[Советник Аламат]

читать дальше. Карнавал

Он проснулся уже ближе к вечеру, в испарине, с эрекцией и такой головной болью, которая отбивала всякое желание заняться хотя бы самоудовлетворением. Прохладный душ спас Синди от одного и частично помог от другого, но чувствовал он себя отвратительно. Больше всего его состояние напоминало похмелье, да по сути оно им и было, если душа может испытывать похмелье не хуже тела. Синди перебрал эмоций накануне и теперь отходил.
Когда он с легким отвращением думал об обеде, позвонил Рэй. Он был в костюме ковбоя – в любое другое время это немало бы повеселило Синди, но не теперь, когда от переживаний его мутило.
- Собираешься? – белозубая улыбка Рэя была достойна большого экрана. Лучше всего подошел бы какой-нибудь древний вестерн с примитивным сюжетом – погони, перестрелки, золото, прерии и мужественный главный герой на переднем плане.
- Нет.
- Ты решил пойти на карнавал в костюме первобытного человека? Я тебя огорчу, но для этого у тебя слишком мало шерсти на груди.
- Рэй, мне что-то хреново с утра, так что я, наверное, не пойду, - промямлил Синди, мечтая отделаться от собеседника поскорее и снова свалиться в кровать.
Но отделаться так просто от Рэя было немыслимо. Рэй обладал непрошибаемой уверенностью в своей правоте и желанием осчастливить ближнего своего, пусть даже насильно. Справиться с ним мог только такой же несгибаемый упрямец, но никак не нежная натура вроде Синди Блэка, который в это утро был еще и не в форме.
- Что значит «не пойду»?! – спросил Рэй. На лице у него отобразилось нежелание верить такому примитивному розыгрышу. – Блэк, ты первый год в городе и ты говоришь: не пойду на летний карнавал?!
- Да! – рявкнул Синди. – Именно это я и сказал, не делай такое лицо, словно я жру младенцев на завтрак!
- Лучше бы ты признался, что жрешь младенцев!
Синди ругнулся и отключился. Рэй немедленно перезвонил. Синди не хотел отвечать, но вызовы все шли и шли, так что на двадцатом Синди не выдержал.
- Ну?
- Что-то со связью, - как ни в чем не бывало сказал Рэй. – Так вот, Синди, иди одевайся, иначе я приеду сам с костюмом на свой вкус и натяну его на твою задницу!
- Очень страшно, - огрызнулся Синди. – Рэй, ты можешь поверить, что я не хочу идти?!
- Нет.
- Нет?!
- Нет. Если ты пропустишь это действо, то завтра начнешь об этом жалеть, плакаться мне в живот и ныть: почему ты меня не заставил?! Видишь, мне выгоднее сейчас сказать «нет».
Синди невольно рассмеялся.
- О, уже лучше! – обрадовался Рэй. – Давай, отклеивайся от стула, одевайся и поезжай в центр. Может, пересечемся там.
Он подмигнул и отключился. Синди не нашел ничего лучшего, кроме как последовать его совету. Звонок приятеля взбодрил его, кроме того, Рэй был прав: если бы Синди пропустил карнавал, то уже назавтра пожалел бы, что поддался переживаниям.
Денег на дорогой костюм у него не было. Точно так же, как не было денег на последний писк моды – невесомые маски. Обладателю такой маски достаточно было прилепить на виски два небольших кругляша, чтобы перед ним появилась иллюзия любого цвета и формы, которую настройками можно было подогнать под форму лица. Насколько Синди знал, пришли эти новинки откуда-то из военной промышленности с ее мастерами маскировки и камуфляж-полей. В этом танцор видел некую справедливость и иронию: то, что раньше помогало убийству, теперь становилось средством развлечения.
Но покупать иллюзорную маску ради одного дня веселья для Синди было бы расточительством чистой воды, поэтому он обошелся обычной, приклеиваемой к лицу, и костюмом в древних традициях, сшитого из белых и черных ромбов.
