Прослушать или скачать Hanz Zimmer He's a Pirate бесплатно на Простоплеер
читать дальшеГородок стоял между двумя холмами, прилепившись стеной к их подножиям. На одном из холмов весело шелестела кудрявая роща, и по склону из нее сбегал тонкий ручей. Второй же был лыс, как колено, и на нем Эррин разглядел какое-то странное сооружение, но не понял, зачем оно.
- А красиво, правда? – спросил он своего спутника.
Рауг пробормотал что-то под нос, что Эррин истолковал как согласие. За время их путешествия он научился разбираться в нехитрых оттенках, которые принимало ворчание Рауга, и даже мог теперь расслышать дружелюбие и приязнь, хотя наемник редко баловал его такой чувствительностью.
Когда они ночью покинули Фридъерг, у Эррина от волнения не попадал зуб на зуб. В шелесте ветвей над головой он слышал звуки погони, в криках ночных птиц ему мерещились голоса посланных вдогонку охотников, сердце заходилось, хотя они шли не очень быстро. Эррин нервно сглатывал и общипывал ремень от чехла лютни, сам того не замечая. Рауг покосился на него и проворчал:
- Не дергайся. Шо ж ты малахольный такой…
Малахольный или нет, но вместе с наемником Эррин выбрался из альдарской столицы, и они свернули на юг, в сторону Деокадии. Весь следующий день они шли, и Эррин то и дело оглядывался, все ли спокойно, помня о прошлом своем побеге, пока Рауг его не одернул:
- Ходить-то, как люди, тебя не учили? Люди обычно глазами вперед идут.
Предупреждение было не лишним – за своими переживаниями Эррин едва не споткнулся и не улетел лицом в землю. Пришлось внимательнее смотреть на то, что лежало под ногами, чем на то, что осталось позади.
К вечеру непривычного к долгим пешим переходам Эррина можно было выжимать и вывешивать на ветку вместо тряпки. Но он честно попытался помочь Раугу устраиваться на ночь и собрать дрова для костра. Рауг посмотрел на то, что он сделал, вздохнул, постучал себя по лбу и отправился за дровами сам. «Что с тебя взять, убогий», - почудилось Эррину в его взгляде.
Эррин наполнил их фляги водой из бившего рядом со стоянкой ключа и расстелил под разлапистой сосной свой плащ – подарок Асфрида. Асфрид никогда не платил ему деньгами, но иногда, всегда внезапно, подбрасывал какие-нибудь вещи. Даже в дорогу он отпустил Эррина без единой монетки, но зато с лютней. Справедливое решение. Эррин осторожно устроил лютню на траве, а потом сам лег на плащ и закинул руки за голову. От ствола вкусно пахло свежей смолой. Над головой мерно качались сосновые ветки, на фоне золотого закатного неба они казались почти черными. Еще выше ходили ленивые толстые облака. А между ними вскоре должны были пробиться на небе колкие звезды. Эррин вдохнул полной грудью и вдруг почувствовал себя так спокойно, как уже давно не ощущал. Впервые лес не показался ему враждебным.
Стукнули друг о друга, приземлившись на траву, дрова – Рауг вернулся. Наемник ходил совершенно бесшумно, Эррин не слышал его шагов. Валяться рядом с работающим человеком было неудобно, и Эррин сел. Рауг, ставящий дрова шалашиком и рассовывающий между ветками куски коры, неодобрительно посмотрел на него.
- Ночью задождит. Бери плащи и тащи под елку.
- А какая разница? – не понял Эррин.
- Разница, что я так сказал, - отрезал Рауг.
Эррин пожал плечами и потащил оба их плаща под разлапистую ель. Если уж наемнику так нужно было заставить его трудиться, пускай, незачем ссориться. От Эррина и правда толку было мало.
Однако вечер оказался совсем неплох. Весело потрескивающий костер выбрасывал вверх искры и кидал отблески на золотые сосновые стволы. А стоило поднять голову, как теплый свет сменялся холодным блеском высыпавших на темно-синем небе звезд. Где-то в лесу ухал филин, напевал свой простенький мотив ручей. Эррин, поужинавший сухарями и копченым мясом, грел руки у огня.
