Прослушать или скачать Secret Garden Adagio бесплатно на Простоплеер
Шатер на берегу был белым и отражался в воде, как один из облачных замков...Шатер на берегу был белым и отражался в воде, как один из облачных замков, которые повисли над озером. Легкий ветер, пробивавший бреши в стенах небесных крепостей, колыхал откинутый полог, и казалось, что шатер тоже меняется, как облако. Только два ярких пятна было на его стенах по разные стороны от входа. Первое, фиолетово-черное с красными пламенными языками по краям – беркут Харрадона с расправленными крыльями. Второе, коричнево-золотое – благородный олень Альдалира. Когда ветер натягивал и отпускал плотные стены шатра, беркут хлопал крыльями, а олень кивал увенчанной ветвистыми рогами головой. И больше ни единой цветной нитки не было в ткани, пошедшей на шатер. В последний раз мастера Харрадона ткали такие полотна и украшали их гербами во время войны с Деокадией. Точнее сказать, перед заключением мира с Деокадией. С тех пор мастерство харратов возросло, и гладкие стены радовали глаз, и крылья у беркута получились красивее…
Несмотря на это, настроения в шатре царили самые мрачные. Байхрат с темным, как туча, лицом сидел на раскладном походном стуле, смотрел на царящее за пологом буйное великолепие лета и думал, что никогда еще не чувствовал себя таким униженным, даже когда был простым солдатом. Никогда на его памяти Харрадон не предлагал перемирия противнику, потому что не мог с ним справиться. Необходимость сделать это впервые жгла генерала, как будто он проглотил раскаленный уголь, и порой, не в силах справиться с этим жжением, Байхрат грузно поднимался и ходил туда и обратно по шатру. Плащом он едва не задевал при этом Аламата, который ссутулился около стола за чтением какого-то трактата. Наверняка, чтобы просто убить время, Аламат тоже не любил ждать. Все же, что могло пригодиться на переговорах, он держал в уме – Байхрат не мог не изумляться порой, сколько знаний самого разного толка помещалось у советника в светловолосой голове. Польза от них позволяла терпеть Аламата рядом. Да и его слова стали решающими в вопросе о перемирии.
- Я маг, но не кудесник, Ваше Величество, - твердо заявил Аламат во дворце. – Я не могу создать новое мощное оружие против Альдалира за несколько дней, даже если переложу все работы для деокадийского фронта на помощников. И если сейчас Альдалир снова выпустит на нас драконов, нам нечего будет противопоставить ему, кроме солдатской храбрости. Да и та уже, увы, подточена.
- Благословение Морога… - завелся было Соймах, но Аламат вздернул подбородок и его глаза холодно блеснули.
- Помимо благословения Морога и доблести армии, хорошо бы иметь достаточно провианта, целые крепости и мощное оружие. Это я понимаю, хотя и не военный.
До сих пор Байхрат не замечал за Аламатом таких резких выпадов, опасных для него же, если учесть, какое влияние приобрел Соймах. Но к словам советника прислушались, и Байхрат был избавлен от необходимости мозолить язык и объяснять положение дел у северной границы в сотый раз. Стоило быть благодарным Аламату, но сама мысль о том, что он приблизил своими словами, прогоняла добрые чувства Байхрата. Королева наделила его полномочиями, позволяющими подписать соглашение о перемирии, и генерал отправился из столицы в сквернейшем расположении духа и полной уверенности, что едет он на позор. Даже Зиэ не могла его утешить – она не смогла скрыть радости от того, что сражения на севере прекратились. Байхрат не стал говорить с ней о том, что перемирие продлится ровно столько, сколько нужно Аламату на воплощение очередного замысла. Единственное, что могло взбодрить генерала, немало огорчило бы его жену.