Он быстро оделся, приладил маску к лицу, подумал и закрасил губы черным и белым. «Вот и заебись», - подумал Синди, выходя из дома, - «гори все в аду, а я буду веселиться».
Проходя через сквер, он все время чувствовал себя неловко, ему все время казалось, что кто-то смотрит ему в спину. Синди не выдержал и обернулся: нет, никого, ветер качает ветви деревьев, шелестят кусты, вот и все.
- Ты становишься параноиком, - сказал он вслух. – Кому надо на тебя смотреть, тем более в этом костюме.
Он не сразу смог уехать в центр – немало таких же, проспавших до полудня после первой праздничной ночи, спешили на карнавал. Во флаере ему – редкий случай – пришлось стоять, оказавшись между низким тощим мужчиной в костюме древнего царя и полной женщиной, которая изображала птицу. Всю дорогу Синди гадал, страус это или гриф, и так и не пришел ни к какому решению.
Его предпочтение общественного транспорта оказалось ему на руку – флаер спокойно опустился на предназначенную для него стоянку, в то время как частные автомобили вынуждены были искать места парковки. Центр был перекрыт, транспорт туда не допускался.
Синди спрыгнул с подножки и, как и накануне, пошел, куда глаза глядят, без определенной цели. И чем дальше он шел, тем сильнее был благодарен Рэю, и вся муть, которая всколыхнулась в его душе поутру, вымывалась восторгом от открывающегося зрелища.
В каналах улиц тек карнавал. То разливался по площадям, то бурлил в переулках, то плавно тек по проспектам. Тысячи масок наводнили Парнас; фантастические звери и герои легенд, персонажи книг и фильмов, странные существа, которым не было названия, оккупировали центр, и сейчас в городе всем двигала только одна сила, имя которой было – карнавал. Ткани всех цветов, которые доступны человеческому глазу, блестки и перья, металл, стекло и пластик, цветы и листья – все смешалось в этом кипящем котле. Невозможно было оставаться наблюдателем, и Синди нырнул в этот мир ярких красок, сверкания и смеха. За шиворот ему тут же насыпалось конфетти из чьей-то хлопушки, в волосах запутался обрывок серпантина. Синди почувствовал необычайную легкость. Он был здесь никем, его никто не узнавал и он не узнавал никого. Надетая маска словно стерла с него все остальные личины – учителя, друга, подчиненного, артиста. Синди мог делать все, что угодно, что только могла пожелать его душа – а душа требовала развлечений. Он помчался по улицам вместе с остальными такими же, безликими, незнакомыми и веселыми, жадно вдыхая сам запах карнавала – запах сладостей, цветущих акаций, жареного мяса, пота, духов и едкого дыма, с которым взрывались хлопушки. Он сам смеялся, не понимая, чему смеется, просто заражаясь настроением толпы вокруг. Его несло. Он уже не был Синди Блэком, словно маска стерла и его имя тоже – он был еще одной частичкой карнавала, бездумной, легкой и веселой.
Он отбил себе ладони, наблюдая за площадными артистами – некоторые в этот день все-таки предпочитали работать, а не развлекаться. Он даже пожалел их мимоходом – и тут же забыл. Он купил у бойкой торговки кусок мяса, продававшийся прямо на вилке, чтобы удобно было есть на ходу, и вцепился в него зубами. Мясо показалось ему необыкновенно вкусным, не то из-за того, что он не ел ничего со вчерашнего дня, не то просто потому что и это мясо, и вода, которой он его запивал, были частью праздника, единственными правилами которого было – веселиться и не мешать в этом другим.
Он наткнулся на Рэя совершенно случайно – ковбой одной рукой держал бутылку с пивом, а другой обнимал за талию девушку в шароварах, с пышной грудью, упакованной в блестящий, обшитый монистами топ. Синди не стал ему мешать, просто помахал рукой и поспешил дальше.
