержден на роль режиссером и сценаристом. И, пожалуйста, никогда не называй бредом свою точку зрения. Мы тут не математикой занимаемся, однозначного ответа не существует.
Синди казалось, что кресло покачивается, будто пол над ним превратился в морские волны. Снизошедшее на него спокойствие, чем бы оно ни было вызвано, было его спасением – он понял, что делать. У него было мало шансов – за него не было никого, против – достаточно, но он должен был попытаться.
- Спасибо, Квентин, - Синди открыл глаза. – Вы снова меня спасаете.
- Боюсь, что дальше тебе нужно спасать себя самому.
- Я знаю, маэстро. Но если я не смогу здесь победить, то все будет впустую.
- Ты же понимаешь, что не сможешь убедить Цу-О в том, что действуешь правильно.
- Я и не собираюсь. На это надежды нет, вы правы.
- Тогда кому что ты хочешь доказать?
- Себе. Это моя роль, Квентин. Я не отдам ее без боя.
- Постарайся не погибнуть в этом бою. А теперь иди и выспись. На тебе же лица нет.
За дверью Синди ожидал сюрприз – вся его «четверка» стояла в коридоре с одинаковым выражением беспокойства на лицах.
- Вы что? – удивился Синди.
- Все в порядке? – вперед выступила Влада Морон. – Обошлось? Если что, мы готовы подписаться в защиту…
- Вы о чем? – удивился Синди еще больше.
- Ну… разве у тебя не было проблем с директором? – вмешался Конрад. – Мы подтвердим, что занятия шли нормально и никаких претензий…
Синди стало смешно и тепло одновременно. Его ребята решили, наглядевшись на его траурный вид, что у него проблемы здесь, в школе. И пришли выступить в его защиту. Несмотря на то, что в последнее время учителем он был просто никаким.
- Все хорошо, правда, - нежность плескалась где-то в горле и мешала говорить. – Спасибо вам. Ничего не надо подписывать и объяснять. Давайте лучше сходим куда-нибудь. Вместе.
Этот вечер стал для него лучшим за долгое время. Они посидели в кафе, поболтали. Ученики пытались выяснить, что же такое с Синди происходит, и он объяснил им, что немного застопорился творческий поиск в работе над ролью. Сначала на него обиделись, потому что он вообще не сказал, что участвует в постановке, а потом хором заявили, что он справится.
- Как будто тут могут быть варианты! – заявила Люси, и все согласились.
Потом он возвращался домой, ежился от зябкого зимнего ветра, смотрел на небо. Из-за иллюминации над городом звезды было трудно разглядеть, но все равно это было красиво. Он пришел к себе, ласково поцеловал Лиу, который уже и не надеялся, и проспал до полудня – наступил его законный выходной.
Днем он запретил себе заниматься чем-то серьезным. Валялся на диване с книгой, смотрел фильмы. Зажимал по всем углам Лиу, словно решил возместить себе весь период воздержания.
- Я уже и забыл, как это, - признался альбинос, после того, как Синди настиг его в душе.
- Вспоминай, - ухмыльнулся Синди.
И только вечером он взял наушники и уселся слушать музыку для спектакля. Трек за треком, вдумчиво, сосредоточенно, восстанавливая в памяти тот образ Зла, который появился в его воображении до муштры Цу-О. Темная привлекательность. Бесстыдная порочность. Изящная жестокость. И где-то в глубине – простое желание тепла…
Когда Синди снял наушники, он был спокоен. Он прекрасно знал, что ему делать.
Эта уверенность дала трещину, когда он пришел в театр на следующий день. Стоило увидеть знакомый занавес, сцену, шушукающихся танцоров второстепенных ролей, Цу-О, который со стаканом воды устроился в первом ряду, как на Синди накатил страх, влажный, липкий, мерзкий. Хотелось опустить плечи и сказать: да, я буду хорошим, как скажете. Цу-О, прекративший разбирать на части только что отыгранную сцену, повернулся к нему.
- Здравствуйте. Ну что же, господин Блэк, сегодня вы порадуете меня отсутствием ошибок или как обычно?
«Я же сейчас вцеплюсь ему в шею, - понял вдруг Синди, дыша от ненависти через раз, - просто пальцами вырву горло. Убью - и все закончится хорошо».
- Перерыв, - хрипло сказал он.
- Что?
- Пе-ре-рыв, - по слогам повторил Синди и отправился в гримерную.
- Кое-кто делает перерывы, еще не начав работу, - это был, конечно, Грег, но сейчас он Синди волновал. Его противником был не Грег Охала.
В гримерной он встал напротив зеркала, вспоминал придуманное Зло и смотрел, как меняется его лицо. Нечего было и думать о том, чтобы отыграть хорошо с таким испуганным взглядом, с зажатостью, которая вызывала только одно желание – ударить. Синди расправил плечи. Он заставил себя вспомнить историю, которую успел полюбить.
- Он хотят Зло – они увидят Зло, - сказал он вслух.
Он вернулся в зал и спокойно кивнул звукооператору и подтанцовке.
- Я готов.
Репетировали сцену в замке – Зло пирует со своими приспешниками. Синди поднялся на сцену, встал в центр. Увидел в воображении стены из черного камня, мрачный зал и – он знал, что так должно быть – тонкую резьбу на колоннах, каменный вьюнок, в совершенстве повторяющий форму вьюнка настоящего…
Заиграла музыка. «Сейчас или никогда». Синди начал. Зло развлекалось.
Синди танцевал, вкладывая свое понимание роли в каждый жест. Он не собирался выяснять, что хотел видеть в этой сцене Цу-О. Он вообще не думал о Цу-О, в первый раз с того момента, как хореограф заявил: «Не верю». Он был Злом – созданием, полным яда, развратным и утонченным, безжалостным и печальным, юношей, не знавшим любви и привыкшим решать все силой. И вот тогда музыка снова повела его, когда он перестал пытаться подогнать под нее какие-то вымученные движения, скучные жесты, кем-то другим придуманные шаги.
Схема движений оставалась одной и той же: вправо-влево, назад-вперед, по кругу, на переднем плане… Подтанцовке не на чем было сбиться, она и без того знала, что в какой момент делать. Но она сбилась. Рядом с Синди было тяжело танцевать механически, когда он метался среди воображаемого зала – злой, веселый, безумный, с блеском в глазах. И когда он по сюжету погнал своих слуг прочь в приступе бешенства, желая остаться в одиночестве, ему показалось, что некоторые испугались на самом деле – мало ли, что способен выкинуть вжившийся в роль Синди Блэк.
- Браво! – подскочил с места Демис, но Синди не обратил внимания на его слова. Демис уже кричал «браво», это не помешало Цу-О потом топтать Синди.
- Так, - начал Цу-О, но сегодня Синди не собирался слушать.
- Если у режиссера нет замечаний, я закончил, - сказал он и отправился выпить воды.
- Блэк!