- Как хорошо, - вырвалось у него.
- Мгм, - не то согласился, не то возразил Рауг.
Он вообще не заводил с Эррином разговор, если только ему не нужно было о чем-то распорядиться или указать на оплошность. Но сердце Эррина было слишком полно этим вечером, теплом и сосновым запахом, чтобы он согласился на какое-то «мгм».
- А ты давно знаешь Асфрида? – спросил он.
- Угу.
Нет, разговорить этого человека было не легче, чем камень. Но Эррин все же попытался, тем более что подумал об одной встревожившей его вещи.
- А нас не найдут из-за костра? Вдруг заметят…
Рауг, должно быть, сообразил, что от прилипчивого спутника так просто не отделаться, и перекатился со спины на живот.
- Не. Они ж решат, что ты удрал к своим. На запад, сталбыть.
Эррин не сразу понял, что Рауг имеет в виду харратов.
- А если нет?
- Решат, решат. Не одни они следы умеют путать. А если кто про юг и подумает, так мы не по главной дороге идем. Каждый костер в лесу проверять – глаза выпадут. От напряга.
- Понятно, - вздохнул Эррин и прислонился спиной к сосновому стволу.
Однако темная небесная синева, вспыхивающие в воздухе и гаснущие искры, шершавость коры и шепот в ветвях не давали ему молчать. Что-то новое рождалось в душе у Эррина, и это что-то требовало выхода на свободу. Без всякой причины он почувствовал, как что-то вздрагивает и трепещет в груди, как птица, одновременно было радостно и больно. И тогда Эррин взял с земли лютню, которую не успел отнести под ель, и решительно дернул застежку на чехле. Струны тихо загудели.
- Ты чегой-то? – приоткрыл один глаз Рауг. – Петь собрался?
- Собрался, - кивнул Эррин. – Раз уж нас тут не будут искать. Каждую песню в лесу слушать – уши отвалятся, а?
Рауг фыркнул, но не возразил. Но петь в этот раз Эррин все же не стал – только перебирал струны, и в притихшем лесу лютня без слов рассказывала о ночных кострах и далеких звездах.
Когда Эррин уже укладывался спать под елью, он подумал о том, что оставил за спиной. Фридъерг и путешествие через Альдалир на телеге, Эйлейв и Асфрид, храм Анну и королевский дворец – все это казалось далеким прошлым, да еще происходившим с кем-то другим. Харрадон же, друзья, госпиталь, учеба в столице и вовсе были окутаны туманом, и Эррин сам поражался, как же все это могло произойти в его жизни. Он вызвал в памяти лицо Эйлейва, худое, с твердой складкой губ и нахмуренными бровями, и улыбнулся – живи долго, командир… Эйлейв шевельнул губами, Эррин попытался разобрать слова, но не услышал ни звука, а все перед глазами начало подергиваться дымкой, и вот он уже шагнул в туман на берегу озера… «А если волки», - еще подумал Эррин, перед тем как заснуть.
Когда он проснулся, то ему показалось, что еще слишком рано – вокруг царил полумрак. Однако стоило присмотреться, как оказалось, что это ель опустила свои темные душистые лапы к земле под дождем, который все-таки прорвался ночью из набежавших туч. Теперь Эррин понял, что Рауг вовсе не придирался, когда велел перенести плащи под это дерево, и только вздохнул – он в лесу по-прежнему был беспомощен, как ребенок.
Рауг оказался бесценным спутником. Он умел развести огонь, умел по приметам понять, какая будет погода, никогда не терял нужное направление и хорошо читал следы. При этом охотником он не был, хотя неплохо стрелял из короткого лука и мог сплести силок для птицы. Без него бы Эррин быстро и позорно погиб, и он только мог благодарить Асфрида за такого помощника. Сам он постигал науку выживания в лесу медленно и с ошибками, которые поправлял все тот же Рауг, но тот никогда не ругался. «Шо ж ты делаешь, ети твою богадушу», - вот самые суровые слова, которые услышал от него Эррин. Обычно же Рауг и вовсе обходился взглядом, одним из тех, какие бросают на больного ребенка. Кажется, наемник и правда считал свалившегося на него Эррина нуждающимся в присмотре убогим и обращался бережно, как с тухлым яйцом. Пение Эррина, который оттачивал свое мастерство на привалах, он переносил стоически.
