Прослушать или скачать Amethystium Shibumi бесплатно на Простоплеер
Лес шепталЛес шептал. Шепот зарождался где-то в его недрах, в кронах многовековых дубов и ясеней, в листве кустарника, в траве у корней, нарастал, усиливался и достигал ушей Эйольва.
Король Альдалира сидел у открытого окна и ждал, когда за ним явится посланник. Шепот леса, в который вплеталось мягкое уханье сов и отдаленный волчий вой, касался его обострившегося слуха. Луна освещала комнату, и, глядя сквозь прорези маски, Эйольв видел в ее лучах вещи иными, принадлежащими миру духов и сказок.
За его спиной скрипнула дверь.
- Все готово, о мой король, - произнес мягкий голос.
Эйольв повернулся и увидел у порога высокую фигуру в белых одеяниях и такой же маске из белой древесины, как у него самого. Эти маски были вырезаны давным-давно, и с тех пор не потрескались и не потемнели, как будто мастер закончил работу над ними лишь накануне.
Вдалеке снова ухнула сова, потом защелкала какая-то другая ночная птица. Эйольв поднялся и шагнул к двери.
- Я волнуюсь, Асфрид, - признался он неожиданно. – Я никогда этого не делал раньше, я не мой отец, что, если…
Под маской нельзя было рассмотреть выражение лица, но в голосе Асфрида была слышна улыбка.
- Все будет так, как должно, мой король. Вы ведь слышите зов леса?
- Да, - кивнул Эйольв. – Я слышу. Я сделал так, как ты сказал.
- Тогда не о чем беспокоиться. Нам пора идти, мой король. Все ждут.
«Лес ждет», - подумал Эйольв и шагнул за пределы своих покоев. Асфрид следовал за ним, держась у правого плеча. В коридорах и залах было пустынно – даже если кто-то из не носивших маску и не спал этой ночью, он не осмеливался показываться на глаза королю. В ночной тишине легкие шаги Эйольва были далеко слышны по залам, и он постарался ступать тише. Шагов Асфрида не было слышно вовсе, как будто он расстался со своей оболочкой, оставив только дух. В лунном свете танцевали призраки, сложившиеся из пыли и дыма из курильниц. Сердце Эйольва сжала сладкая жуть.
«Я король, - напомнил он себе и выше поднял голову, которую и сейчас украшала корона. – Я могу говорить с лесом».
Они покинули дворец, и босые ноги Эйольва ощутили влажную землю и мелкие камешки, но боли он не почувствовал. Неспешно, но не медля, они двигались между домов, понемногу углубляясь в лес. Теперь Асфрид шел впереди, а Эйольв следовал за ним. Его рук и лица под маской касалась ночная прохлада, выпавшая роса замочила ноги и подол длинных белых одежд, похожих на накидки целителей. Эти одежды пришлось укоротить, чтобы они не волочились по земле – Эйольв пока не успел догнать в росте своего отца.
Когда между деревьями показался просвет, луна достигла высшей своей точки и заливала лес серебром. Понимая, что они близки к цели, Эйольв неслышно сглотнул. Он слышал рассказы о предстоящем от своего отца и еще больше – от Асфрида, который готовил его к таинству, но одно дело – слушать рассказы, а другое – идти по ночному лесу и знать, что впереди ждет обряд, который вести ему впервые в жизни, и даже верный Асфрид здесь больше не помощник…
Сердце Эйольва билось много быстрее обычного, когда он ступил на круглую поляну. В центре ее он увидел гигантский пень, на котором стояла чаша и лежал хлеб, завернутый в белую тряпицу. Другие в белых одеждах и масках уже были здесь, они стояли цепью по краям поляны, и Асфрид занял свое место среди них – больше он ничего не мог сделать для своего короля. Эйольв чувствовал, что у него пересохло в горле, и он испугался, что не сможет сказать ни слова. Теплый ночной ветер дохнул ему в лицо, прошелестел листвой, и зов леса и сила крови толкнули его вперед, к пню. Эйольв взял двумя руками чашу, которая показалась ему на диво легкой, и увидел звезды в темной воде. Тогда он закрыл глаза, припал губами к ее краю и пил, пока не осушил чашу до дна.
Зов леса стал громче и яснее, теперь в нем слышались отдельные слова. Эйольв поставил чашу на пень и вскинул руки к луне.
- Дух леса! – позвал он, больше не волнуясь и не испытывая страха. – Ты охранял моих пращуров долгие годы до моего рождения! Не откажи в своей милости и их потомку! Явись!
