"...а что я могла сделать? Они были здоровые мужики, да еще и хмельные, а я малолетка, насмерть перепуганная. Они гоготали, смотрели похабно, а мне не вырваться, не убежать было. Все, - решила, - конец, пропадай Мэри на шестнадцатом-то году, не петь больше песен, не радовать людей. А тут он явился, а откуда - не знаю. На них даже и не посмотрел, ко мне повернулся. Спросил: готова песню за спасение отдать? А я что? Я тогда не то, что песню, я в ноги бросилась: все, говорю, отдам, только спаси. А он засмеялся: все не надо, песню надо. Я и глазом моргнуть не успела, как на ногах оказалась, а он сзади встал, руки мне на плечи положил и запел. Я сначала не поняла, а потом прислушалась: батюшки, мою же и поет! Про любовь которую. Я ведь и сейчас про любовь, и тогда про любовь. И поет так, как никто другой, не слышала я никогда больше такого голоса, словно горло-то серебряное... А эти-то, хмельные, в ноги нам упали, ревмя ревут, мне платье пытаются поцеловать, ему - сапоги... Он только поморщился, меня за руку взял и увел оттуда. Я только оглянулась - нет, не идут за нами, - а его уже и нет, как и не было.
Я его больше не видела никогда. Мечтала - хоть одним бы глазком, да не сбылось. Так и прожила. Правда ту песню больше никогда не пела. Никому. Попробовала один раз, да только в глазах потемнело да ровно кто пальцем погрозил: сама отдала, мол. А я что? Отдала так отдала. И не сержусь на него нисколько за это. Уже за шестьдесят мне перевалило, а его каждый день с благодарностью вспоминаю. Ангел это был и пел, словно ангел. Может, перед смертью хоть еще его увижу..."
***
"...а случай, господа, прелюбопытный. Обстоятельства в тот памятный мне вечер сложились так, что я оказался в подворотне в компании трех головорезов, имеющих ко мне определенные претензии. Какие? Ах, это к делу не относится. Тем более, что я не могу их раскрыть, не нанеся урон чести дамы... Так вот, я оказался в весьма стесненном положении и, признаюсь, пал духом. Сложно быть в приподнятом настроении, когда у горла держат нож. И вот тут и началось самое странное. Неизвестно откуда вышел незнакомый господин и предложил мне жизнь в обмен на песню. Нужно ли говорить, что я согласился. И он запел. Одну из моих баллад, господа, одну из лучших! Вот только я не пел ее так, чтобы слушатели белели, как полотно, и удирали со всех ног! И это не хрупкие дамы, это мужчины, все привыкшие разрешать с помощью кулаков! Разумеется, Элли, к вам мои слова о хрупкости неприменимы, да-да, я верю, что вы бы не побежали. Ведь и я же не побежал! До сих пор не понимаю, что мои несостоявшиеся убийцы услышали или увидели тогда. Я бы спросил своего спасителя, но стоило мне отвлечься и посмотреть на постыдное бегство обидчиков, как он исчез. Искать я его не стал.
Что? Спеть ту самую балладу, чтобы вы могли оценить, насколько она ужасна? А вот тут, господа, начинается самое интересное. Я несколько раз порывался ее спеть в самых разных обществах. В первый раз на меня напал жуткий кашель, во второй лопнули разом все струны на лютне, а в третий я поскользнулся на ровном месте, упал и вывихнул ногу. Больше я не пробовал, себе я больше нравлюсь целым. Но специально для вас я готов исполнить свою новую песню..."
***
"...не люблю я об этом говорить. Да, вытащил он меня оттуда, откуда не возвращаются. Вот только петь больше не могу. Совсем. Сволочь. Лучше бы не вытаскивал. Знал бы я тогда..."