Когда Эррин заметил впереди темный контур какой-то постройки, четко различимый под предзакатным солнцем, он резко остановился и даже схватил Рауга за руку.
- Что это?
- Сарай, - терпеливо объяснил Рауг.
- Так мы вышли к деревне?! – Эррин похолодел, призраки охотников Керваля обступили его, он уже чувствовал веревку, стянувшую за спиной руки.
- Угу.
- А ты давно знал?! – Эррин бросил на Рауга испуганный взгляд. Ужасная мысль мелькнула у него: а вдруг на самом деле его спутник решил, что выдать беглеца Кервалю и королю будет выгоднее, чем выполнять поручение Асфрида? Или все это с самого начала было непонятной игрой Асфрида? Все соображения и догадки перемешались у Эррина в голове, и он даже покачнулся.
Рауг испустил долгий вздох, как всегда, когда нужно было объяснить что-то, по его мнению, очевидное.
- Давно, - медленно и обстоятельно стал рассказывать он. – Сначала следы были. Потом жильем запахло. И метка на дереве была. Бортников тут много, во как.
Эррин метки не заметил, не говоря уже о следах и запахе жилья. Иногда ему казалось, что Рауг только притворяется человеком, а на самом деле он принявший людское обличье зверь, который умудрился сохранить превосходное зрение, слух и нюх, а вот говорить научился с трудом.
- А… а если меня там узнают? – сглотнул Эррин. Невидимая веревка снова затянулась на его запястьях.
Рауг посмотрел на него сверху вниз и сказал:
- Да кому ты там, на хрен, нужен?
В конце концов, Эррин все-таки решился войти в деревню, хотя и не сразу. Рауг его уговаривать не пытался – застыл рядом у сосны, сам неподвижный, как дерево, и принялся ждать. Эррин помялся, повздыхал и рискнул – была не была.
Однако Рауг оказался прав и здесь – они вызывали не больше интереса, чем любой другой путник, проходивший через деревню. То есть, глазели на них с удовольствием, но никто не спешил кричать: «Держи харрата!» - глушить Эррина и торжественно тащить в сторону столицы. Зато удалось напиться свежего молока и поесть местного меда, который оказался очень вкусным. Дочь бортника, которая подала им этот мед, стрельнула глазами в сторону гостей, хихикнула и убежала. Эррин решил, что это она из-за Рауга.
Заночевать в деревне Эррин все-таки не захотел, хотя Рауг и ворчал, что не грех было бы поспать на лавке под одеялом, да у печи, а не у костра, да и хлеб тут поутру должен быть свежий, и молоко только надоенное…
- И девушки красивые, да? – не удержался Эррин.
- Тебе видней, перед тобой вертелась, - хмыкнул Рауг.
Эррин пожал плечами.
С того дня они иногда заходили в деревни, хотя каждый раз Эррину приходилось переступать через свой страх. Но неизменно оказывалось, что в этой стороне его не искали, врага в нем не видели, а в тепле и уюте и в самом деле спалось слаще после ночевок в лесу, который бывал и сырым, и холодным, и грязным.
Иногда Эррин, разморенный теплом и домашней едой, косился в сторону лютни в чехле – не отработать ли часть платы за ночлег и ужин пением? Раз уж он собрался вести жизнь бродячего певца, не пора ли начинать? Но каждый раз что-то останавливало его, предчувствие задерживало уже протянутую руку – не время.
