"Поскольку аз есмь церемониймейстер, мне этот утренник вести, молчи, не спрашивай - куда" (с)
читать дальше. И снова ДжонатанДжонатан назначил встречу на раннее утро. Синди заподозрил в этом месть за ночной звонок и попытался увильнуть, однако художник категорично заявил, что утром лучше всего свет. Мастеру было виднее, и Синди пришлось капитулировать. Кроме того, он признавал, что человек, столь тактично не пославший его, будучи поднятым с постели, имеет право отыграться.
В итоге он был даже рад. Синди редко гулял утром, предпочитая выбираться из дома ближе к полудню, если не было лекций, – а полдень на Гайе приходился на четырнадцать часов. Свежий утренний воздух взбодрил его, в сквере на траве лежала роса, а на улицах было значительно меньше людей, чем в обед и, тем более, вечером. Промоутер компании, торгующей сладостями, сунула ему в руку кусок малиновой жвачки. Синди летел во флаере-кабриолете, болтал ногой, жевал жвачку и чувствовал себя лет на десять. У него было поразительно хорошее настроение для человека, поднятого раньше обычного.
Жвачка оказалась вкусной, так что Синди жевал ее, надувая пузыри, как в детстве, когда звонил в дверь Джонатана. Никто не отвечал. История повторялась, и Синди уже был готов решить, что художник забыл об их встрече или снова спит. Но тут дверь резко распахнулась, от неожиданности Синди дернулся, пузырь лопнул, и перед вышедшим Джонатаном предстала его новая модель с лицом в малиновых ошметках.
- Доброе утро, - в неловкой ситуации Джонатан «проглатывал» звуки, и у него получилось «дбрутро».
- Доброе, - согласился Синди, снимая с кончика носа ярко-розовую пленку. Посмотрел на ошеломленного Джонатана и прыснул. – Тебе не кажется, что мы каждый раз как-то странно разговариваем? И у тебя можно умыться?
- Конечно, проходи, пожалуйста, - спохватился художник. – Ванная направо по коридору.
Синди прошел внутрь. Студия Джонатана оказалась одновременно его квартирой. Синди заметил слева кухню, в которой поднимался пар над кружкой кофе и стояла на столе тарелка с тостами. Танцор, которому из-за раннего подъема не захотелось завтракать дома, сглотнул. Справа на самом деле была ванная, а дверь в комнату прямо по коридору, была прикрыта, но несмотря на это, Синди почувствовал исходящий из-за нее резкий запах. «О боже, растворитель!» - воскликнул Джонатан и устремился к пахучей двери. Синди пожал плечами и пошел умываться.
В ванной царил порядок. Синди, привыкший к тому, что люди творческих профессий, кроме, быть может, Квентина, в быту обычно небрежны, оценил и сверкающую ванну, и зеркало без малейшего пятнышка, и белоснежные полотенца. В этом безупречном окружении его собственная физиономия в пятнах жвачки казалась святотатством.
Умывшись, Синди выглянул в коридор и никого не увидел. Запах из-за двери вроде бы стал слабее, но, может быть, просто обоняние успело притупиться. Синди поколебался и шагнул за дверь.
Синди ожидал увидеть небольшую комнату, вроде той, которая ему служила сейчас гостиной и спальней, с разбирающимся диваном, рабочим столом и постерами или репродукциями на стенах. Он не думал, что студия Джонатана окажется настолько… профессиональной.
Из громадных окон, располагающихся сразу на двух стенах, на него щедро лился утренний свет. Каждый угол комнаты был освещен – а там было что освещать! При желании Синди мог бы танцевать в этой студии, разве что мешал бы стоящий посередине самый настоящий мольберт. Если бы не занятия в Академии, Синди бы и не догадался, что это мольберт.
- Ты что же, - недоверчиво спросил он, - рисуешь красками?
- Пишу, - мягко поправил его Джонатан. – Я пишу красками, да.
В эпоху графических редакторов и многообразия планшетов с любыми эффектами на любой вкус, использование настоящих красок было причудой и признаком натуры экстравагантной, которую Синди бы и не заподозрил в новом знакомом.
- С ума сойти, - восхитился он.
И в самом деле, на полках на стене стояли разные баночки и стояли тюбики и ящички. Синди подошел поближе, с восторгом рассматривая стакан с самыми настоящими кистями и папки с разными видами бумаги – зачем столько?
- А когда путешествуешь, как? – поинтересовался он. – С собой?
- Ну да, - кивнул Джонатан. – Мольберт складной, а краски занимают не так уж много места. Больше, чем планшет, конечно. Но не люблю я все эти программы и гаджеты. Как-то на них получается без любви…
Синди покивал. Аргумент «без любви» он понимал.
- Может, начнем? – предложил художник. – Пройди, пожалуйста, вон туда.
«Вон там» оказался невысокий белый постамент, достаточного размера, чтобы не только стоять на нем, но и сидеть или лежать. Синди разулся и поднялся на него, вопросительно уставился на Джонатана.
- Ну… и что мне делать?
Джонатан критически осмотрел его фигуру в снопе солнечных лучей и скомандовал:
- Футболку сними.