Но все же Байхрат, будь у него выбор, предпочел бы общество советника обществу жреца – хорошо еще, что верховный остался в столице поддерживать Фаризе и исполнять волю Морога. Послы оставляли Белвар с тяжелым сердцем, не ожидая от Соймаха ничего хорошего, но оба сходились на мнении, что на границе верховный совсем ни к чему. Не хватало еще сорвать переговоры проклятиями и обещаниями божественного возмездия. Но от жрецов избавиться не удалось. И теперь один из помощников Соймаха, сухопарый служитель с желтым лицом, на которое жизнь при храме наложила неизгладимый отпечаток уныния, сидел в углу. Узкие черные глаза были постно опущены, но Байхрат замечал, что время от времени почтенный брат поглядывал на него и на Аламата. Можно было не сомневаться, что о каждом слове, жесте или взгляде на переговорах будет доложено Соймаху. Байхрат дернул плечом – его, первого воина Морога, немало раздражало то, что с Соймахом приходилось считаться.
Снаружи звонко запел рог. Байхрат прекратил ходить по шатру, Аламат неторопливо, как текущая между камнями змея, поднялся с места. Альдарцы прибыли.
Первое, что бросалось в глаза, - послов было мало. Три человека шли впереди и еще пятеро следовали за ними, отстав на шаг. Второе – они вышли из леса пешком, как простые охотники, хотя в Альдалире выезжали оленей, которых и запрягали в повозки, и седлали для поездок верхом. Не говоря уже о том, что альдарцы могли явиться на драконах и тем самым снова показать истинную свою мощь… Но они пренебрегли этой возможностью.
Белоснежная накидка того, кто шел справа, на ярком солнце резала глаза, и потому трудно было сразу разглядеть лицо служителя Анну, только волосы, светлые, как солома. Из-за этого служитель напоминал солнечный луч, и вместе с идущим слева темноволосым альдарцем в сером плаще они составляли странную пару.
- Мастер войны и старший целитель, - просвистел под нос Аламат, скорее для себя, потому что об этом Байхрат мог догадаться и без подсказки.
Впереди шел сам король Эйольв в белой рубашке, не украшенной ни вышивкой, ни камнями, и в штанах из простого коричневого полотна. Единственным его украшением и знаком королевского достоинства была корона, похожая на закованную в металл ветку, льдисто вспыхивающая на солнце. «Да он же еще совсем ребенок», - подумал Байхрат с высоты своих сотен лет, когда разглядел лицо юного короля.
Байхрат вышел навстречу и встретил Эйольва за десять шагов от входа в шатер.
- Ваше величество, - поклонился он.
Альдарский король был на голову ниже харрата и вдвое уже в плечах, но говорил он гордо и с достоинством.
- Где же ее величество королева Фаризе? – таким был первый вопрос, который Эйольв задал послам. – Или с ней мы сегодня разговаривать не будем?
- Ее величество сейчас в Белваре, - ответил Байхрат, - дела удерживают ее в столице. Но от ее лица мы приветствуем повелителя Альдалира.
- Вот как, - презрение разлилось по бледному лицу Эйольва. – Я слышал, что харраты называли мой народ трусами и неженками, потому что мы оказались достаточно умны, чтобы пользоваться защитой богини Анну. Однако я не погнушался явиться лично, чтобы обсудить перемирие. А ваша королева, которую защищает ваш бог, не рискнула приехать. Хотя у меня и моего народа куда меньше причин полагаться на харратскую честность, чем у вас – на нашу.
Лицо Байхрата потемнело. «Мальчишка, - подумал он, - я мог бы раздавить тебя, и меч, который ты таскаешь у пояса, не стал бы помехой! Ты не прожил на свете еще и двадцати лет, а королева Фаризе правит уже не первую сотню и будет править еще столько же, если Морог будет милостив! И ей самой решать, отправляться ли на встречу с каким-то юнцом, пусть он даже трижды король!» Однако эти мысли пришлось проглотить. Харрадону нужно было перемирие, зато после него Байхрат мог рассчитаться и за слова Эйольва тоже. Он уже открыл рот, чтобы произнести что-нибудь, позволящее сгладить углы, но его опередил мягкий голос из-за спины альдарского короля.