Страхи, начавшие было утихать за время их путешествия по лесу, ожили, когда Эррин и Рауг подошли к границе между Альдалиром и Деокадией. Лес здесь заканчивался, но не обрывался, а как будто снижался и сходил на нет – меньше становилось деревьев-исполинов, зато в стороны растопыривал ветки приземистый кустарник, о который Эррин чудом не порвал штаны. А дальше открывался вид, который заставил Эррина невольно воскликнуть: «О!» - ему показалось, что перед ним родные степи. Но следующий взгляд развеял это заблуждение. За широкой полосой высоких трав возвышались серо-голубые громады гор с сахарными кончиками пиков. Их подножия еще укрывал редкий лес, но на вершинах не было ничего, кроме голого камня. Эррин знал эти горы, хотя видел их только на карте. Деокадия называла их просто Северными, а альдарцы – Стражами. Для них это и правда были стражи, природная неприступная стена между ними и южными соседями, а с запада она еще и становилась частью границы с Харрадоном. Только один узкий тоннель, пробитый совместными силами Деокадии и Альдалира в давние времена, соединял эти два государства, и здесь проходил торговый путь. Да, сама природа заботилась о защите Альдалира. Горы с юга, море и скалистые, невозможные для высадки с корабля берега с севера и востока. Только с одной стороны леса были открыты для чужаков. Со стороны Харрадона…
Эррин поежился. Он надеялся, что охотники не отправились в погоню в сторону гор. Но чтобы Мастер войны не догадался хотя бы для порядка предупредить стражей на границах о беглом преступнике? Нет, невозможно…
- А если нас узнают? – спросил он Рауга в тайной надежде снова услышать в ответ: да кому ты нужен.
Однако Рауг почесал в затылке и крякнул:
- Мда. Тебя, мож, и не узнают, а моя рожа приметная. И выговор, слышь, хорошо знают. Давай-ка я немым побуду, пока по ту сторону не пройдем. Будешь за двоих языком молоть. Ничо, он у тебя длинный…
- И что? – нахмурился Эррин. – Как будто ты только выговором отличаешься!
Рауг только ухмыльнулся и пошел обратно в лес, к ручью, захватив с собой только какой-то сверток. Эррин остался караулить сумки и лютню и глазеть на открывающийся вид. Они вышли из леса в стороне от дороги, по которой шли телеги. Эррин бы дорогу и не заметил, если бы не увидел теперь по правую руку в стороне небольшой обоз – две телеги, всадника на олене и человек семь пеших. Очень мало для единственного перехода через границу. «Должно быть, отношения Альдалира с Деокадией совсем испортились», - подумал Эррин рассеянно, глядя, как медленно движутся в сторону гор путники, которые с его места казались не больше пальца ростом.
Слева зашумел куст, Эррин обернулся и увидел загорелого до черноты темноволосого незнакомца с мечом у пояса. Но не успел он вскочить и позвать Рауга на помощь, как незнакомец усмехнулся, и по его щербатой улыбке Эррин узнал своего спутника.
- Напугал, - не сдержал он вздоха облегчения.
- Если ты такой дерганый, кто ж тебе лекарь, - пожал плечами Рауг. Его длинные волосы теперь стали коричневыми, кожа тоже потемнела, и шрам на ней почти не выделялся.
- Чем это ты? – полюбопытствовал Эррин.
- А ореховой настойкой. Хорошая штука, дня три продержится.
- Хорошая штука. Может, и мне тогда ей натереться?
- Не. Ты тогда больше будешь на харрата похож, неладно. О, лучше во как…
Рауг снял с пояса нож и двинулся к Эррину, который сделал пару шагов назад при виде этого зрелища, но все же остановился.
- Шрам?.. – догадался он. – Чтобы не узнали.
Рауг всерьез задумался над этим предложением.
- Не, неладно. Сразу будет видно, что рана-то свежая. Волосы срежем.
- Волосы… - упавшим голосом повторил Эррин.
Сейчас ему было не так жалко своего лица, которое он был готов подставить под нож наемника, как волос, отросших до середины спины. Харраты всегда старательно ухаживали за своей прической, гордились длинными косами или хвостами на макушке. Ни один из молодых офицеров ни за что не дал бы остричь себя…
Эррин решительно повернулся к Раугу спиной и оттянул в сторону собранные в хвост волосы.
- Режь!