Синди хмыкнул, повиновался, но про себя решил, что футболкой и ограничится. Позирование ню в его планы не входило, хотя в Анатаре он и соглашался на откровенные фотосессии. Но то было в Анатаре и он был артистом и тусовщиком, а скромному учителю танцев подобное уже не подходило. Однако Джонатан не собирался его обнажать.
- Теперь повернись спиной. Отлично, теперь поверни голову и посмотри через плечо. Нет, нехорошо. Не на меня смотри, на стену.
Синди послушно выполнил и это, просунув большие пальцы рук за ремень штанов.
- Вот, отлично! – воскликнул Джонатан. – Так и стой.
Синди ожидал, что Джонатан сфотографирует его и отпустит, однако художник не спешил браться за фотоаппарат, вместо этого он взял карандаш.
- Хэй, так ты будешь рисовать прямо так? Без фото?
- Писать. Вообще-то да. И буду очень благодарен, если ты не станешь так вертеться.
- Я думал, все сейчас рисуют с фото, - признался Синди, послушно застывая. – То есть, пишут. Говорить-то мне можно?
- Можно, - разрешил Джонатан. – На самом деле далеко не все используют фото. Писать с объемной модели всегда лучше, чем с двухмерного изображения, каким бы качественным оно ни было. Просто не все находят людей, которые согласны вот так стоять.
- Я их понимаю, - признался Синди, но поспешно добавил, - но я привыкну.
- Я постараюсь, чтобы ты об этом не пожалел. Конечно, я мог бы тебя сфотографировать. Но так шедевра не напишешь…
Идея оказаться на шедевральном полотне Синди понравилась. Если, - добавил он мысленно – ему вообще удастся узнать себя на получившейся картине. Синди понятия не имел, в каком стиле работает Джонатан, и не вздумает ли он изобразить свою модель в виде поперечных полос, например.
Несколько минут стояла тишина. Синди любовался игрой света на стене.
- Как твои дела в школе? – поинтересовался Джонатан. – Не было проблем из-за моего визита?
- Какие могли быть проблемы из-за тебя? – удивился Синди. – Нет, все в порядке. Сейчас школа готовится к празднику лета, так что все бегают и верещат. Но это как раз нормально.
Подготовка к празднику и в самом деле началась. Накануне Квентин собрал всех преподавателей. Синди, надравшийся накануне, очень старался не выделяться. Он так и не понял, удалось ему провести маэстро или нет, но Рэй толкнул его в бок и шепнул:
- По какому поводу гулял?
- Гулял? – Синди сделал удивленное лицо, но провести Рэя не удалось.
- Блэк, не строй из себя девственницу, у тебя в крови алкоголя было больше, чем лейкоцитов с эритроцитами!
- Что, так плохо выгляжу?
- Не. Запах.
- Бля, - шепнул Синди, - я же брызгал этим хваленым освежителем…
- В том-то и дело… Какой дурак по доброй воле зальет в себя эту гадость?
Квентин бросил красноречивый взгляд в их сторону, и оба приятеля поспешили замолчать.
На отчетном концерте планировалось одно общее выступление преподавателей и по одному-два – от учеников каждого из них. На этой фразе Квентин снова посмотрел на Синди, и тот, загнанный в угол похмельем, предпочел промолчать.
Что до концепции выступления учителей, здесь ни у кого не было сомнений. Даже если бы они смогли за месяц сработаться и создать команду, совершенно невозможно было в такие сроки придумать танец, в котором бы сочетались движения в стиле каждого из них. Синди вообще сомневался, что возможно поставить такое выступление, не получив на выходе лютый пестрый кошмар. Так что их танец должен был напоминать дефиле, в котором каждый по очереди блистал на переднем плане, а остальные в это время изображали несложную подтанцовку на фоне.
Потом Синди обсуждал выступление уже с учениками, и вот тут-то ему пришлось взять на себя роль арбитра и разрешать споры. Все четверо – Лиу на следующее занятие уже не явился – согласились выйти на сцену, однако при выборе музыки и общей идеи танца разгорелась такая баталия, что Синди казалось, что еще немного – и вспыхнет зал. Он уже думал плюнуть на регламент и выпросить у Квентина четыре сольных выступления, как буря улеглась, ученики устали спорить, остыли и каким-то чудом сошлись на одном варианте. Дальше дискуссия перешла в конструктивное русло, но после обсуждения костюмов, грима, света и декораций у Синди голова пошла кругом. Время от времени он напоминал, что помимо них выступать будет еще толпа народа, а значит, подогнать декорации полностью под себя не получится. Ученики приходили в себя, но ненадолго. Синди, который был младше всех их, кроме Люси, чувствовал себя умудренным жизнью бронтозавром.
Синди рассказывал все это Джонатану, пока тот колдовал за мольбертом. Самым сложным при этом было не жестикулировать, танцор то и дело спохватывался, что начинает махать руками.
- Ты фанатик, да? – спросил художник. – Как Квентин. Тот точно такой же, когда начинает рассказывать о своей школе и вообще о танцах.
«Нет, - усмехнулся Синди про себя. – Я не как Квентин. Я еще хуже. У Квентина есть хотя бы семья. Жена, которую он любит и пропускает карнавал, чтобы побыть с ней. О которой он ничего не рассказывает прессе. Его личная жизнь не напоказ, но она есть. А у меня сейчас только танцы. Это моя суть, моя кровь, моя душа, моя работа. Если их забрать, от Синди Блэка останется живой труп».