- Мой король, позволь сказать…
Старший целитель храма Анну Асфрид Байхрату не нравился. Этот почтенный служитель своей богини выглядел внимательным и готовым к беседе, ходил степенно, разговаривал вежливо. Однако все время казалось, что стоит собеседнику отвернуться, как Асфрид выкинет что-нибудь на редкость дикое и неуместное – надует щеки, покажет язык, выпучит глаза. Это было чушью, разумеется, но почему-то раз представив Асфрида с гримасой на лице, становилось намного сложнее воспринимать его серьезные слова.
- Война – дело мужчин и воинов, - продолжал между тем Асфрид, - с кем же еще нам говорить о ней, как не с генералом Байхратом, который приказал своим войскам под покровом ночи напасть на Альдалир? - взгляд был направлен в лицо Байхрата, а казалось, что проникает в сердце. - И не с советником Аламатом, который не уступает генералу в доблести и даже в одиночку сумел победить дракона? – Асфрид посмотрел на советника. Воздух между ними стал густым и тяжелым, как перед грозой, каждое новое мгновение грозило вспышкой молнии.
- Вы немало знаете о войне, целитель, - заметил Аламат, не отводя глаз.
Асфрид улыбнулся, развел руками, и наваждение пропало, только где-то вдалеке прогремело эхо грома сухой грозы.
- Я только скромный целитель, - заметил он, и его улыбка стала шире, отчего рот приобрел сходство с лягушачьим. - Но мой король рассудил, что раз уж богиня благословила нас в этой войне, ее служитель на переговорах может немножко пригодиться.
«Ты «немножко пригождаешься» последние тридцать лет везде, куда можешь дотянуться, скромный служитель», - подумал Байхрат, - «а руки у тебя длинные».
- Прошу вас в шатер, - произнес он вслух. – Незачем беседовать под палящим солнцем… с горячей головой.
Эйольв еле заметно кивнул и пошел к шатру, за ним верной тенью следовал Асфрид. Последним шел мастер войны, так и не произнесший ни слова, и Байхрат увидел в его глазах чистую незамутненную ненависть. Он был понятнее всех.
Распить вино, которое харраты привезли с собой, альдарцы отказались наотрез – что ж, Байхрат тоже не стал бы обсуждать условия перемирия не на трезвую голову. Однако король Эйольв неожиданно заявил:
- Лучше я выпью воды из священного озера – она слаще любого вина.
- Нет ничего проще, - тут же отозвался Аламат, - эй, Лагат!..
- Зачем же утруждать харратских воинов, - немедленно откликнулся Асфрид. – Наши люди и сами могут принести воды своему королю.
Один из сопровождающих Эйольва охотников сбегал на берег и принес полный кубок воды. Эйольв взял его двумя руками и стал пить, несколько капель пролилось мимо и намочило его шею и ворот рубашки. Король не отрывался от кубка, пока не осушил его до дна, и потом, с легким стуком поставив его на стол, сказал:
- Давайте же обсудим то, зачем мы здесь собрались.
Байхрат за свою жизнь участвовал во многих переговорах, но редко люди, оказавшиеся по другую сторону стола, были столь непреклонны – хотя бы потому, что до сих пор это были проигравшие. Альдарцы же, хотя за время войны им не удалось занять ни одну из крепостей Харрадона, смотрели победителями. Они заявили, что готовы заключить перемирие на десять лет. Байхрат мысленно усмехнулся. Что для него, первого воина Морога, были десять лет? Они должны были пройти очень быстро, даже если Аламат не нашел бы средства нанести удар по Альдалиру за меньший срок. Но для альдарцев это была хорошая передышка. Король-подросток должен был возмужать и привыкнуть править, хотя он уже начал делать успехи на этом поприще. Может, ему уже и не потребовался бы на переговорах наставник с языком змеи. А может, Асфрид собирался жить вечно.