- С дороги, - сказал Синди Блэк, все еще глядящий глазами Зла и видящий перед собой человека закостеневшего в своих убеждениях и готового раздавить все, что не нравилось ему лично. И Цу-О посторонился, пропуская его к автомату с водой.
Грег Охала присвистнул и заявил:
- Кое-кто окончательно вжился в роль и вообразил себя темным властелином.
Но его голосу не хватало уверенности. Несмотря на дурной характер в танцах и актерской игре Грег понимал немало.
А на следующий день Демис отвел Синди в сторону.
- Господин Цу-О просил поговорить с вами…
- Так, - сказал Синди. – Либо вы признаете, что у меня может быть свой взгляд на роль, либо разбегаемся. Ищите другого.
- Вы прекрасно знаете, что у нас нет времени искать кого-то за такой срок…
- Ну что вы. Вы знаете, господин Димитриу, что Цу-О выдрессирует другого, если тот не будет дергаться и орать. А я буду. Дергаться, орать и слать матом. Потому что Цу-О не понимает ни хрена в моем персонаже, а если понимает, то удачно это скрывает.
Демис вздохнул. Не было похоже, что он стремится переубедить собеседника.
- Демис, - покачал головой Синди. – Вы же режиссер. Вы кричали вчера «браво». Вы же видели, что это – ваша история. Живая.
- Я не так хорошо разбираюсь в танцах…
- В своих персонажах вы тоже не разбираетесь?! – не выдержал Синди. – Тогда как вы собрались ставить спектакль, если сами не представляете, на что все это походит?
- Давайте попробуем, Синди, - Демис решился. – То, что вы делали вчера… да, это то, что мне нужно.
Вскоре Синди услышал, как режиссер говорит господину Цу-О, который сердито сверкал глазами:
- Я понимаю, что это ваша работа. Но стоит так уж улучшать то, что и без того достаточно хорошо?
В тот же вечер Синди зацеловал Лиу до синяков.
Демис был одновременно писателем, режиссером и композитором, но ни то, ни другое, ни третье не принесло ему до сих пор ни известности, ни денег. Он смог продать несколько сценариев для проходных фильмов, подрабатывал продажей слоганов для рекламы, иногда брался за редактуру и корректуру – перебивался как мог. Работал он на дому и Синди принимал тоже у себя дома – в маленькой квартирке под самой крышей, с пятачком вместо кухни и крошечной ванной, зато с настоящим камином и креслом-качалкой. В этой качалке и устроился Синди, которому тут же вручили большую цветастую кружку с чаем.
Мечтой Демиса была постановка спектакля по собственному сценарию и со своей музыкой.
- Никаких слов, одни танцы, - рассказывал он Синди, бегая вокруг стола. – Это должно быть похоже на древнюю легенду. Герой, героиня… да, сценарий я вам пришлю, посмотрите, почитаете… так вот, герой, героиня, которую обольщает и уводит с собой зло и которую герой спасает. Ну, конечно, помощники героя и злодея, разные духи, странные существа…
Из этого сумбурного объяснения Синди мало что понял и решил все вопросы оставить на потом, когда он прочтет сценарий. Он спросил только одно:
- И кем же вы меня видите?
Он рассчитывал на какое-нибудь сказочное существо и удивился, когда услышал:
- Только злодеем, - Демис поспешил пояснить, видя реакцию Синди, - Только не подумайте, что это какой-то разбойник и бандит! Зло более утонченное и по-своему очень привлекательное, сами увидите.
- Занятно, - сказал Синди.
- Очень! Темное, почти бесплотное создание, воплощение мрака, притягательная порочность!
Синди чуть не спросил, не пишет ли Демис еще и стихи. Но описание предполагаемой роли ему понравилось. Что там – танцор чувствовал, что судьба дает ему шанс, который снился ему столько раз. Однако по мере выяснения деталей оказалось, что актеров нет еще ни на главные, ни на второстепенные роли, музыкантов нет, хореографа тоже нет!
- Я надеялся, - слегка покраснел Демис, - что вы, с вашим опытом преподавания…
- Нет, - решительно отказался Синди. – Как минимум групповые сцены я не смогу поставить. Я не умею ставить такое.
- Эх, - огорчился толстяк, - а я на вас рассчитывал, признаюсь. Придется искать… Зато, - просиял он, - зал уже есть! Театр «Домино» согласен предоставить нам сцену, так что на улице не окажемся! Что скажете?
- Можно я подумаю? – у Демиса вытянулось лицо, и Синди добавил, - почитаю сценарий и все такое…
- Да, конечно, - кивнул режиссер, - почитайте, надеюсь, вам понравится. Честно признаться, после того отчетного концерта я видел в роли Зла только вас…
Эти слова немало польстили Синди, но не убедили его. Возвращаясь домой пешком – Демис жил в этом же районе и можно было прогуляться – танцор не знал, что и думать. Мысль о возвращении на сцену жгла его. Но все это было так ненадежно, зыбко… И Синди не знал, как к этому отнесется Квентин – согласившись на роль, нужно было отказываться от второй группы, иначе бы танцору не хватило бы времени. Но сами слова «сцена», «спектакль», «одна из главных ролей» - завораживали.
Дома он прочитал сценарий и ему понравилось. История на самом деле была простая, на первый взгляд недалеко ушедшая от детской сказки, но, уже представляя, как это может быть поставлено, Синди видел, что все может быть совсем не так однозначно, и герои могут раскрыться по-разному, тем более, что все роли были без слов… Многое зависело от того, как характеры своих персонажей покажут актеры. Синди с особым вниманием читал куски с участием Зла и видел, что можно сделать его законченным подонком, а можно представить как очень неоднозначное существо, способное вызывать и сочувствие, и восхищение, и ненависть. Синди поймал себя на том, что уже прикидывает, как бы он воплотил это на сцене, и даже машинально сделал несколько жестов.
Так ничего и не решив, он решил спросить совета, но позвонил не Квентину, а в Анатар.
- Фредди, - выдал он скороговоркой, когда ему ответили, - мне предлагают роль главного зла в танцевальной постановке. Это хрен знает какой театр, неизвестно, кто еще играет, про деньги говорить смешно, но сценарий хороший и режиссер вроде ничего, забавный мужик. Что скажешь?
- А тебе хочется? – Фредди ничуть не удивилась его звонку. Синди слышал смех и разговоры где-то на заднем плане, свет был приглушен – в квартире явно состоялась очередная вечеринка. На миг Синди остро захотелось попасть туда же, повидать Тинто, обнять Тима…
- Не знаю.
- Блэк, - прищурилась Фредди, - у тебя же глазенки горят и ручонки трясутся, когда ты вот прямо сейчас со мной говоришь. Ты чего хочешь? Чтобы я подтвердила твое желание, и ты пошел выступать?
- Я правда не знаю, - вздохнул Синди.
- Ну и дурак. Ты боишься, что ли?
Синди хотел было возмутиться, но сообразил, что подруга совершенно права.
- Пожалуй, боюсь, - признался он. – Я же никогда вот так вот… чтобы роль и все такое. Вдруг не получится?