Он не следил за временем. Солнце опустилось, но на улицах было светло – свет фонарей, вывесок и реклам отражался от блестящих костюмов, рассыпался бликами, «зайчики» скакали по стенам и уличному покрытию. Синди совершенно потерялся во времени, а потом и в пространстве – он совершенно не отдавал себе отчета, на какой улице находится, да и не интересовался этим. Он, лев, вампир и ящерица, схватившись за руки, образовали круг и изобразили дикую пляску. Он участвовал в конкурсе на гибкость, проходя под натянутой веревкой и почти вставая в «мостик». Он целовался с кем-то в костюме принца, со съехавшей короной, пачкая его своим черно-белым гримом и чувствуя, как блестки с короны и парика сыплются на лицо.
На площади, где было больше свободного места, он танцевал под музыку, лившуюся из колонок. Он прекрасно понимал, что здесь никто не обратит на него внимания, разве что посмотрит мельком и пройдет мимо, что для всех он будет просто одной из частей карнавала, где каждый развлекается, как хочет, и это его полностью устраивало. Он танцевал для себя, давал выход эмоциям, которые иначе просто порвали бы его на части.
Стояла уже глубокая ночь, когда его схватил за руки кто-то в модной маске, закрывающей все лицо и переливающейся голубым и фиолетовым. Желтый свет фонаря, казалось, высекал из нее искры.
Синди засмеялся и попытался высвободить руки, однако его запястья держали мертвой хваткой. Тогда он нахмурился, но тут незнакомец торопливо убрал одну руку, нажал на висок, маска исчезла, и Синди увидел перед собой бледное лицо Лиу Вахарио.
Синди ничего не успел сказать – Лиу заговорил сам, сбивчиво, торопливо. Хрипотца в его голосе, раньше сексуальная, казалась теперь нервной, а то и вовсе больной, словно Лиу простудился.
- Я надеялся, что увижу тебя тут, верил даже, еле нашел…
- Как ты мог меня найти? – спросил Синди. – Я же под маской.
- Достаточно было найти того, кто лучше танцует…
Синди поднял брови, испытывая только скепсис, Лиу вздохнул и признался.
- Я следил за тобой. С утра, у подъезда. Даже испугался, что ты вышел раньше, а зря там торчу. Но ты появился… А потом я тебя потерял, вот, еле нашел…
Синди рассмеялся. Хорош, юный сталкер! Значит, Синди не померещилось ощущение взгляда в спину в сквере. Паранойя отменялась.
Лиу же его смех резанул, как ножом. Альбинос снова схватил Синди за руки.
- Что тебе еще нужно?! Вот, я уже из группы ушел, ты же с учеником ни за что! Шпионить стал, как последний… Скажи уже прямо тогда, чтобы я валил, а не как ты: ни да, ни нет!
Синди смотрел в его лицо, напряженное, злое, с больными глазами. Надо же, оказалось, что Лиу перешел в группу Квентина вовсе не потому, что хотел порвать со своим бывшим учителем, а совсем наоборот. Забавно. И вот, теперь он, избалованный мальчик из хорошей семьи, хищный, амбициозный, стоял перед Синди, растеряв все свое хвастовство и пытаясь понять: чем же он нехорош?!
Синди покинула беспечная легкость, когда Лиу узнал его, словно вернул ему имя, а вместе с ним и ворох забот и печалей. И Синди поневоле представил, как он вернется из этого карнавального шума в свою пустую темную квартиру и снова ляжет спать в одиночестве, и, быть может, ему снова приснится мучительный сон, и так будет продолжаться неизвестно сколько…
Синди перехватил руку Лиу, взял за запястье его самого и быстро повел прочь от центра, к стоянкам. Лиу сначала не понял, что от него хотят, зато потом, когда сообразил, едва не бросился вприпрыжку, ошалев. Чем дальше они уходили, тем реже была толпа и проще было двигаться, и вскоре оба почувствовали свежий ветер, после жара карнавала чувствующийся особо остро, и он овеял их горячие лица.