Что до Асфрида, то он и советник Аламат в этот день нашли друг друга. Когда дело доходило до самых скользких вопросов, эти двое аккуратно перехватывали нить разговора. Если бы переговоры можно было сравнить с танцем, то советник и старший целитель сходились бы на самых сложных фигурах, чтобы разойтись на более простых, но даже и тогда не выпускали друг друга из поля зрения. Их речи источали мед напополам с ядом, казалось, что по движению брови или легкой морщинке на лбу один из них мог угадать, что скажет другой. И глаза Аламата еле заметно потемнели, когда Эйольв (но на самом деле – Асфрид, безмятежно улыбающийся по правую руку) объявил, что Альдалир требует отдать ему священное озеро на эти десять лет полностью.
Байхрат нахмурился.
- Не думаю, что это возможно, - сказал он.
На самом деле, харраты ожидали чего-то подобного еще до начала переговоров, а после того как Эйольв осушил кубок озерной воды, уверились в своих подозрениях. Только на это Харрадон и мог рассчитывать, когда заговорил о перемирии. За магическим барьером Альдалир мог сохранять свои позиции сколько угодно долго, но время шло, близилось время обрядов в честь богини Анну, а никто из альдарцев не был в безопасности на берегу озера, пока шла война.
- Почему же? – спросил Эйольв.
- Эти воды важны и для обычаев нашего народа, - ответил Байхрат. – Харраты не откажутся от своих обрядов.
- Разве эти обряды посвящены вашему богу войны? – удивился Асфрид так искусно, что не было сомнений, что он не был ни капли удивлен. – Я слышал, что их проводят в честь степи, а значит, святыми они не считаются. Да и ваш почтенный жрец вовсе не возмущен…
- Даже если обряд и не посвящен великому Морогу, это не значит, что мы отказываемся от него, - возразил Байхрат и почувствовал, как в висок его уколол взгляд жреца. Генерал оказался между двух огней – с одной стороны его пытался загнать в угол служитель Анну, с другой – бдил жрец Морога, который почти не вступал в разговор, но жадно ловил каждое слово. Любой признак непочтительности к богу мог стать в будущем оружием в руках Соймаха. Байхрат покосился на жреца – скучное лицо почтенного брата оставалось неподвижным, но взгляд темных глаз перебегал от одного переговорщика к другому. Увидеть, запечатлеть образ в памяти, сохранить, перейти к следующему… «Шпионь, - подумал Байхрат, - запоминай все для своего хозяина. Я помню, как проходили степные обряды, когда еще не родился твой дед! И увижу их, когда твои кости уже будут тлеть в земле».
- Да, вы с размахом проводите свои праздники, - согласился Асфрид. – В последний раз вы хорошо подготовились, пригласили толпу и праздновали так, что кровью погибших можно было наполнить второе озеро. В том числе кровью служителей Анну, которая никогда не призывала убивать иноверцев.
«Как ваш бог», - не прозвучало вслух, но подразумевалось. Асфрид ненадолго приспустил свою маску благодушия, и из-под нее показался облик разгневанного хищника. Который мог оказаться новой маской.
- Этого не повторится… - начал было Аламат, но его перебил мастер войны.
- Эт-того не повт-торится, пот-тому что ин-наче драк-коны испеп-пелят всех харрат-тов возле оз-зера!
Мастер Керваль говорил на харратском, сильно растягивая слова, но блеск его глаз и хмурое лицо отбивали желание смеяться. Керваль был открыт, в отличие от Асфрида, настоящее лицо которого никто бы не узнал. Он привык честно сражаться, и стол переговоров для него был все равно что очередное поле боя, где можно было рубиться в открытую.
- Даже если ваш народ и придет на берег, - сказал Асфрид, соединив кончики пальцев, - мы проследим, чтобы мирные обряды оставались мирными обрядами. У драконов очень зоркие глаза…
- Мы еще не договорились о том, что озеро остается за вами, - возразил Аламат.