Люди вокруг хранили молчание, игра света и теней рождала на гладких масках выражения радости, печали, почтения, лукавства… Эйольв медленно обводил взглядом поляну, когда услышал, как поблизости хрустнула ветка. Он подался на звук, не раздумывая, всем телом, и увидел, как на поляну ступает громадный олень. Его белая шерсть казалась серебряной в ночи, благородную голову украшали прекрасные ветвистые рога. Слегка дрожащими руками Эйольв взял с пня хлеб и протянул гостю. Олень подошел к нему, переступая длинными изящными ногами, и осторожно взял предложенный дар. Эйольв заглянул ему в глаза, мерцающие, как звезды в чаше, и чуть не задохнулся – столько доброты и мудрости он увидел там. Эйольв положил руку ему на шею, и дух леса не воспротивился. Тогда он глубоко вздохнул и вскочил оленю на спину.
- Отнеси меня на границу, - попросил он. – Я хочу видеть наших соседей.
Потом они неслись сквозь лес и, кажется, над лесом тоже. Деревья вокруг сливались в одно размытое пятно, под копытами хрустели ветки. Потом на какой-то миг прямо перед Эйольвом оказалась громадная круглая луна, а потом он увидел.
Они стояли на границе со степями, у священного озера, и дух леса пил воду, тихо фыркая. Глазами, которые стали зорче ястребиных, Эйольв посмотрел в сторону Харрадона и увидел темную клубящуюся тучу, которую прорезали багровые всполохи. Туча то разделялась, то ее части налезали друг на друга, то она снова сбивалась в один громадный ком. До Эйольва долетали слова, который произносил громкий голос, похожий на гром. Туча набухала и вздыбливалась, лезла в стороны, готовая накрыть и поглотить все вокруг, и иногда в клубах виднелись очертания жадной пасти. Иногда в просветах мелькали светлые искры. Несколько из них были совсем близко, на границе, другие светились в отдалении, но их было немного, а туча все вспухала и поднималась, как квашня, готовая перелиться наружу.
- Унеси меня отсюда, дух, - попросил Эйольв, и благородный олень поднял голову и снова помчал его прочь, задевая копытами звезды и рассекая широкой грудью облака. Внизу Эйольв видел свое королевство, пока мирное и светлое, и его сердце затрепетало при осознании милосердия и могущества высших сил, которые пришли на помощь его стране. Он видел эту защиту: странно, но сверху она выглядела не как стена или барьер, а как накрывший все королевство купол, сотканный из зеленого света. Источники этого света были рассеяны по всему лесу, их было великое множество, одни были ярче, другие тусклее, но короля поразило их число, словно мириады светляков мерцали на земле. А потом олень встал на дыбы возле самой луны, и Эйольв соскользнул с его спины и полетел вниз, вниз…
Когда он очнулся, его голова покоилась на чьих-то коленях, и кто-то смачивал водой его виски. Эйольв стянул маску и вдохнул полной грудью лесной воздух. Начинало светать, где-то в чаще засвиристела и защелкала какая-то ранняя птица.
Эйольв сполз на траву, вдохнул ее терпкий запах и потом поднялся на ноги, стоя еще нетвердо, но без чужой помощи. Люди вокруг молча ждали его слов, теперь он видел, как сверкали их глаза в прорезях масок.
- Нам не справиться, если мы выйдем из леса, - сказал король. – Я видел мрак за защитой Анну. Нужно оставить попытки захватить крепости в степи. Все, что мы должны – защищать нашу землю всеми силами.
Один из сидящих на земле заговорил, и Эйольв понял, что это Асфрид.
- Нужно ли послать гонцов в Деокадию, мой король? Мрак грозит и им тоже, но пока они не во власти мрака.
- Я же сказал, - отрезал Эйольв. Он никогда не стал бы говорить с Асфридом так ранее, но теперь, после прогулки на спине лесного духа, он чувствовал в себе неведомую раньше силу и потребность поступать по-своему, а не по чужой указке, пусть даже указывал старший целитель. – Мы живы, пока мы под рукой Анну. Деокадийцы же и в мирные времена мало ценили нашу дружбу. Если они сами придут к нам просить о помощи… тогда я решу.
- Слушаю, мой король, - склонил голову Асфрид.
- Хвала королю! – отозвались люди вокруг.
- Хвала Анну и лесу, даровавшим нам свое покровительство, - твердо сказал Эйольв и поглядел в небо. Рассвет красил розовым светом его нежное лицо, немного вспотевшее под маской. Луна уже не сияла, но Эйольв видел ее очертания, пропадающие по мере того, как всходило солнце, и думал, что никогда не забудет эту ночь, поездку на спине лесного духа и то, что открылось ему у священного озера.
Он вспомнил еще кое-что и обернулся к Асфриду, который поднялся с земли и отцеплял от одежд приставший листик.
- Твой племянник жив, целитель, - сказал Эйольв, и все притихли снова. – Но он в плену у харратов, и я не знаю, увидишь ли ты его живым.