- Ну так попробуй и узнаешь. Сам говоришь, что это не постановка в Галактической Опере, так чего тебе терять?
- Спасибо, - улыбнулся Синди. – ты всегда знала, что сказать правильно.
- Да я вообще умница, - не стала скромничать Фредди. – Ладно, я пошла, пока эти мерзавцы не вылакали весь пунш. От тебя что-нибудь передать?
- Передавай привет и что я скучаю.
- Раз скучаешь, мог бы и прилететь раз в год, не переломился бы. Ну все, пока.
«Мог бы и прилететь…» Когда Синди освоился в Парнасе, тоска по дому меньше стала терзать его, но иногда мучительно хотелось прийти в квартиру Фредди, выпить со всеми чаю и чего-то покрепче, обменяться новостями, которых накопилось уже куча – по комму все равно всего не расскажешь. Почему он не прилетел летом, в свой законный отпуск? Не потому же, что проводил время с Лиу…
Потому что испугался возвращения в Анатар, понял Синди. Он любил этот город всей душой, но боялся туда вернуться – слишком много было связано с его домами, улицами, клубами и парками, слишком много воспоминаний он там оставил. Если бы он прилетел, они бы тут же набросились на него, а он не был готов к такой встрече.
Лиу, легок на помине, вернулся раньше обычного. Он был настроен игриво – скользнул языком по губам Синди, слегка укусил и удалился в душ, явно рассчитывая, что любовник последует за ним, однако Синди было не до секса.
- Ты знаешь, мне предложили роль, - сказал он, когда Лиу вернулся в комнату.
- Да? – в голосе Лиу слышалась радость пополам с удивлением. – Какую, где?
- Роль Зла в одной сказке. Ставит Демис Димитриу.
- Димитриу, Димитриу… - наморщил лоб Лиу. – Нет, не помню такого. Наверное, какой-нибудь приезжий.
- Я тоже приезжий, - напомнил Синди. Наивный снобизм коренного парнасца Лиу его порой раздражал.
- Ты – другое дело, ты прилетел по приглашению и… Все, все, не смотри на меня так! – засмеялся Лиу. – Я просто его не знаю. Может, он станет маститым режиссером, а ты в его постановке – звездой первой величины!
Он говорил так, что становилось ясно: в такую возможность он не верит. И тогда Синди твердо решил: он даст свое согласие. Он рискнет и вместе с Демисом попробует сделать из его сценария отличный спектакль.
Но наутро он отправился не к Демису, а к Квентину. Пусть он решил для себя, но маэстро должен был узнать об этом первым, и как директор, и как друг.
Квентина в школе не было, и он пригласил Синди посетить его дом.
Синди раньше никогда не был в гостях у маэстро, и с удовольствием согласился прокатиться на окраину – состояние дел Квентина давно позволило ему приобрести особняк.
У Квентина Вульфа был слишком хороший вкус, чтобы выставлять напоказ свое благополучие и строить подобие средневекового замка или мини-копию дворца. Его дом скрывал беленые стены в облаке зелени, сад на первый взгляд казался диким, и только опытный глаз мог заметить признаки того, что эта внешняя неухоженность тщательно поддерживается и очень удобна, чтобы позволять хозяину отдыхать и оставаться незамеченным для случайных прохожих.
Обычным мерам безопасности Квентин тоже уделял внимание – Синди пришлось подождать у калитки в высоком заборе, пока не раздался писк и лампочка на замке не мигнула зеленым.
Уже в дверях дома Синди столкнулся с женщиной с худым и строгим лицом. Однако, увидев гостя, она неожиданно улыбнулась, и улыбка сделала ее лицо куда привлекательнее и мягче. Кивнув, она поспешила к входу, который, как решил Синди, вел в подземный гараж.
- Проходи, располагайся, - хозяин дома уже вышел встречать гостя.
Дом Квентина походил на его кабинет. Так же много прекрасных вещей, каждая из которых имела сугубо практическое значение – и ничего лишнего, никакой громоздкости и вычурности. В таком доме хотелось жить – а если бы чуть сместились акценты, из него вышел бы музей, но никак не место, где можно расслабиться. Вскоре Синди уже сидел с непременной чашкой чая в удобном кресле цвета молока и скользил взглядом от одного предмета обстановки к другому.
- Здесь все похоже на вас, - заметил он.
- Здесь – да, - ответил Квентин. – У нас с Оливией соглашение: я занимаюсь комнатами, а она обустраивает лабораторию, как ей вздумается.
- Лабораторию?
- Да, может, ты видел спуск в нее. Оливия как раз собиралась туда. Я бы познакомил вас ближе, но у нее проходит какой-то очередной важный опыт, от которого она не может оторваться дольше, чем на десять минут.
- Так ваша жена – ученый?
- Химик, причем первоклассный. Когда мы переехали сюда, в первое время она доводила меня до белого каления. Она то и дело улетала по делам, иногда пропадая неделями. В итоге я не выдержал и предложил поставить нужное оборудование здесь, у нас, чтобы ей не приходилось дергаться из-за каждой мелочи. Признаться, я больше беспокоился о себе, чем о ней…
Синди покачал головой, задумавшись, как могут сосуществовать рядом такие разные люди из совсем разных миров. Артист и ученый, оба профессионалы, у каждого свои заботы…
- А как вы познакомились? – не удержался он от вопроса. – Оливия у вас училась?
- О нет, - засмеялся Квентин. – Оливия не разбирается в танцах и ограничивается просмотром моих редких выступлений, да и то не каждого. Мы встретились в больнице. Оба тогда сломали руку, я правую, Оливия левую. Как говорится – не было бы счастья… Когда мы в третий раз столкнулись у кабинета врача, я понял, что это судьба и отправился покупать цветы… кстати, совершенно зря.
- Почему?
- Потому что у нее оказалась аллергия на лилии. Мы засунули этот веник в мусор и пошли пить кофе.
Синди улыбнулся.
- Ты сказал, что хочешь о чем-то рассказать, - заметил Квентин.
- Ах да, - спохватился Синди. – Маэстро, мне очень жаль, но я вряд ли смогу взять в этом году еще одну группу.
Следующие пятнадцать минут Синди говорил, а Квентин слушал. Когда рассказ о Демисе, сценарии и творческих планах, довольно путаный, закончился, маэстро вздохнул.
- Я знал, что этим все кончится.
- Знали? – удивился Синди. – Откуда?
- Подозревал уже давно, а после концерта убедился. Тебя лихорадит при одной мысли о выступлении. То, что ты показывал на концерте, не идет ни в какое сравнение с тем, что ты демонстрировал на уроке. Ты жаждешь славы, скромная роль преподавателя тебя не устраивает. Жаль, именно здесь ты бы мог достигнуть больших успехов.
- Не знаю, - вздохнул Синди. – Просто чувствую, что пожалею, если не решусь.
- Кто я такой, чтобы вставать между артистом и театром, - улыбнулся Квентин. – Так что благословляю! Но напоминаю, что первая твоя группа у тебя остается. За халатную работу буду драть нещадно.