Старший целитель Анну посмотрел ему прямо в глаза и спросил очень мягко.
- Разве нет?
***
Розы возле храма пахли дурманяще и так сладко, что хотелось чихать. Должно быть, служители Анну рассчитывали, что приходящие в храм просители и больные будут наслаждаться цветочным запахом, но у Эррина кружилась голова. Может, конечно, она кружилась, потому что к аромату роз примешивался запах навоза, который надо было подбрасывать под корни этих самых роз. Или из-за жары, хотя Эррин и прикрывал голову белым платком, на котором завязывал узелки по углам. Или из-за того, что он еще не успел вылечить эту самую голову – а ударился он ей на границе крепко.
Эррин выпрямился и дал себе передышку, опершись на вилы. Хотелось отойти в тень и выпить холодной воды из «ладоней Анну» - эти чаши тут стояли на каждом углу, но Эррин дал себе зарок: еще два куста, а потом отдых. Высоко стоящее солнце начало скатываться к горизонту, самый жаркий час заканчивался. Для Эррина, привыкшего к теплу харратских степей, местная жара испытанием не была, и он предпочитал обедать, когда остальные служители уже заканчивали свой отдых и расходились по делам. Обществу людей он предпочитал общество цветов.
Розы. Кроме того, козы – дурная рифма, но какая есть – которых следовало кормить, доить и вычесывать, а еще уборка и выполнение всех поручений, которые Асфриду хотелось ему дать.
Ни один харратский офицер не унижал себя подобным трудом.
Эррин и не был харратским офицером.
Эррин перехватил вилы и пошел к следующему кусту. Хотелось бы закончить в саду до того, как вернется старший целитель. А тот как раз любил наблюдать за работой Эррина. Наблюдать пристально, с интересом и не ограничивая себя в замечаниях. А замечания Асфрида были порой до крайности загадочны, как и поручения. Знал бы Эррин во время их первого знакомства, что ему предстоит!
Да если бы и знал, никуда бы он не делся.
После событий на границе Эррин очнулся в незнакомом ему месте. Он лежал в тепле и на чем-то мягком, над головой у него был некрашеный деревянный потолок. С балок под потолком свешивались веники сушеных трав и нанизанные на нитки грибы. Вокруг царил щадящий глаза полумрак. Эррин повернул голову – тело подчинялось так неохотно, словно принадлежало кому-то другому, - и увидел стену с окном, закрытым плотными занавесками, сундук и приземистый стол, на котором стоял кувшин, кружка, хлебница, укрытая от мух, и миска с ягодой. Ягоды было много, с горкой, и Эррин живо представил себе свежий вкус холодного сока. Есть ему не хотелось, но жажда иссушила рот. В кувшине наверняка была вода или молоко, да он согласился бы на что угодно, подходящее для питья. Тело все еще не желало слушаться, но Эррин все-таки медленно вытащил руку из-под одеяла и протянул к столу, чтобы призвать ягоду или кувшин. Иногда, после попоек с Аррином и Онно, когда наутро раскалывалась голова и каждое движение обходилось слишком дорого, проще было передвинуть по воздуху бутылку, чем вставать и идти к ней…
Ничего. Эррин посмотрел на свою руку – обычную руку, может, чересчур худую, снова с усилием вытянул ее в сторону желанного кувшина, но на этот раз уже знал: не получится. Там, где он всегда чувствовал присутствие силы, теперь была пустота, словно в нем пробили дыру. Раньше Эррин ощущал связь с ветром, как натянутую струну. Стоило ее тронуть – и Эррин чувствовал ответ, гудение, которое отзывалось дрожью где-то в животе. Теперь ничего не осталось, струна лопнула, и Эррин остался один.