Он ничего этого не сказал вслух.
- Это было бестактно, да? – сказал Джонатан. – Извини.
- Да нет, - пожал плечами Синди. Художник вздохнул, и Синди поспешил замереть снова. – Наверное, я правда фанатик. Но я не умею по-другому. Танцы – единственное, что я делаю хорошо. Если подумать, у меня даже выбора не было. Я не смогу заниматься чем-то еще. Уже пробовал.
- Это здорово, - заметил Джонатан. – Ты твердо знаешь, что должен делать. Не всем так везет. Тебе повезло.
- А тебе? – спросил Синди.
- И мне.
Они снова замолчали. С непривычки Синди быстро устал стоять, тело ныло и требовало движения, а тут еще захотелось есть, так что он был очень рад, когда Джонатан отложил карандаш и сказал, что на сегодня достаточно. Синди с наслаждением потянулся, подставив лицо солнцу, и спрыгнул с постамента.
- Кофе? – предложил Джонатан. – Такой, как у Квентина, у меня не получается, но все равно он вполне приличный.
- Мне любой сойдет, - Синди натянул футболку. – Я вообще не умею его варить, вот и набиваюсь на угощение.
- Тогда проходи на кухню.
Синди попытался посмотреть на будущую картину, но художник закрыл ее спиной.
- Нельзя. Пока не закончу, не покажу – примета плохая.
Вскоре Синди сидел на кухне, развернув стул задом наперед и поставив локти на спинку, а на столе перед ним стояла чашка кофе, бутерброды и вазочка с печеньем. на кухне у Джонатана был такой же идеальный порядок, как и в ванной, но готовить он не умел. Зато кофе у него на самом деле был выше всяких похвал – художник зря скромничал.
- А что, ты часто бываешь у Квентина? – поинтересовался Синди. – Я никогда тебя не видел.
- Нечасто, - Джонатан сел напротив. – Но ты мог меня просто не заметить. Хотя вряд ли мы встречались. Я бы тебя уж точно не забыл.
Синди почувствовал холодок вдоль позвоночника и вдруг снова почувствовал себя полуобнаженным на постаменте. Джонатан тоже явно ощутил что-то подобное, потому что поспешно добавил:
- У меня отличная память на лица.
Синди одним глотком допил кофе и поднялся.
- Мне пора.
- Подожди, - засуетился Джонатан, - мы же так и не обсудили оплату.
Синди совсем забыл, что пришел позировать ради денег. Впрочем, он не смог бы поручиться, что делал это именно ради денег. Он понятия не имел, сколько просить за такой труд. К счастью, в этих вопросах Джонатан был сух, деловит и прекрасно знал почасовые расценки за работу модели. Сумма оказалась приличной, к удивлению Синди, и хотя бы отчасти должна была покрыть убытки от ухода Лиу.
- Не разочаровался? – спросил Джонатан, когда Синди уже стоял на пороге. – Не раздумал?
- Еще чего! – засмеялся Синди. – Я не такой идиот, чтобы отказаться от шанса попасть в шедевр!
«Раз уж других шансов прославиться в искусстве что-то не видать».
Синди ходил позировать Джонатану через день или, если был загружен на работе, раз в три дня. Чем ближе был праздник, тем выше поднимался градус истерии в школе. Одни преподаватели отрабатывали свой номер спокойно, по ходу дела внося изменения – сказывался профессионализм. С учениками, конечно, было сложнее.
- Мне иногда хочется забраться за колонку и сделать вид, что я тоже маленький, несчастненький, творческий человек, да еще и обдолбанный, отъебитесь. А нужно делать вид, что я робот и все знаю! – фыркал Синди, стоя в потоке света в уже ставшей привычной позе.
- Ты справишься, - улыбался Джонатан. – Ты же их всех любишь, я же вижу. Подготовь их морально, что ли…
- Ну… хм…
- Что?
- Когда Люси вчера опять стала плакаться, что они опозорятся и вообще все плохо, я вскочил и выбежал с воплем: «Мы все умрем!»
- И как?
- Помогло…
Стандартные утешения на «великолепную четверку», которая осталась от «пятерки» и правда уже не действовали, но Синди старался их подбодрить. Свое собственное волнение он старался от них скрывать, хотя причин волноваться у него хватало. Он переживал за всех четверых, таких разных. Индивидуальные занятия были оставлены. Они все вместе придумали танец и разучивали его. Самое сложное было – привыкнуть работать сообща. Если движения каждого в отдельности уже не представляли для учеников большой сложности, то переходы и перестановки давались с трудом. До сих пор они не так много танцевали вместе, да и то не следили за тем, как выглядят их движения для стороннего наблюдателя. Синди отучил их думать о публике, чтобы найти свой собственный стиль и научиться работать с музыкой, однако впереди был концерт, а значит, о зрителях не думать уже не получалось – Синди не требовал невозможного. Кроме того, из-за разности характеров у учеников было совершенно разное восприятие музыки, а поэтому и разные танцы. Синди быстро отмел идею о том, чтобы всем двигаться синхронно. Нужно было, как и преподавателям, показывать каждого отдельно, выводя на передний план одного за другим. У Синди трещала голова, когда он пытался уложить в нее все сразу – кто что делает, как это будет смотреться в совокупности, как сделать красивые перестановки… Как сочетать плавные движения Люси, более четкие и резкие – Влады, спокойную силу Гро и жизнерадостность Конрада. В такие моменты хотелось вознести хвалу небесам за то, что Лиу с его звериной пластикой ушел – Синди понятия не имел, как бы он умудрился вклинить в постановку еще и альбиноса. Сам он, с тех пор как бросил бальные танцы, всегда выступал один и теперь то и дело терялся при постановке группового танца.