- О, в этом я не сомневаюсь!
Оба посмеялись, после чего Синди стал собираться.
- Торопишься? – спросил Квентин. – Я думал, ты останешься на обед. Мы давно не виделись и не беседовали.
- Я бы с радостью, но еще ведь нужно подписывать контракт, пока не передумал…
- Так в чем проблема? – пожал плечами маэстро. – С каких пор необходимо твое личное присутствие для подписания контракта?
Синди так и тянуло воспользоваться гостеприимством Квентина, так что дальше ломаться он не стал. Он связался с Демисом и сообщил о своем решении. Режиссер так обрадовался, что едва не снес со стола вазу, когда расписывал чудесные совместные перспективы. После чего прислал Синди контракт, который следовало подписать до вечера. Танцор вздохнул – деловые документы он по-прежнему ненавидел.
- Я бы посмотрел, если ты не против и это разрешено, - заметил Квентин. – Все же у меня есть некоторый опыт в этой сфере.
- Вы меня в который раз спасаете, Квентин, - признался Синди. – В таких документах меня тошнит от каждой буквы.
- Довольно бурная реакция на то, что закрепляет твои права. Должно закреплять, во всяком случае.
Квентин пробежался глазами по тексту – Синди поразился, как быстро маэстро все прочитал, сам бы он ковырялся втрое дольше – и вынес свой вердикт:
- Совершенно стандартный договор. Не вижу никакого криминала. Не походит, что Демис Димитриу решил тебя обобрать или загнать в кабалу.
- Видели бы его, - улыбнулся Синди, - у него на лице написано, что он неспособен никого обобрать.
Квентин посмотрел на него с чем-то подозрительно похожим на снисходительную жалость, но ничего не сказал.
- Я бы на твоем месте прочитал контракт еще раз и повнимательнее. Все-таки тебе по нему работать.
- Я доверяю вашему мнению, - ответил Синди и дал комму команду: утвердить.
Квентин покачал головой.
- Твое легкомыслие порой изумляет меня. Странно, что с таким подходом ты еще не работаешь за гроши у кого-нибудь, воспользовавшимся твоей беспечностью.
- Наверное, мне везет, - Синди снова улыбнулся и отпил еще чая. – Нет, серьезно. Мне все время попадались хорошие люди. Фредди. Потом Смит, менеджер, с его знаниями он мог с меня три шкуры снять, но ведь не снял. Теперь вы. Вот, еще и Демис, и я думаю, что и он хороший человек.
- Надеюсь, что твоя интуиция тебя не обманывает, - вздохнул Квентин. – А может, подобное притягивает подобное. Не хотелось бы узнать в один прекрасный день, что тебя обворовал какой-нибудь мерзавец. Постарайся в следующий раз отнестись более серьезно к важным документам.
- Я постараюсь, - пообещал Синди.
До обеда еще оставалось время, и Квентин показал гостю дом. Тут и там попадались вещи, привезенные им из разных стран и с других планет, у каждой была своя история. Некоторые из историй Синди посчастливилось сразу же услышать. Чем дальше, тем больше он поражался, какой насыщенной вышла жизнь у далекого от старости маэстро. Он сказал об этом Квентину и тот улыбнулся, поглаживая подставку для благовоний в виде птицы из редкого белого дерева, привезенную откуда-то с Плексы.
- В какой-то момент я понял, что жизнь без интереса не имеет никакого смысла. Тогда мне были больше всего интересны путешествия. Теперь другие вещи, хотя я до сих пор срываюсь порой с места и отправляюсь в очередной вояж, маскируя его под работу. Поэтому я бы не взялся с тобой спорить о твоем будущем на сцене. Я вижу, что тебе сейчас интересно именно это, а значит, было бы жестоко тебя отговаривать, хотя сам проект пока мне кажется чистой воды авантюрой, которая держится на энтузиазме автора.
На обед вернулась из своей лаборатории Оливия, и Квентин представил Синди жене. Синди она немного пугала своей серьезностью и строгостью, да и о мире ученых он имел очень смутное представление. В Парнасе, где процветали люди творческие, профессия химика казалась крайне экзотической. Оливия же крайне мало интересовалась местной жизнью.
- Вам не скучно здесь, в Парнасе? – спросил Синди, хотя и понимал, что это достаточно личный вопрос.
- Нет, - ответила Оливия. – Я не слишком-то общительна и общество пробирок мне интереснее общества людей. В работе я, к счастью, не связана расстояниями, и могу в любой момент обратиться к коллегам, как лично, так и на видеоконференциях. А для личных разговоров Квентина более чем достаточно.
- Дорогая, - вмешался маэстро, - Синди может решить, что с тобой я только и делаю, что болтаю.
- Я ведь сказала, что не слишком общительна и мне хватает. К тому же, - Оливия улыбнулась, и Синди снова поразился, как изменилось при этом ее лицо, - это не так уж далеко от истины.
Квентин с женой обменялись улыбками, и Синди почувствовал себя лишним. Между этими двоими было почти ощущаемое физически тепло. Собственный мирок, не имеющий отношения ни к работе Оливии, ни к школе Квентина. Связь, разделяемая только с одним, самым близким человеком. Синди понял, почему Квентин не афишировал, почти скрывал свой брак – маэстро не хотел, чтобы в это живое тепло пытались запустить грязные пальцы.
«Почему у меня так не выходит? – подумал Синди. – Что во мне не так? Я не могу представить, чтобы такое было у меня. Чтобы человек рядом – счастье».
Если бы Квентин знал об его мыслях, то мог бы сказать, что не все приходит сразу и предаваться унынию в двадцать с небольшим – настоящее преступление против себя, но он, конечно, ничего не знал и ничего не сказал.
После обеда засиживаться было уже неприлично, и Синди все-таки собрался уходить. Квентин решил проводить гостя до калитки.
- Спасибо, - искренне поблагодарил его Синди, - за все. Вы и правда мой могущественный джинн, сколько раз вы помогали – не сосчитать.
- Что поделать, - улыбнулся Квентин, - испытываю слабость к талантливым людям. Помочь кому-то раскрыться – это своеобразное удовольствие, ничуть не меньшее, чем раскрываться самому.
- Нет, это я понять до сих пор не могу, - тряхнул головой Синди.
- Поэтому я директор школы, а ты сегодня подписал контракт на участие в спектакле.
- Вы еще скажите: «Вырастешь – поймешь!» - засмеялся Синди.
- Не исключено, - серьезно ответил маэстро и открыл калитку. – До встречи на работе. И удачи.
Оказалось, что Синди был первым исполнителем роли первого плана, кто подписал контракт, поэтому ему оставалось только ждать, пока Демис Димитриу найдет танцоров для других ролей.
- Не хочешь попробоваться на роль светлого рыцаря? – спросил Синди у Рэя, которому рассказал все.