Нож у Рауга, к счастью, был острым, одно движение – и Эррин почувствовал, как легко стало голове. Он посмотрел на зажатые в кулаке черные пряди, и внезапно ему стало смешно – слишком уж нелепо выглядели они отдельно. Эррин разжал руку и ощупал голову в попытке понять, как коротко обкорнал его наемник, отрезанные волосы осыпались в траву.
- Красна девица, - проворчал Рауг.
- Я бродячий певец, забыл? Мне положено выглядеть хорошо, урода не будут слушать.
- То-то ты рожу под нож подставил, - хмыкнул Рауг. – Ладно, топаем.
Эррин посмотрел на громады гор, где-то в которых ждал туннель на ту сторону, полный пограничной охраны… Тряхнул головой. Почему-то, когда исчезла тяжесть волос, и мысли стали легче.
- Топаем, - согласился он и глубоко вдохнул привычный запах разнотравья.
Граница была перед ними.
И они ее перешли.
Теперь Эррин с любопытством изучал деокадийский городок – первый, который они встретили на пути, и увиденное ему нравилось. Оставив за спиной границу, Эррин почувствовал себя легко и свободно. Да, в этой стране быть харратом – означало подвергнуть себя опасности. Но здесь хотя бы не разыскивали именно его… «Если и здесь меня в чем-нибудь обвинят, останется только переплыть великое море на доске», - подумал Эррин.
- Пойдем, - кивнул он своему спутнику, и они с Раугом пошли вдоль тракта в сторону холмов.
За вход в город пришлось платить, и Рауг, расставшийся с ролью немого, бурчал, что это не честный сбор, а грабеж и обираловка. Эррин же был счастлив и только отмахивался. В кои-то веки он входил в город на своих ногах, и в этом городе всем было на него плевать.
- Все, - сказал мрачный Рауг, когда они зашли в ворота и оказались на мощеной площади, от которой лучами расходились четыре улицы, - денег нету.
- Как это нет? – растерялся Эррин. – Совсем?
- Совсем.
Эррин подозревал, что к словам «совсем нет денег» следовало прибавить «кроме пары монет в потайных карманах», но не стал говорить этого вслух. Наверняка Асфрид дал Раугу денег на то, чтобы добраться до границы, но не мог же он оплачивать все его скитания.
- Значит, пора расчехлять лютню, - подумал он вслух.
- Угу, - согласился Рауг. – Самое плохое – в рожу дадут…
- Может, тебе подольше притворяться немым? – Эррин вздохнул, поправил чехол и, спросив у проходившего мимо стражника, где тут постоялый двор, свернул на крайнюю слева улицу.
Постоялый двор «У первой звезды» был средней руки – слишком роскошный для проходящих мимо бродяг и слишком простой для собирающихся за границу важных особ, для которых наверняка существовала другая гостиница. На вывеске была нарисована звезда, больше похожая на изображение компаса на карте, разве что все лучи художник выкрасил в белый. Эррин перехватил ремень лютни и шагнул внутрь, в облака запахов и звуков. Как раз в эту минуту служанка несла ужин большой компании за столом в углу, и от аромата от громадного блюда у Эррина мгновенно подвело живот и там предательски заурчало. Хозяин за стойкой, наливающий вино в кувшин, посмотрел на новых гостей, и Эррину показалось, что уголки его губ разочарованно опустились. Однако заговорил он с ними приветливо:
- Доброго вам вечера, господа. Господа желают ужин и ночлег?
- У господина нет денег, чтобы сейчас заплатить за ужин и ночлег, - решился Эррин. – Но если ты не против, хозяин, я сяду где-нибудь в углу со своей лютней. Может, и появятся деньги на стол и комнату, а нет – песне порадуешься. В убытке ты не останешься.