От злости и отчаяния он смог даже приподняться на локте, подался навстречу проклятой посуде, пальцы дрожали, по виску скатилась капля пота, мышцы натянулись веревками. Ничего. Стол. Кувшин. Ягода. Слабый жалкий человек на постели, не способный даже налить себе воды.
И тогда Эррин снова упал на подушку и взвыл, хрипло, в голос, как зверь. Иногда он переставал выть и начинал кричать, насиловал пересохшее горло. Его не волновало, что его может услышать кто-то снаружи – как не волновало, чей это дом. Его не волновало, что на его месте пленный Эйлейв вел себя куда достойнее – сейчас Эррину казалось, что хуже, чем ему, никому не могло быть. Его тело, только что бессильное, теперь металось по постели, выгибалось дугой, словно от боли. Боль на самом деле разъедала его изнутри, почти физическая, как будто Эррин лишился руки или ноги. Эррин не помнил ни того, что сам решил использовать всю свою силу на границе, ни того, что это спасло ему жизнь. Он походил на ребенка, оторванного от матери и брошенного в чужой незнакомый мир, и все, что он чувствовал – это сковывающий нутро ужас и чувство потери.
Наконец, силы Эррина иссякли, и он замер на постели, опустошенный. Тишина показалась ему звенящей и густой. В солнечном луче, проникшем в щель между занавесками, кружились пылинки. Эррин смотрел на них и ни о чем не думал.
Скрипнули половицы, и незнакомый веселый голос произнес:
- О, ты очнулся.
Эррин приподнял голову. Яркий свет, ворвавшийся в комнату через дверной проем, ударил его по глазам, и сначала Эррин увидел только белое пятно. Пятно приблизилось, и над ним обнаружилось загорелое умное лицо в обрамлении длинных льняных волос. «Эйлейв мог бы стать таким лет через тридцать», - подумал Эррин, но тут же одернул себя: нет, не мог бы. Эйлейв улыбался по особым случаям. Пусть даже в плену мало поводов для радости, маска суровости, как у него, не могла прирасти к лицу за пару дней. Незнакомец же излучал радушие всем своим видом, от сияющих серых глаз до приветливо распахнутых рук, словно он собрался сгрести харрата в объятия. Однако ничего подобного он не сделал, а встал над постелью и принялся рассматривать Эррина, а тот смотрел на него. Эти переглядывания вскоре вывели Эррина из тупого равнодушия, в которое он было погрузился, и он решил нарушить вновь повисшую тишину.
- А… - начал он, и тут странный посетитель быстрым движением запечатал ему рот ладонью. Пока Эррин изумленно моргал, тот как ни в чем не бывало заговорил:
- Тебе пока вредно много говорить, так что я попытаюсь ответить на твои незаданные вопросы. Ты находишься в Альдалире, в деревне Приозерье, ты лежал без сознания четыре дня, и тебя отдали под присмотр целителей Анну. Я старший целитель, и мое имя Асфрид. Нет, ты не в храме, как ты, может, заметил, дочка старейшины с мужем согласились тебя принять. Да, с Эйлейвом все в порядке, он здесь же, в Приозерье, но ему тоже нельзя вставать. Я не знаю, что с твоим знакомым офицером, но если его не выронили по дороге ваши люди, он должен быть жив. Нет, тебя никто не требовал выдать обратно пока что. Я что-то упустил?
- Пить, - просипел ошеломленный этим потоком слов Эррин, когда ладонь исчезла с его губ. На ум ему в самом деле больше не шли никакие вопросы.
- Ах да, - хлопнул себя по лбу Асфрид, и поднес к лицу Эррина кружку с чем-то терпко пахнущим. У Эррина тряслись руки, и пока он пил, целитель придерживал кружку за дно.
- А теперь, - сказал Асфрид, когда больной осушил кружку и даже слизал драгоценные капли с губ, - спи.
Эррин хотел сказать, что он выспался, и все-таки задать еще один вопрос – о своем будущем, но сон обрушился на него лавиной и погреб под собой.