- Ну уж нет, - засмеялся Рэй, - я лучше с девочками своими, два притопа, три прихлопа. А если мне приспичит набить тебе морду, я это лучше так сделаю, без музыкального сопровождения.
Начались занятия в школе, съехалась из своих вояжей «четверка».
- Тренировались? – спросил Синди на первом занятии.
Ответом ему было неразборчивое бормотание и взгляды в пол или в окно, так что Синди сделал вывод, что не тренировались, даже не думали, а если и думали, то мало и плохо.
- Плохо! – вздохнул он. – Давайте смотреть, что вы еще не забыли.
Выяснилось, что не забыли не так уж мало, поэтому со второй недели дела снова пошли на лад.
Лиу в группу по их совместному с Синди решению не вернулся, остался у Квентина. Синди не расспрашивал Лиу, как у него проходят занятия, - не хотел невольных сравнений с маэстро. Квентин был преподавателем высочайшего класса, это было очевидно, и Синди не хотел ни убеждаться лишний раз в своей недостаточной еще подготовке, ни заставлять любовника лицемерить.
Синди втянулся в повседневные дела, и звонок Демиса через два месяца стал для него почти неожиданностью.
- Все готово, - сообщил режиссер, сияющий, как софит, - можно приступать к постановке и репетициям.
И Синди почувствовал, как у него снова свело живот от предвкушения.
Театр «Домино» формально находился еще в центральном районе, но на деле оказывался почти на границе с районами, где останавливались туристы. Конечно, ни натурального паркета, ни шикарных люстр, ни бархатных кресел здесь не было. Но если без люстр и паркета Синди бы обошелся прекрасно, то без хорошего покрытия сцены пришлось бы туго. Избалованный чудесными условиями в залах школы Квентина, танцор только вздохнул, осмотрев сцену – работать можно, но лучше осторожно… Голопроекторы в театре тоже были, но уже устаревшие. В анатарской «Альфе», которую местные снобы назвали бы провинциальным зальчиком, оборудование было современнее и декорации создавало на порядок сложнее.
- Это ничего, - энтузиазм Демиса было трудно поколебать, - главное в нашей постановке не декорации, а актеры!
С актерами Синди быстро перезнакомился. Впечатления были смешанные.
Исполнитель главной роли ему не понравился, и это было взаимным чувством с первого взгляда. Грег Охала относился к той категории артистов, которые считали всех вокруг должными им уже за то, что они соизволили снизойти до окружающих и взять роль. Причем такие встречались куда чаще среди актеров, которые так и не сумели пробиться наверх, настоящие звезды общались с другими куда проще и естественнее.
Грег же так закатывал глаза, так отбрасывал назад золотистые волосы, так капризно требовал обеспечить ему минеральную воду, отличную гримерную, три смены костюма и желательно все сразу, что напоминал Синди Красотку Мерилин в мужском обличье. Когда Охала заявил, откинувшись на спинку кресла и поднеся кончики пальцев к лицу:
- Я не могу работать в белом! Только в красном! – Синди не выдержал и засмеялся, и с тех пор между ними установилась крепкая взаимная неприязнь.
Жанна, которая играла главную героиню, была совсем не такой, и Синди сразу почувствовал к ней симпатию, которая в дальнейшем только увеличивалась. По мнению Синди, именно так и должна была выглядеть сказочная принцесса: тоненькая, невысокая, с копной кудрявых светлых волос и громадными голубыми глазами. Еще у нее была очень славная улыбка и неиссякаемый запас оптимизма. Нет декораций? Ничего, можно справиться и так! В бюджет не укладывались расходы на живой оркестр, и придется работать под запись? Ничего, живая музыка – не главное! Это стремление не страдать над возникающими проблемами очень импонировало Синди. К его досаде, Жанна хорошо относилась к Грегу и принимала его проблемы всерьез, хотя, по мнению Синди, на девять десятых они были высосаны из пальца.
Отсутствие живой музыки Синди огорчило – он бы с удовольствием поработал с оркестром, но чего не было, того не было. Но даже такие досадные обстоятельства и манерный Грег не могли заглушить в нем желание поскорее начать работу. Мечты и надежды переполняли его, Синди любил и скромный зал с синим занавесом, потертыми темными креслами и мягким светом матовых белых ламп, и Демиса, и Жанну, и сценарий. Синди понимал теперь, почему режиссер постоянно бегал туда-сюда – ему и самому не стоялось на месте, хотелось вскочить на сцену и сделать уже что-то! Чтобы не стоять просто так, он вставил в уши наушники и стал прослушивать музыку – половину композиций Демис уже успел записать в студии и накануне переслал всем участникам. Синди прогонял эти треки весь вечер, пока после двадцатого раза Лиу не заявил, что сходит с ума, и не заставил Синди выключить комм.
Пришла подтанцовка – они же сказочные существа, враги и друзья главного героя, мирные жители и прочие. В основном это были студенты, едва закончившие обучение и не имеющие достаточно связей, чтобы получить роли в спектакли высокого уровня. Если Синди что-нибудь понимал, общей мотивацией для участия для них стала мысль: «Все с чего-то начинали». Это не слишком обнадеживало.
Наконец, в зал вошел еще один человек, с желтоватым нервным лицом, с выступающими скулами, коротко стриженными пегими волосами и идеальной осанкой. Он двигался, мгновенно переходя от неподвижности к быстрому шагу и наоборот. Синди он напоминал кузнечика-переростка.
- О! Господа, вот и наш хореограф, мой первый помощник, человек, на которого я возлагаю судьбу спектакля! Господин Цу-О, мастер своего дела, любезно согласившийся взять на себя работу над танцами!
Цу-О принимал похвалу в свой адрес как должное. Глядя на брезгливую складку его губ и ничего не выражающие темные глаза, Синди и не знал, что вскоре рядом с этим человеком Грег Охала покажется ему приятным собеседником.
Выяснилось это очень быстро. Через несколько дней, когда состоялась первая для Синди репетиция.
Поскольку у Демиса была записана музыка только к первому действию, нужно было начинать с него. Синди должен был приступить к работе над своим первым появлением – Зло пробирается в сад, чтобы застать там Принцессу.
Эта часть не казалась Синди такой уж сложной. Он обсудил с Демисом, какой именно должна быть эта сцена – и обнаружил, что видение у них совпадает. Господин Цу-О стоял рядом, изредка вставляя замечания, которые показались Синди дельными. Музыку своего появления к тому моменту он уже знал наизусть и держал в памяти. Ничто не предвещало беды. Он поднялся на сцену, встал за кулисами, дождался первых звуков и медленно вышел вперед. Вот он прокрался по саду, оглядываясь и прислушиваясь, замирая то и дело, чтобы не пропустить опасность. Вот убедился, что никого нет, все спят и ночь тиха, и спрятался у ограды, замер, застыл в ожидании…
- Браво! – захлопал Демис.
Синди улыбнулся.
- Не верю, - безразлично бросил Цу-О. – Красуетесь.
Синди не привык, чтобы его выступления характеризовали подобным образом.