Немало его выручила подготовка его собственного выступления с преподавателями. «Тырить так тырить», - мрачно думал Синди и мотал замечания Квентина на ус. А еще помогали сами ученики. Они подавали отличные идеи, предлагали свежие решения и, самое главное, не боялись все это делать. Еще год назад вряд ли кто-то из них предполагал, что будет советовать Синди, как ставить танец… Получалось, что он не зря так вкладывался в эту группу.
Итак, Синди волновался как преподаватель, чью работу должны были оценить, волновался за свою «четверку» просто по-человечески, потому что они нервничали перед первым в жизни выходом на сцену, и волновался за себя как артист. Однако последние переживания всегда отдавали сладостью предвкушения. Он так долго не выступал. Он так соскучился по всей этой предконцертной суете, по приготовлениям, при суматохе (хотя, нужно сказать, Квентин всеми силами старался эту суматоху уменьшить), по гудению толпы за сценой, по внимательным взглядам, по слитному дыханию зрителей, по аплодисментам… Даже его сны отступили и перестали его терзать.
Но, каким приятным ни было предвкушение, нервов Синди тратил немало. После дня непрерывной беготни, танцев и разъяснений позирование было успокаивающим, почти медитативным занятием. У художника было всегда тихо, спокойно, светло. В солнечных лучах танцевали пылинки, Синди стоял на привычном месте, болтал с Джонатаном или молчал, отболтав весь язык накануне. Иногда что-то рассказывал сам Джонатан. Собеседником он был отличным – умеющим слушать, грамотным, деликатным. Иногда даже слишком деликатным. Синди поймал себя на том, что в присутствии Джонатана он использует больше нецензурных слов и сленга, хотя почти отучился от этого в Парнасе – просто чтобы поддразнить не переступающего рамок вежливости художника. Рядом с тихим Джонатаном хотелось быть развязным, смеяться громче, болтать ногами, когда сидишь за столом, показывать язык и набивать рот сладким. Впрочем, Синди подозревал, что Джонатан все бы это принял со своей мягкой снисходительной улыбкой. Синди никогда не получалось вывести его из себя.
Джонатан путешествовал немало и рассказывал Синди о местах, где он успел побывать – оказалось, он объехал чуть ли не всю Гайю, нигде не задерживаясь подолгу, а теперь мечтал слетать на другую планету.
- Вдохновение искать? – спросил Синди.
- Да. И просто любопытно. Хотя наверняка там попадутся занятные сюжеты.
- Вряд ли эти сюжеты согласятся подолгу стоять у тебя перед носом!
- Ты прав, конечно. Придется писать по памяти. Хотя я ведь и в вашу школу шел вообще-то не модель искать, а на танцы смотреть, ну, может, пару эскизов сделать… Это ведь очень красиво.
- Тогда нафига я тебе здесь-то сдался? – засмеялся Синди.
- Не вертись. А тобой и в статике любоваться можно…
Синди притих. Джонатан умел делать комплименты. Вот только танцор часто не мог понять, делает ли он их человеку или просто привлекательному объекту. Нравится ли ему Синди как мужчина или художник точно так же восхищался бы, будь на месте танцора ваза, грани которой красиво преломляют свет. Тем более, что комплиментами Джонатан и ограничивался, а Синди тему не развивал и обычно переводил разговор на другое.
Лишь однажды он был уверен, что художника привлекает не только как модель. Синди все время пытался подглядеть, что за картина рождается на холсте, а Джонатан не позволял ему этого сделать. Это стало их своеобразной игрой, которой заканчивался каждый сеанс. И вот однажды Синди не стал надевать футболку, как обычно, а, только спрыгнув на пол, рванулся к мольберту. Джонатан едва не позволил ему добраться до цели, но все-таки перехватил в последний момент, крепко схватил за плечи и развернул спиной к картине. Синди, довольный шалостью, от своего рывка дышал тяжелее обычного, пальцы Джонатана с неожиданной силой сжимали его плечи, а сам он с непонятным напряжением вглядывался в лицо Синди, смотрел, как бьется жилка на шее, как стекает по виску капля пота – день выдался жаркий и танцора чуть не разморило на солнце.
С лица Синди медленно сползла улыбка, он сглотнул. Он стоял, обнаженный по пояс, Джонатан держал его за руки и в его карем взгляде Синди почудились не виденные раньше эмоции. Целую секунду ему казалось, что они перейдут какой-то рубеж, однако потом Джонатан снова улыбнулся, мягко и невыразительно, и убрал руки.
- На этот раз тебе почти удалось. Пойдем, кофе ждет тебя. Только сначала зайди в ванную, я испачкал тебя.
Напряжение пропало. Джонатан снова выглядел как обычно, и Синди снова не мог быть ни в чем уверен.