Флаеры ходили всю ночь, однако никто не спешил расходиться, и они оказались единственными пассажирами. Лиу все никак не мог отклеиться от Синди, пытался прижаться крепче на сидении, ерзал. Синди взял его за подбородок и не удержался – коротко поцеловал в губы. Однако, когда Лиу, воодушевленный таким началом, попытался обнять его, Синди отстранился и покачал головой.
- Не здесь.
И Лиу подчинился.
Они ехали к Синди – меньше всего Синди хотелось ехать в особняк семьи Вахарио. Он не знал, как Лиу воспримет его скромное жилище, однако альбиносу вообще было не до квартирных условий, он изнывал от нетерпения. По сравнению с ним, Синди был воплощением ледяного спокойствия.
«Немного тепла – вот и все что я хочу, разве я не заслужил? Тем более, он же сам так добивался всего этого…» - да, тепла у Лиу явно хватало на двоих, и руки у него были горячие, когда он то и дело, вроде бы случайно, касался Синди, то руки, то плеча. Как странно: он был таким нахальным, заигрывая, но, как только дошло до большего, подчинился приказу Синди и его прикосновения были почти целомудренными. Впрочем, в этот вечер Синди и вовсе не видел того хвастливого и амбициозного Лиу, которого знал, - взбесившись от желания, которое не получалось реализовать уже год как, Лиу растерял все свое нахальство, оставшись обычным мальчишкой. Странно, Синди был ненамного старше его, года на три, не больше, однако воспринимал Лиу именно что мальчишкой, немного вздорным и вспыльчивым.
Как только они зашли в квартиру, Лиу почувствовал себя свободным от вынужденных приличий и обнял Синди за шею, на этот раз целуя по-настоящему. К удивлению Синди, энтузиазма у Лиу было куда больше, чем умения – а он-то успел подумать, что мальчик-мажор успел перепробовать все, что хотелось! Походило, что развязность Лиу и его привычка к откровенному флирту было частью тщательно создаваемого образа, а отнюдь не следствием пережитого.
Руки Лиу бестолково шарили по груди Синди, он искал застежки костюма. Синди, у которого тоже уже сбилось дыхание и участился пульс, все-таки отстранил его и поманил за собой, в гостиную, она же спальня, где стоял его диван. Не дожидаясь, пока Лиу снова попытается что-нибудь оторвать у его костюма, он стал расстегивать его сам. Лиу, помедлив секунду, стал избавляться от своей одежды, которая наверняка обошлась ему в круглую сумму, однако обращался он с ней совершенно варварски.
Они раздевались друг напротив друга, глаза в глаза, потом Лиу отшвырнул в сторону последние детали костюма и шагнул навстречу. Синди подхватил его, прижал к себе. Белое тело альбиноса слегка светилось в темноте, успевшие загореть руки Синди казались на светлой коже двумя темными пятнами. Снова целовались, уже лихорадочно, трогая друг друга везде, где удавалось дотянуться. От близости этого теплого, хорошо сложенного, белокожего тела на Синди на миг напала дрожь. Лиу был хорош, по-настоящему красив и очень темпераментен, его руки жадно и слепо шарили по телу Синди, и тот не мог остаться равнодушным перед этой страстью. Но когда Лиу попытался опрокинуть на диван, Синди решительно взял альбиноса за плечи и сам уложил его на простыню – он так и не сподобился заправить постель перед уходом.
Синди хотел – уже хотел – видеть Лиу в своей постели, но отдаться он не был готов. И даже не потому, что, когда волосы Лиу свешивались бы ему на лицо, Синди бы невольно вспоминал того, другого. Синди готов был сдаваться только силе, а растерявший всю наглость Лиу не воспринимался сильным, и с этим Синди ничего не мог поделать. Поэтому он и устроился сверху, провел с силой ладонями по белой груди и развел коленом ноги Лиу. Лиу дернулся… и расслабился. Он был не против.