- Красуюсь?! – он скрестил руки на груди и встал на краю сцены.
- Красуетесь. Вы не вор, вы топ-модель. Еще раз.
Синди вспыхнул, но промолчал и отправился за сцену.
На этот раз он старался держать в голове образ Зла. Вместо сцены он представлял тропинку в траве, вместо софитов – лунный свет, а самого себя – вором и шпионом, который может поплатиться, если окажется обнаруженным тут, в одиночестве. Ему нужно только одно – спрятаться, скрыться и увидеть ту, ради которой он здесь оказался. Он сам не знает, зачем ему эта новая игрушка, но он хочет ее увидеть и все тут, а значит, нужно стать тенью, змеей в траве, ветром в листве, пока не придет его черед действовать…
Синди так сосредоточился на этих мыслях, что, когда музыка кончилась, удивился, не обнаружив перед собой каменной ограды и зеленой листвы.
- Отходите с грацией утюга, - сказал Цу-О.
И ничего больше не добавил.
Первая репетиция раз и навсегда определила манеру их общения. Цу-О оказался безжалостным критиком. Ни один недочет не ускользал от него, и о каждой ошибке он сообщал моментально, громко, жестко. Главного и второстепенного для него не существовало – точнее, любая деталь танца для него относилась к главному. К второстепенному можно было причислить чувства артистов. Синди он однажды заявил:
- Вы привыкли к всеобщему одобрению и задрали нос. Я вышибу из вас эту уверенность в своем непревзойденном таланте.
Синди не понимал, о каком одобрении шла речь – о его скромной анатарской известности, которая на Гайе ничего не стоила? о работе у Квентина? о чем-то еще?! Но к тому времени он уже так ненавидел хореографа, что не спрашивал ни о чем.
Когда Цу-О не находил, к чему придраться, он молчал.
Синди доставалось больше всех – и не потому, что Цу-О кого-то выделял. Но Грег Охала внимал ему чуть ли не с подобострастием, безропотно принимая всякое замечание, Жанна выслушивала критику с вечной светлой улыбкой и продолжала работу, а вот Синди не выдерживал. Бесился, хотя и понимал, что разумнее всего следовать примеру Жанны. Пытался спорить, но спорить с Цу-О было бесполезно – у хореографа на все было свое железное мнение, которое оспариванию не подлежало.
- Да кто тут играет Зло, вы или я?! – не выдержал однажды Синди, когда они в очередной раз не сошлись во мнениях о нескольких жестах в сцене битвы Зла с Героем.
- Вы, - ответил Цу-О. – Но кто вам сказал, что вы делаете это хорошо?
- Это невыносимо! – вспылил Синди и сбежал со сцены, а вслед ему полетела насмешка Грега Охала.
- У некоторых злодеев на удивление слабые нервы…
Синди пытался говорить с Демисом, но потерпел поражение.
- Я ведь не танцор, не хореограф, Синди, - режиссер мягко улыбался, сочувственно качал головой, но соглашаться с мнением о Цу-О не спешил. – А у Цу-О большой опыт постановок, его замечания всегда по делу. Разве вы не замечаете улучшений в технике?
Синди зарылся руками в волосы, не зная, как объяснить, что выверенные, поставленные Цу-О жесты в трети случаев были на самом деле улучшением техники, а в остальных – провалом, мертвыми, ненужными движениями, красивостями ради красивостей.
- Я принимаю его замечания по делу, - ответил он, наконец. – Но может у меня быть свой взгляд на роль или нет?!
- Я поговорю с Цу-О, - Демис с сочувствием глядел на Синди, но у танцора сложилось впечатление, что режиссер не принял его замечания всерьез, просто хотел успокоить его расшатанные нервы. – Но у него свой стиль работы, Цу-О мастер классической школы. Я понимаю, что его метод может отличаться от метода вас как преподавателя…
«Тебе же предлагали заняться постановкой танцев лично, так заткнись теперь», - услышал в этом Синди, и проглотил и это тоже. Но обещание режиссера поговорить немного успокоило его.
Синди не знал, как прошел разговор, но на следующий день Цу-О поставил рекорд, заставив Синди двадцать два раза прогнать один короткий проход.
- Кое-кто считает, что если он вел занятия в танцклассе, то уже все знает и умеет, - прокомментировал Цу-О, когда Синди, бледный, вспотевший, встал перед ним. – Для начала постарайтесь научиться ходить ногами по полу, господин Блэк, потом можно будет о чем-то говорить.
Он всегда был безукоризненно вежлив и всегда на «вы». Синди рядом с ним казался истериком.
Синди возвращался домой измотанный, в тихом бешенстве, выпивал заваренный Лиу чай и без сил падал на кровать. Под глазами у него залегли темные круги, началась бессонница, а иногда Синди замечал, как дрожат пальцы.
- А может, ну его? – тихо предложил как-то Лиу, опустивший голову ему на плечо. – Подумаешь, спектакль. Пошли своего садиста и уходи оттуда. Ну…
- Гну, - отозвался Синди сквозь зубы. – Не дождутся.
Самым обидным было то, что Синди нравилась эта история. Он прекрасно представлял, что из нее можно сделать даже с теми средствами, которые были в распоряжении Демиса. И Грег, при всей своей капризности, был неплохим танцором, и Жанна пушинкой порхала над сценой. Но Синди не мог раз за разом переламывать себя и втискиваться в рамки, которые ему заготовил Цу-О. Это был мертвый, отвратительный Синди шаблон, но Синди не мог ничего доказать.
В итоге ему стало казаться, что все правда. Что он бездарь, которому просто крупно везло до этого, ведь не зря Квентин говорил, что его стоит бить иногда палкой. Синди мрачно решил, что роль палки в этот раз отвели Цу-О. И, быть может, все его рассуждения о «живых» и «мертвых» жестах на самом деле полный бред, хореографу виднее, а если Синди не в состоянии выполнять его требования, значит, Синди как танцор никуда не годится.
На своих собственных уроках он то и дело ловил себя на мысли, что хочет рявкнуть что-то вроде: «Ну, что растопырился?!» или «Не изображай тряпку!» Когда ученики не чувствовали его дурного настроения, он раздражался. Когда чувствовали – бесился, потому что в такие моменты они начинали работать хуже. Как будто боялись.
Он и сам стал работать хуже, когда выходил на сцену. Иногда он не выдерживал и двигался так, как учил его Цу-О, четко, в танце, выверенном до последнего жеста. Но уже на следующем прогоне срывался, возвращался к тому, что было раньше, и раз за разом выслушивал комментарии. Давно уже никто не получал столько замечаний, даже подтанцовка, девочки из которой после первых репетиций рыдали по углам, уже действовала куда более слаженно, и основной удар доставался Синди.
- Что с вами, - удивленно говорил Демис, - вы же прекрасно начинали, потом стало еще лучше, а теперь регресс. Синди, соберитесь, вы же можете лучше!