В итоге он был даже рад. Синди редко гулял утром, предпочитая выбираться из дома ближе к полудню, если не было лекций, – а полдень на Гайе приходился на четырнадцать часов. Свежий утренний воздух взбодрил его, в сквере на траве лежала роса, а на улицах было значительно меньше людей, чем в обед и, тем более, вечером. Промоутер компании, торгующей сладостями, сунула ему в руку кусок малиновой жвачки. Синди летел во флаере-кабриолете, болтал ногой, жевал жвачку и чувствовал себя лет на десять. У него было поразительно хорошее настроение для человека, поднятого раньше обычного.
Жвачка оказалась вкусной, так что Синди жевал ее, надувая пузыри, как в детстве, когда звонил в дверь Джонатана. Никто не отвечал. История повторялась, и Синди уже был готов решить, что художник забыл об их встрече или снова спит. Но тут дверь резко распахнулась, от неожиданности Синди дернулся, пузырь лопнул, и перед вышедшим Джонатаном предстала его новая модель с лицом в малиновых ошметках.
- Доброе утро, - в неловкой ситуации Джонатан «проглатывал» звуки, и у него получилось «дбрутро».
- Доброе, - согласился Синди, снимая с кончика носа ярко-розовую пленку. Посмотрел на ошеломленного Джонатана и прыснул. – Тебе не кажется, что мы каждый раз как-то странно разговариваем? И у тебя можно умыться?
- Конечно, проходи, пожалуйста, - спохватился художник. – Ванная направо по коридору.
Синди прошел внутрь. Студия Джонатана оказалась одновременно его квартирой. Синди заметил слева кухню, в которой поднимался пар над кружкой кофе и стояла на столе тарелка с тостами. Танцор, которому из-за раннего подъема не захотелось завтракать дома, сглотнул. Справа на самом деле была ванная, а дверь в комнату прямо по коридору, была прикрыта, но несмотря на это, Синди почувствовал исходящий из-за нее резкий запах. «О боже, растворитель!» - воскликнул Джонатан и устремился к пахучей двери. Синди пожал плечами и пошел умываться.
В ванной царил порядок. Синди, привыкший к тому, что люди творческих профессий, кроме, быть может, Квентина, в быту обычно небрежны, оценил и сверкающую ванну, и зеркало без малейшего пятнышка, и белоснежные полотенца. В этом безупречном окружении его собственная физиономия в пятнах жвачки казалась святотатством.
Умывшись, Синди выглянул в коридор и никого не увидел. Запах из-за двери вроде бы стал слабее, но, может быть, просто обоняние успело притупиться. Синди поколебался и шагнул за дверь.
Синди ожидал увидеть небольшую комнату, вроде той, которая ему служила сейчас гостиной и спальней, с разбирающимся диваном, рабочим столом и постерами или репродукциями на стенах. Он не думал, что студия Джонатана окажется настолько… профессиональной.
Из громадных окон, располагающихся сразу на двух стенах, на него щедро лился утренний свет. Каждый угол комнаты был освещен – а там было что освещать! При желании Синди мог бы танцевать в этой студии, разве что мешал бы стоящий посередине самый настоящий мольберт. Если бы не занятия в Академии, Синди бы и не догадался, что это мольберт.
- Ты что же, - недоверчиво спросил он, - рисуешь красками?
- Пишу, - мягко поправил его Джонатан. – Я пишу красками, да.
В эпоху графических редакторов и многообразия планшетов с любыми эффектами на любой вкус, использование настоящих красок было причудой и признаком натуры экстравагантной, которую Синди бы и не заподозрил в новом знакомом.
- С ума сойти, - восхитился он.
И в самом деле, на полках на стене стояли разные баночки и стояли тюбики и ящички. Синди подошел поближе, с восторгом рассматривая стакан с самыми настоящими кистями и папки с разными видами бумаги – зачем столько?
- А когда путешествуешь, как? – поинтересовался он. – С собой?
- Ну да, - кивнул Джонатан. – Мольберт складной, а краски занимают не так уж много места. Больше, чем планшет, конечно. Но не люблю я все эти программы и гаджеты. Как-то на них получается без любви…
Синди покивал. Аргумент «без любви» он понимал.
- Может, начнем? – предложил художник. – Пройди, пожалуйста, вон туда.
«Вон там» оказался невысокий белый постамент, достаточного размера, чтобы не только стоять на нем, но и сидеть или лежать. Синди разулся и поднялся на него, вопросительно уставился на Джонатана.
- Ну… и что мне делать?
Джонатан критически осмотрел его фигуру в снопе солнечных лучей и скомандовал:
- Футболку сними.
Синди хмыкнул, повиновался, но про себя решил, что футболкой и ограничится. Позирование ню в его планы не входило, хотя в Анатаре он и соглашался на откровенные фотосессии. Но то было в Анатаре и он был артистом и тусовщиком, а скромному учителю танцев подобное уже не подходило. Однако Джонатан не собирался его обнажать.
- Теперь повернись спиной. Отлично, теперь поверни голову и посмотри через плечо. Нет, нехорошо. Не на меня смотри, на стену.
Синди послушно выполнил и это, просунув большие пальцы рук за ремень штанов.
- Вот, отлично! – воскликнул Джонатан. – Так и стой.
Синди ожидал, что Джонатан сфотографирует его и отпустит, однако художник не спешил браться за фотоаппарат, вместо этого он взял карандаш.