Синди вовсе не собирался быть с ним грубым. Гладил, целовал, ласкал, пока Лиу не стал задыхаться, не дернул его за волосы и не начал требовать уже вслух, позабыв свою неожиданную робость, как раньше забыл нахальство. Синди в ответ на это укусил его, подумал, что на белой коже следы должны быть заметны особенно хорошо – или у альбиносов по-другому? Лиу зашипел сквозь зубы и пнул Синди пяткой по пояснице – ему не терпелось. Синди и самому не терпелось после перерыва, и он не хотел изводить Лиу слишком долго, да и недавний сон принуждал быть милосерднее. При мысли о сне у Синди пересохли губы, а возбуждение вдруг стало почти болезненным. Он запретил себе вспоминать, разозлился и от этой злости снова укусил Лиу, на этот раз в плечо, сильнее. Лиу выгнулся и ахнул, а потом посмотрел почти яростно.
Возникла пауза по самой прозаической причине – Синди никогда и никого не водил в эту квартиру, и у него не было здесь ничего нужного. Пока он соображал, что можно использовать вместо смазки, Лиу, понявший причину заминки, поднял руку и разжал стиснутый до этого кулак, на ладони обнаружилась ядовито-зеленая упаковка. Синди тихо и необидно рассмеялся – вот маленький мерзавец, все предусмотрел, а ведь казался таким неуравновешенным.
Дальше все было хорошо. Если Лиу и было больно, он ничем этого не показывал. И он был восхитительно послушным, прогибаясь в пояснице, подставляясь, делая все, что Синди от него хотел. И несомненно страстным – Лиу стонал так, что должны были проснуться соседи, если, конечно, они были не на карнавале. Лиу обнял Синди за шею, сплел пальцы в замок, и Синди приблизился и смотрел, смотрел в бледное искаженное лицо, на закатившиеся глаза и приоткрытые губы, слушал эти громкие стоны, хотя его собственное сердце так стучало и в ушах звенело от напряжения, что звуки долетали как будто искаженными и приглушенными. Лиу был его, он принадлежал Синди добровольно и искренне, и никакие воспоминания Синди больше не мучили, отступив.
- Пить, - прохрипел Лиу, когда все закончилось, и они лежали на диване, вспотевшие, растрепанные. Синди лениво стек на пол и отправился на кухню. Вынул из холодильника бутылку минералки и пил сам, долго, пока не вспомнил, что Лиу тоже ждет воду.
Пока Синди ходил на кухню, Лиу занял весь диван, вольготно на нем раскинувшись. Пил он жадно, захлебываясь, брызгая водой на грудь и подбородок. Синди собрал капли под ключицей кончиком пальца, облизнул. Лиу смотрел на него с превосходством победителя.
- Вот видишь, а ты от меня год бегал.
Добившись своего, Лиу возвращался к привычной развязной манере разговора. Синди хмыкнул и сдвинул его ближе к стене, чтобы лечь самому. Лиу немедленно опустил ладонь ему на грудь, закинул ногу на бедро. Синди повернул голову, рассматривая теперь уже любовника.
- Нравлюсь? – спросил Лиу не без вызова. Синди впервые подумал, что не всякий счел бы необычную внешность альбиноса привлекательной. Однако альбинизм Лиу его ничуть не смущал. Синди не видел в этом никакого уродства.
- Нравишься, - просто ответил он. Лиу посмотрел недоверчиво – правда ли? – убедился, что никто над ним не смеется, и уронил голову на подушку, отняв эту самую подушку у Синди, а второй в доме не было. Спустя минуту он уже спал. Синди смотрел на него, приподнявшись на локте – на гибкое тело с черными отметинами его собственного грима там, куда пришлись поцелуи, на пальцы, стиснувшие край простыни, на растрепанные волосы, кругляш проектора маски на виске. Синди вдруг сообразил, что сам не снял маску, а Лиу почему-то тоже не стал ее отклеивать. «Тоже мне, анонимный любовник», - усмехнулся Синди, повалился на спину, сорвал с лица тонкий лоскут и закрыл глаза.

@темы: Синди