- Лавку не протрешь, - пожал плечами хозяин, сменив радушный тон на ворчливый. – Садись, где место есть. Все равно половина столов пустые. А все альдарцы…
- Альдарцы? – не сдержал удивления Эррин. – Я думал: харраты…
- И-и, - махнул рукой хозяин. – Харраты где еще? Где тут харрата найдешь? А альдарцы рядом, да к ним пока пройдешь, они тебе разве что под шкуру не заглянут, да и после этого могут не пустить. Когда болота забурлили, народец оттуда побежал, чего таить, многие тут останавливались. Думали, в лесу оно спокойнее будет. Так вот у кого родственники в лесу были, тем, может, и спокойнее сейчас, а многим дали от ворот поворот. Торговля и так еле тащилась, а теперь и вовсе хиреет. Вот, господа купцы за деревом собрались, а будет оно, дерево, или нет – кто его знает… Ну да это дела купеческие. А ты садись, места не жалко. С певцом, глядишь, повеселее будет.
Эррин кивнул и отправился к столу неподалеку от стойки, откуда хорошо был виден весь зал. Краем глаза он заметил, что молчавший все это время Рауг о чем-то перемигивается с хозяином, но не обратил на это внимания. Жар волнения уже овладел им, в висках легко постукивало, сердце забилось быстрее. За столами светлого дерева и правда сидело немного людей – та самая компания купцов, поедающая целого барашка, троица солидных на вид мужчин в одежде из хорошего полотна и шерсти, должно быть, зажиточные горожане, осоловевший от вина пьяница в углу, тупо глядящий в кружку… Но для Эррина это были первые его слушатели, и они казались теперь ему важнее, чем избранная публика где-нибудь во дворце в Белваре.
Усилием воли он подавил дрожь в пальцах и прокашлялся, пожалел, что не догадался попросить простой воды, уж в такой малости хозяин вряд ли бы отказал ему. Расчехлил лютню, которую в последние дни, точнее, вечера, видели только Рауг да сам Эррин. Еще раз обвел глазами зал, в котором никто не обращал на него внимания, и ударил по струнам, расплескал звуки по углам.
Налей до края мне стакан,
Хэй лэй-ли лэй-ли лэй-ли ло!
Хочу быть радостен и пьян,
Хэй лэй-ли лэй-ли лэй-ли ло!
Уж если нам дано вино,
Оно на счастье нам дано,
Хэй лэй-ли лэй-ли ло!
Никто не отозвался на его пение, разве что посмотрел в его сторону один из угла, да покосилась троица в шерстяных куртках, кажется, с неодобрением. Но Эррина это не задело. Как только он извлек из лютни первый звук, ему стало весело и жарко, и снова легко. Он тряхнул головой, остриженные до ушей волосы разлетелись и опали. «Я вас еще пройму, сухари!» - подумал он.
Налей до края мне стакан,
Хэй лэй-ли лэй-ли лэй-ли ло!
Я здесь опустошу карман,
Хэй лэй-ли лэй-ли лэй-ли ло!
Я вижу, плещется на дне
Вся радость в огненном вине,
Я пью ее, лэй-ло!
К третьему куплету один из купцов начал слегка притоптывать в такт, а пьяница, различив знакомые и дорогие его сердцу слова, вытащил нос из кружки. «Начало положено», - подумал Эррин и заиграл балладу о горном хозяине…
Когда они с Раугом уже глубокой ночью укладывались спать под крышей, Эррина согревало не только тонкое одеяло, но и съеденная миска каши с краюхой хлеба. После шума внизу, где ближе к ночи отстукивали ритм по столу сжатыми кулаками и стаканами и нестройно подпевали Эррину, его уши еще не привыкли к тишине чердака, и в голове гудело. Уже сонный, он вспомнил:
- Тебе что, хозяин верит в долг?
- Угу, так и поверил. По теперешним временам он помои в долг пожалеет…
- Но ты же сидел с кружкой пива, - Эррин приподнялся на локте. – С самого начала!
- Ну, сидел…
- Денег же не было!
- Ну, у тебя не было, у меня были…
Взгляд Эррина был таким выразительным, что Рауг решил объясниться.
- Я ж заради дела! Тебе помогал! Все знают, шо когда в кабаке поют, надо кружкой по столу стучать! А эти какие-то малахольные, не сразу раскачались…
Эррин расхохотался, повалился на спину и закрыл глаза. Лютня дремала в изголовье.
***