- Хэй, так ты будешь рисовать прямо так? Без фото?
- Писать. Вообще-то да. И буду очень благодарен, если ты не станешь так вертеться.
- Я думал, все сейчас рисуют с фото, - признался Синди, послушно застывая. – То есть, пишут. Говорить-то мне можно?
- Можно, - разрешил Джонатан. – На самом деле далеко не все используют фото. Писать с объемной модели всегда лучше, чем с двухмерного изображения, каким бы качественным оно ни было. Просто не все находят людей, которые согласны вот так стоять.
- Я их понимаю, - признался Синди, но поспешно добавил, - но я привыкну.
- Я постараюсь, чтобы ты об этом не пожалел. Конечно, я мог бы тебя сфотографировать. Но так шедевра не напишешь…
Идея оказаться на шедевральном полотне Синди понравилась. Если, - добавил он мысленно – ему вообще удастся узнать себя на получившейся картине. Синди понятия не имел, в каком стиле работает Джонатан, и не вздумает ли он изобразить свою модель в виде поперечных полос, например.
Несколько минут стояла тишина. Синди любовался игрой света на стене.
- Как твои дела в школе? – поинтересовался Джонатан. – Не было проблем из-за моего визита?
- Какие могли быть проблемы из-за тебя? – удивился Синди. – Нет, все в порядке. Сейчас школа готовится к празднику лета, так что все бегают и верещат. Но это как раз нормально.
Подготовка к празднику и в самом деле началась. Накануне Квентин собрал всех преподавателей. Синди, надравшийся накануне, очень старался не выделяться. Он так и не понял, удалось ему провести маэстро или нет, но Рэй толкнул его в бок и шепнул:
- По какому поводу гулял?
- Гулял? – Синди сделал удивленное лицо, но провести Рэя не удалось.
- Блэк, не строй из себя девственницу, у тебя в крови алкоголя было больше, чем лейкоцитов с эритроцитами!
- Что, так плохо выгляжу?
- Не. Запах.
- Бля, - шепнул Синди, - я же брызгал этим хваленым освежителем…
- В том-то и дело… Какой дурак по доброй воле зальет в себя эту гадость?
Квентин бросил красноречивый взгляд в их сторону, и оба приятеля поспешили замолчать.
На отчетном концерте планировалось одно общее выступление преподавателей и по одному-два – от учеников каждого из них. На этой фразе Квентин снова посмотрел на Синди, и тот, загнанный в угол похмельем, предпочел промолчать.
Что до концепции выступления учителей, здесь ни у кого не было сомнений. Даже если бы они смогли за месяц сработаться и создать команду, совершенно невозможно было в такие сроки придумать танец, в котором бы сочетались движения в стиле каждого из них. Синди вообще сомневался, что возможно поставить такое выступление, не получив на выходе лютый пестрый кошмар. Так что их танец должен был напоминать дефиле, в котором каждый по очереди блистал на переднем плане, а остальные в это время изображали несложную подтанцовку на фоне.
Потом Синди обсуждал выступление уже с учениками, и вот тут-то ему пришлось взять на себя роль арбитра и разрешать споры. Все четверо – Лиу на следующее занятие уже не явился – согласились выйти на сцену, однако при выборе музыки и общей идеи танца разгорелась такая баталия, что Синди казалось, что еще немного – и вспыхнет зал. Он уже думал плюнуть на регламент и выпросить у Квентина четыре сольных выступления, как буря улеглась, ученики устали спорить, остыли и каким-то чудом сошлись на одном варианте. Дальше дискуссия перешла в конструктивное русло, но после обсуждения костюмов, грима, света и декораций у Синди голова пошла кругом. Время от времени он напоминал, что помимо них выступать будет еще толпа народа, а значит, подогнать декорации полностью под себя не получится. Ученики приходили в себя, но ненадолго. Синди, который был младше всех их, кроме Люси, чувствовал себя умудренным жизнью бронтозавром.
Синди рассказывал все это Джонатану, пока тот колдовал за мольбертом. Самым сложным при этом было не жестикулировать, танцор то и дело спохватывался, что начинает махать руками.
- Ты фанатик, да? – спросил художник. – Как Квентин. Тот точно такой же, когда начинает рассказывать о своей школе и вообще о танцах.
«Нет, - усмехнулся Синди про себя. – Я не как Квентин. Я еще хуже. У Квентина есть хотя бы семья. Жена, которую он любит и пропускает карнавал, чтобы побыть с ней. О которой он ничего не рассказывает прессе. Его личная жизнь не напоказ, но она есть. А у меня сейчас только танцы. Это моя суть, моя кровь, моя душа, моя работа. Если их забрать, от Синди Блэка останется живой труп».
Он ничего этого не сказал вслух.
- Это было бестактно, да? – сказал Джонатан. – Извини.
- Да нет, - пожал плечами Синди. Художник вздохнул, и Синди поспешил замереть снова. – Наверное, я правда фанатик. Но я не умею по-другому. Танцы – единственное, что я делаю хорошо. Если подумать, у меня даже выбора не было. Я не смогу заниматься чем-то еще. Уже пробовал.
- Это здорово, - заметил Джонатан. – Ты твердо знаешь, что должен делать. Не всем так везет. Тебе повезло.