После репетиций он был уже ни на что не способен, ни разговаривать, ни читать, ни, тем более, танцевать. Лиу поначалу старался во всем его поддерживать, приносил чай, готовил ужин, пытался развлечь. Иногда он даже соглашался помочь Синди разыграть какую-нибудь сцену вроде соблазнения Принцессы или битвы с Героем. Но со временем ему все тяжелее было находиться рядом с Синди в подавленном состоянии, и он предпочитал оставить накрытый стол и улизнуть. Синди ел, не чувствуя вкуса, и падал в постель. Он успевал немного восстановиться за выходные, но каждая новая неделя гнула его все ниже и ниже. Он похудел. Один раз Синди даже показалось, что он стал сутулиться – он, у которого всегда была идеальная осанка! Показалось, но танцор еще несколько дней то и дело кидал взгляды в зеркало – а вдруг опять? Он похудел, глаза запали, и в один прекрасный день его потребовал к себе Квентин.
Он даже ничего не стал спрашивать. Подвел Синди к окну, полюбовался на синяки под глазами и заострившиеся скулы и велел:
- Рассказывай.
И Синди рассказал. О том, что он – бездарность, которая не в состоянии справиться с ролью. О том, что ему нравится роль, но он не может играть ее, как положено. О Цу-О, критике, репетициях, о том, что ему жалко отказываться от участия в спектакле, но он не представляет, как выйти на сцену.
Квентин выслушал его, не перебивая, помолчал, а потом спросил:
- Синди, как же ты позволил довести себя до такого? Ты же знаешь, как учат и как грамотно критикуют. Ты же сам преподаватель, что на тебя нашло?!
- Я бездарность, - усмехнулся Синди. – Вам следовало бы меня отстранить. Меня уже ученики боятся.
- Скорее уж за тебя. Я сам на тебя без страха смотреть не могу. Почему ты поверил, что вот это вбивание в пол – нормальная подготовка?! Поверить не могу, что ты на самом деле позволил себя убедить. Фактически предал себя.
Синди покачал головой.
- Вы добры ко мне.
- Если ты не забыл, я тебя тоже учил, - сердито сказал Квентин. – И прекрасно помню, как ты реагируешь на замечания. Иногда очень эмоционально, но с толком. Иначе бы тебя тут давно не было. Я не строю бизнес на жалости.
- У нас с вами похожи стили. Может, поэтому…
- Прекрасно. Теперь ты еще и забыл все, о чем мы говорили. Помнишь? Важнейшее искусство учителя – уметь не прогибать и не ломать под себя! Умелый учитель сможет использовать способности ученика и его индивидуальность!
- Это спектакль, - Синди чувствовал, как темное облако, нависшее над ним последние недели, расходится, но все еще не мог поверить, - там нужен один стиль…
- Ну разумеется. И все должны двигаться, как заводные игрушки, одинаково. Ты сам-то понимаешь, что говоришь? Если ты не вписываешься в постановку абсолютно, тебя должны были отстранить от участия. А тебя пытаются переделать под себя, неужели ты этого не видишь? Самому-то себя не жалко?
И после этих слов Синди стало жалко себя настолько, что его затрясло, в горле запершило, руки дрожали и остановить эту дрожь все не получалось, а Синди не хотелось, чтобы маэстро видел его позор. Квентин быстро встал, куда-то вышел и Синди попытался засунуть руки между сидением кресла и подлокотниками, но вышло неудобно, и он зажал кисти между бедер.
Квентин вернулся и сунул ему под нос чашку с чем-то резко пахнущим.
- До дна.
Пришлось освободить руки, чтобы взять чашку и выпить. Жидкость оказалась немного кислой, но приятной на вкус.
- Я порядком зол на вашего режиссера, - говорил тем временем Квентин. – Хореографов таких я десятки видел, а вот почему твой Демис молчал? Довести до такого состояния одного из лучших моих учеников – я этого не забуду.
Синди посмотрел на маэстро снизу вверх с недоверием.
- Одного из лучших?..
- Да. Вообще-то я не говорю подобного ученикам – это их расхолаживает и подталкивает лениться, но сейчас твоя самооценка ушла в такой минус, что вреда не будет.
Синди прикрыл глаза. Ему становилось дремотно и спокойно – то ли подействовало лекарство, то ли просто полегчало, как только ему удалось выговориться.
- Разумнее всего тебе оттуда уйти, - сказал Квентин и сел напротив.
- Спектакль жалко, - мотнул головой Синди.
- Я понимаю. Но ты уже чуть не сломался, а тебе еще работать и работать под прессингом, если ты не уйдешь. На всех жалости не напасешься.
- И не только жалко… Это может быть очень красивая история. Я бы хотел в ней быть.
«И это, быть может, мой единственный шанс попасть на сцену», - этого Синди не сказал вслух.
- Я не буду тебя отговаривать больше, - вздохнул Квентин. – Тебе не пять лет. Но, честно говоря, желание туда вернуться напоминает мне мазохизм.
- Я хочу попробовать еще раз, - сказал Синди. – Если совсем не получится, то уйду.
- Как знаешь. Но постарайся держать в голове, что ты обладаешь своим стилем и имеешь право на свое видение роли. В конце концов, актер ты, а не Цу-О. Ты утвержден на роль режиссером и сценаристом. И, пожалуйста, никогда не называй бредом свою точку зрения. Мы тут не математикой занимаемся, однозначного ответа не существует.
Синди казалось, что кресло покачивается, будто пол над ним превратился в морские волны. Снизошедшее на него спокойствие, чем бы оно ни было вызвано, было его спасением – он понял, что делать. У него было мало шансов – за него не было никого, против – достаточно, но он должен был попытаться.
- Спасибо, Квентин, - Синди открыл глаза. – Вы снова меня спасаете.
- Боюсь, что дальше тебе нужно спасать себя самому.
- Я знаю, маэстро. Но если я не смогу здесь победить, то все будет впустую.
- Ты же понимаешь, что не сможешь убедить Цу-О в том, что действуешь правильно.
- Я и не собираюсь. На это надежды нет, вы правы.
- Тогда кому что ты хочешь доказать?
- Себе. Это моя роль, Квентин. Я не отдам ее без боя.
- Постарайся не погибнуть в этом бою. А теперь иди и выспись. На тебе же лица нет.
За дверью Синди ожидал сюрприз – вся его «четверка» стояла в коридоре с одинаковым выражением беспокойства на лицах.
- Вы что? – удивился Синди.
- Все в порядке? – вперед выступила Влада Морон. – Обошлось? Если что, мы готовы подписаться в защиту…
- Вы о чем? – удивился Синди еще больше.
- Ну… разве у тебя не было проблем с директором? – вмешался Конрад. – Мы подтвердим, что занятия шли нормально и никаких претензий…
Синди стало смешно и тепло одновременно. Его ребята решили, наглядевшись на его траурный вид, что у него проблемы здесь, в школе. И пришли выступить в его защиту. Несмотря на то, что в последнее время учителем он был просто никаким.