- А тебе? – спросил Синди.
- И мне.
Они снова замолчали. С непривычки Синди быстро устал стоять, тело ныло и требовало движения, а тут еще захотелось есть, так что он был очень рад, когда Джонатан отложил карандаш и сказал, что на сегодня достаточно. Синди с наслаждением потянулся, подставив лицо солнцу, и спрыгнул с постамента.
- Кофе? – предложил Джонатан. – Такой, как у Квентина, у меня не получается, но все равно он вполне приличный.
- Мне любой сойдет, - Синди натянул футболку. – Я вообще не умею его варить, вот и набиваюсь на угощение.
- Тогда проходи на кухню.
Синди попытался посмотреть на будущую картину, но художник закрыл ее спиной.
- Нельзя. Пока не закончу, не покажу – примета плохая.
Вскоре Синди сидел на кухне, развернув стул задом наперед и поставив локти на спинку, а на столе перед ним стояла чашка кофе, бутерброды и вазочка с печеньем. на кухне у Джонатана был такой же идеальный порядок, как и в ванной, но готовить он не умел. Зато кофе у него на самом деле был выше всяких похвал – художник зря скромничал.
- А что, ты часто бываешь у Квентина? – поинтересовался Синди. – Я никогда тебя не видел.
- Нечасто, - Джонатан сел напротив. – Но ты мог меня просто не заметить. Хотя вряд ли мы встречались. Я бы тебя уж точно не забыл.
Синди почувствовал холодок вдоль позвоночника и вдруг снова почувствовал себя полуобнаженным на постаменте. Джонатан тоже явно ощутил что-то подобное, потому что поспешно добавил:
- У меня отличная память на лица.
Синди одним глотком допил кофе и поднялся.
- Мне пора.
- Подожди, - засуетился Джонатан, - мы же так и не обсудили оплату.
Синди совсем забыл, что пришел позировать ради денег. Впрочем, он не смог бы поручиться, что делал это именно ради денег. Он понятия не имел, сколько просить за такой труд. К счастью, в этих вопросах Джонатан был сух, деловит и прекрасно знал почасовые расценки за работу модели. Сумма оказалась приличной, к удивлению Синди, и хотя бы отчасти должна была покрыть убытки от ухода Лиу.
- Не разочаровался? – спросил Джонатан, когда Синди уже стоял на пороге. – Не раздумал?
- Еще чего! – засмеялся Синди. – Я не такой идиот, чтобы отказаться от шанса попасть в шедевр!
«Раз уж других шансов прославиться в искусстве что-то не видать».
Синди ходил позировать Джонатану через день или, если был загружен на работе, раз в три дня. Чем ближе был праздник, тем выше поднимался градус истерии в школе. Одни преподаватели отрабатывали свой номер спокойно, по ходу дела внося изменения – сказывался профессионализм. С учениками, конечно, было сложнее.
- Мне иногда хочется забраться за колонку и сделать вид, что я тоже маленький, несчастненький, творческий человек, да еще и обдолбанный, отъебитесь. А нужно делать вид, что я робот и все знаю! – фыркал Синди, стоя в потоке света в уже ставшей привычной позе.
- Ты справишься, - улыбался Джонатан. – Ты же их всех любишь, я же вижу. Подготовь их морально, что ли…
- Ну… хм…
- Что?
- Когда Люси вчера опять стала плакаться, что они опозорятся и вообще все плохо, я вскочил и выбежал с воплем: «Мы все умрем!»
- И как?
- Помогло…
Стандартные утешения на «великолепную четверку», которая осталась от «пятерки» и правда уже не действовали, но Синди старался их подбодрить. Свое собственное волнение он старался от них скрывать, хотя причин волноваться у него хватало. Он переживал за всех четверых, таких разных. Индивидуальные занятия были оставлены. Они все вместе придумали танец и разучивали его. Самое сложное было – привыкнуть работать сообща. Если движения каждого в отдельности уже не представляли для учеников большой сложности, то переходы и перестановки давались с трудом. До сих пор они не так много танцевали вместе, да и то не следили за тем, как выглядят их движения для стороннего наблюдателя. Синди отучил их думать о публике, чтобы найти свой собственный стиль и научиться работать с музыкой, однако впереди был концерт, а значит, о зрителях не думать уже не получалось – Синди не требовал невозможного. Кроме того, из-за разности характеров у учеников было совершенно разное восприятие музыки, а поэтому и разные танцы. Синди быстро отмел идею о том, чтобы всем двигаться синхронно. Нужно было, как и преподавателям, показывать каждого отдельно, выводя на передний план одного за другим. У Синди трещала голова, когда он пытался уложить в нее все сразу – кто что делает, как это будет смотреться в совокупности, как сделать красивые перестановки… Как сочетать плавные движения Люси, более четкие и резкие – Влады, спокойную силу Гро и жизнерадостность Конрада. В такие моменты хотелось вознести хвалу небесам за то, что Лиу с его звериной пластикой ушел – Синди понятия не имел, как бы он умудрился вклинить в постановку еще и альбиноса. Сам он, с тех пор как бросил бальные танцы, всегда выступал один и теперь то и дело терялся при постановке группового танца.
Немало его выручила подготовка его собственного выступления с преподавателями. «Тырить так тырить», - мрачно думал Синди и мотал замечания Квентина на ус. А еще помогали сами ученики. Они подавали отличные идеи, предлагали свежие решения и, самое главное, не боялись все это делать. Еще год назад вряд ли кто-то из них предполагал, что будет советовать Синди, как ставить танец… Получалось, что он не зря так вкладывался в эту группу.
Итак, Синди волновался как преподаватель, чью работу должны были оценить, волновался за свою «четверку» просто по-человечески, потому что они нервничали перед первым в жизни выходом на сцену, и волновался за себя как артист. Однако последние переживания всегда отдавали сладостью предвкушения. Он так долго не выступал. Он так соскучился по всей этой предконцертной суете, по приготовлениям, при суматохе (хотя, нужно сказать, Квентин всеми силами старался эту суматоху уменьшить), по гудению толпы за сценой, по внимательным взглядам, по слитному дыханию зрителей, по аплодисментам… Даже его сны отступили и перестали его терзать.
Но, каким приятным ни было предвкушение, нервов Синди тратил немало. После дня непрерывной беготни, танцев и разъяснений позирование было успокаивающим, почти медитативным занятием. У художника было всегда тихо, спокойно, светло. В солнечных лучах танцевали пылинки, Синди стоял на привычном месте, болтал с Джонатаном или молчал, отболтав весь язык накануне. Иногда что-то рассказывал сам Джонатан. Собеседником он был отличным – умеющим слушать, грамотным, деликатным. Иногда даже слишком деликатным. Синди поймал себя на том, что в присутствии Джонатана он использует больше нецензурных слов и сленга, хотя почти отучился от этого в Парнасе – просто чтобы поддразнить не переступающего рамок вежливости художника. Рядом с тихим Джонатаном хотелось быть развязным, смеяться громче, болтать ногами, когда сидишь за столом, показывать язык и набивать рот сладким. Впрочем, Синди подозревал, что Джонатан все бы это принял со своей мягкой снисходительной улыбкой. Синди никогда не получалось вывести его из себя.
Джонатан путешествовал немало и рассказывал Синди о местах, где он успел побывать – оказалось, он объехал чуть ли не всю Гайю, нигде не задерживаясь подолгу, а теперь мечтал слетать на другую планету.
- Вдохновение искать? – спросил Синди.
- Да. И просто любопытно. Хотя наверняка там попадутся занятные сюжеты.
- Вряд ли эти сюжеты согласятся подолгу стоять у тебя перед носом!
- Ты прав, конечно. Придется писать по памяти. Хотя я ведь и в вашу школу шел вообще-то не модель искать, а на танцы смотреть, ну, может, пару эскизов сделать… Это ведь очень красиво.
- Тогда нафига я тебе здесь-то сдался? – засмеялся Синди.
- Не вертись. А тобой и в статике любоваться можно…
Синди притих. Джонатан умел делать комплименты. Вот только танцор часто не мог понять, делает ли он их человеку или просто привлекательному объекту. Нравится ли ему Синди как мужчина или художник точно так же восхищался бы, будь на месте танцора ваза, грани которой красиво преломляют свет. Тем более, что комплиментами Джонатан и ограничивался, а Синди тему не развивал и обычно переводил разговор на другое.
Лишь однажды он был уверен, что художника привлекает не только как модель. Синди все время пытался подглядеть, что за картина рождается на холсте, а Джонатан не позволял ему этого сделать. Это стало их своеобразной игрой, которой заканчивался каждый сеанс. И вот однажды Синди не стал надевать футболку, как обычно, а, только спрыгнув на пол, рванулся к мольберту. Джонатан едва не позволил ему добраться до цели, но все-таки перехватил в последний момент, крепко схватил за плечи и развернул спиной к картине. Синди, довольный шалостью, от своего рывка дышал тяжелее обычного, пальцы Джонатана с неожиданной силой сжимали его плечи, а сам он с непонятным напряжением вглядывался в лицо Синди, смотрел, как бьется жилка на шее, как стекает по виску капля пота – день выдался жаркий и танцора чуть не разморило на солнце.
С лица Синди медленно сползла улыбка, он сглотнул. Он стоял, обнаженный по пояс, Джонатан держал его за руки и в его карем взгляде Синди почудились не виденные раньше эмоции. Целую секунду ему казалось, что они перейдут какой-то рубеж, однако потом Джонатан снова улыбнулся, мягко и невыразительно, и убрал руки.
- На этот раз тебе почти удалось. Пойдем, кофе ждет тебя. Только сначала зайди в ванную, я испачкал тебя.
Напряжение пропало. Джонатан снова выглядел как обычно, и Синди снова не мог быть ни в чем уверен.
@темы: Синди
-
-
29.06.2012 в 14:17- Ты справишься, - улыбался Джонатан. – Ты же их всех любишь, я же вижу. Подготовь их морально, что ли… - Ну… хм… - Что? - Когда Люси вчера опять стала плакаться, что они опозорятся и вообще все плохо, я вскочил и выбежал с воплем: «Мы все умрем!» - И как? - Помогло…
Ааааа что ты творишь
Джонатан заставляет поволноваться
И нет-нет-нет, я пока не буду показывать, что же в моей голове сейчас, подожду, когда картина допишется
-
-
01.07.2012 в 16:09Уже можно )))