- Все хорошо, правда, - нежность плескалась где-то в горле и мешала говорить. – Спасибо вам. Ничего не надо подписывать и объяснять. Давайте лучше сходим куда-нибудь. Вместе.
Этот вечер стал для него лучшим за долгое время. Они посидели в кафе, поболтали. Ученики пытались выяснить, что же такое с Синди происходит, и он объяснил им, что немного застопорился творческий поиск в работе над ролью. Сначала на него обиделись, потому что он вообще не сказал, что участвует в постановке, а потом хором заявили, что он справится.
- Как будто тут могут быть варианты! – заявила Люси, и все согласились.
Потом он возвращался домой, ежился от зябкого зимнего ветра, смотрел на небо. Из-за иллюминации над городом звезды было трудно разглядеть, но все равно это было красиво. Он пришел к себе, ласково поцеловал Лиу, который уже и не надеялся, и проспал до полудня – наступил его законный выходной.
Днем он запретил себе заниматься чем-то серьезным. Валялся на диване с книгой, смотрел фильмы. Зажимал по всем углам Лиу, словно решил возместить себе весь период воздержания.
- Я уже и забыл, как это, - признался альбинос, после того, как Синди настиг его в душе.
- Вспоминай, - ухмыльнулся Синди.
И только вечером он взял наушники и уселся слушать музыку для спектакля. Трек за треком, вдумчиво, сосредоточенно, восстанавливая в памяти тот образ Зла, который появился в его воображении до муштры Цу-О. Темная привлекательность. Бесстыдная порочность. Изящная жестокость. И где-то в глубине – простое желание тепла…
Когда Синди снял наушники, он был спокоен. Он прекрасно знал, что ему делать.
Эта уверенность дала трещину, когда он пришел в театр на следующий день. Стоило увидеть знакомый занавес, сцену, шушукающихся танцоров второстепенных ролей, Цу-О, который со стаканом воды устроился в первом ряду, как на Синди накатил страх, влажный, липкий, мерзкий. Хотелось опустить плечи и сказать: да, я буду хорошим, как скажете. Цу-О, прекративший разбирать на части только что отыгранную сцену, повернулся к нему.
- Здравствуйте. Ну что же, господин Блэк, сегодня вы порадуете меня отсутствием ошибок или как обычно?
«Я же сейчас вцеплюсь ему в шею, - понял вдруг Синди, дыша от ненависти через раз, - просто пальцами вырву горло. Убью - и все закончится хорошо».
- Перерыв, - хрипло сказал он.
- Что?
- Пе-ре-рыв, - по слогам повторил Синди и отправился в гримерную.
- Кое-кто делает перерывы, еще не начав работу, - это был, конечно, Грег, но сейчас он Синди волновал. Его противником был не Грег Охала.
В гримерной он встал напротив зеркала, вспоминал придуманное Зло и смотрел, как меняется его лицо. Нечего было и думать о том, чтобы отыграть хорошо с таким испуганным взглядом, с зажатостью, которая вызывала только одно желание – ударить. Синди расправил плечи. Он заставил себя вспомнить историю, которую успел полюбить.
- Он хотят Зло – они увидят Зло, - сказал он вслух.
Он вернулся в зал и спокойно кивнул звукооператору и подтанцовке.
- Я готов.
Репетировали сцену в замке – Зло пирует со своими приспешниками. Синди поднялся на сцену, встал в центр. Увидел в воображении стены из черного камня, мрачный зал и – он знал, что так должно быть – тонкую резьбу на колоннах, каменный вьюнок, в совершенстве повторяющий форму вьюнка настоящего…
Заиграла музыка. «Сейчас или никогда». Синди начал. Зло развлекалось.
Синди танцевал, вкладывая свое понимание роли в каждый жест. Он не собирался выяснять, что хотел видеть в этой сцене Цу-О. Он вообще не думал о Цу-О, в первый раз с того момента, как хореограф заявил: «Не верю». Он был Злом – созданием, полным яда, развратным и утонченным, безжалостным и печальным, юношей, не знавшим любви и привыкшим решать все силой. И вот тогда музыка снова повела его, когда он перестал пытаться подогнать под нее какие-то вымученные движения, скучные жесты, кем-то другим придуманные шаги.
Схема движений оставалась одной и той же: вправо-влево, назад-вперед, по кругу, на переднем плане… Подтанцовке не на чем было сбиться, она и без того знала, что в какой момент делать. Но она сбилась. Рядом с Синди было тяжело танцевать механически, когда он метался среди воображаемого зала – злой, веселый, безумный, с блеском в глазах. И когда он по сюжету погнал своих слуг прочь в приступе бешенства, желая остаться в одиночестве, ему показалось, что некоторые испугались на самом деле – мало ли, что способен выкинуть вжившийся в роль Синди Блэк.
- Браво! – подскочил с места Демис, но Синди не обратил внимания на его слова. Демис уже кричал «браво», это не помешало Цу-О потом топтать Синди.
- Так, - начал Цу-О, но сегодня Синди не собирался слушать.
- Если у режиссера нет замечаний, я закончил, - сказал он и отправился выпить воды.
- Блэк!
- С дороги, - сказал Синди Блэк, все еще глядящий глазами Зла и видящий перед собой человека закостеневшего в своих убеждениях и готового раздавить все, что не нравилось ему лично. И Цу-О посторонился, пропуская его к автомату с водой.
Грег Охала присвистнул и заявил:
- Кое-кто окончательно вжился в роль и вообразил себя темным властелином.
Но его голосу не хватало уверенности. Несмотря на дурной характер в танцах и актерской игре Грег понимал немало.
А на следующий день Демис отвел Синди в сторону.
- Господин Цу-О просил поговорить с вами…
- Так, - сказал Синди. – Либо вы признаете, что у меня может быть свой взгляд на роль, либо разбегаемся. Ищите другого.
- Вы прекрасно знаете, что у нас нет времени искать кого-то за такой срок…
- Ну что вы. Вы знаете, господин Димитриу, что Цу-О выдрессирует другого, если тот не будет дергаться и орать. А я буду. Дергаться, орать и слать матом. Потому что Цу-О не понимает ни хрена в моем персонаже, а если понимает, то удачно это скрывает.
Демис вздохнул. Не было похоже, что он стремится переубедить собеседника.
- Демис, - покачал головой Синди. – Вы же режиссер. Вы кричали вчера «браво». Вы же видели, что это – ваша история. Живая.
- Я не так хорошо разбираюсь в танцах…
- В своих персонажах вы тоже не разбираетесь?! – не выдержал Синди. – Тогда как вы собрались ставить спектакль, если сами не представляете, на что все это походит?
- Давайте попробуем, Синди, - Демис решился. – То, что вы делали вчера… да, это то, что мне нужно.
Вскоре Синди услышал, как режиссер говорит господину Цу-О, который сердито сверкал глазами:
- Я понимаю, что это ваша работа. Но стоит так уж улучшать то, что и без того достаточно хорошо?
В тот же вечер Синди зацеловал Лиу до синяков.
@темы: Синди