- Благодарю, мой король, - ответил Асфрид после короткого молчания. – Ты укрепил мою надежду. Раньше я должен был надеяться хотя бы на то, что мой племянник жив, а теперь всего лишь на то, что он вернется. Это куда проще.
***
Луна, освещавшая дорогу для короля Альдалира и лесного духа, светила и для огнепоклонников, которые разводили костер в степи, за пределами Белвара. Они выбрали такое место, чтобы огонь не был виден с городских стен и чтобы обезопасить себя от случайного путника, следующего в столицу или из нее. Каждый год они собирались этой ночью и каждый год меняли место сбора, чтобы никто не мешал их таинствам.
Зиэ вздохнула. Мать рассказывала ей, что в прежние времена, когда родовые маги были в почете, огнепоклонникам и в голову бы не пришло скрываться. У них была бы площадка с кострищем и пополняемым запасом дров, были бы запасы душистых трав… но главное – было бы уважение. В прежние времена простым смертным в голову не пришло бы мешать говорящим с огнем, больше того – они позаботились бы о том, чтобы не пересечь черту, не подойти слишком близко и не помешать колдовскому обычаю. А теперь же… огнепоклонники были вынуждены ютиться за холмом, дрова были куплены на деньги Зиэ, которая могла благодаря мужу хотя бы не стесняться в тратах. Травяные смеси ее мать сушила сама, летом и осенью гнула спину в полях, подгадывая сборы к нужной фазе луны и приметам, которые рассказывала ей еще прабабка, и которые Зиэ никак не могла уложить в голове, хотя и ей однажды предстояло принять из рук матери серебряный серп.
Мать держала серп на вытянутых руках над головой, и если бы Зиэ не знала, какой он тяжелый на самом деле, она ни за что не подумала бы, что он выкован из серебра. Лезвие не отражало свет луны, а, казалось, впитывало его, оставаясь серым. Костер уже разгорелся, высокое пламя бросало отблески на лицо колдуньи, стоявшей совсем близко, но не чувствовавшей жара. На ее лбу не было ни капли пота, сухая, строгая, высокая, стояла она у огня и вдыхала душистый дым. Лисий хвост и медвяник, звездострел и черняк – травы уже были брошены в костер, и дым пах сладковато, тревожно и призывно. Зиэ чувствовала, что ее руки покрываются мурашками – не от холода, от предвкушения. Она покосилась на соседа – тот стоял, вытянувшись в струну и слегка наклонившись к огню, в любой момент готовый сорваться к живому теплу, окунуться в пламя, как обычные люди – в воду. И на лицах всех собравшихся можно было увидеть эту жажду, это стремление слиться с родной стихией.
Не так уж много их было, собравшихся у холма. Одни покидали своих собратьев, покинув и этот мир, другие отрекались, предпочтя сытую и спокойную жизнь в поклонении Морогу не приносящим спокойствия и богатства разговорам с огнем. Таких было мало, но для тесного круга родовых магов каждая потеря была чувствительна. И вспоминали они и умерших, и ушедших одинаково. Для покинувших круг не было пути возвращения.
Мать гортанно вскрикнула и перехватила ручку серпа. Резко наклонилась – и срезала серебряным лезвием пук простой степной травы у своих ног, кинула в костер – несколько травинок неохотно отставали от ее пальцев, но вот упали и они. Пламя взревело, будто не трава упала в костер, а охапка дров, и взметнулось к небу, ярко осветив фигуру колдуньи. Та снова подняла серп, и Зиэ зажмурилась – она до сих пор не могла видеть, как мать режет свою руку. Быть может, на ее месте Зиэ бестрепетно рассекла свою кожу и безропотно перенесла боль, но глядеть со стороны она так и не приучилась. Когда она открыла глаза, жертва кровью уже была принята, и мать, все такая же прямая и спокойная, шагнула в костер. Пламя обхватило ее, облепило, прильнуло к белым рукам, по одной из которых еще стекала кровь, к длинной шее, к груди, а потом говорящая с огнем вышла из костра с другой стороны. Ее тело не изменилось, только рукав на здоровой руке был прожжен насквозь, и колдунья прихлопнула ладонью едва тлеющую ткань.
Теперь наступила очередь остальных. Зиэ была пятой в ряду, и она видела, как люди перед ней заходили в костер, недолго стояли там и выходили с другой стороны невредимыми. Чем ближе была ее очередь, тем сильнее стучало ее сердце – от радости, от волнения и немного от страха. Огонь непостоянен, огонь может спалить того, кого ласкал вчера, и никогда нельзя забывать о его силе и хвастать, что ты сумел приручить его. А Зиэ столько жила среди тех, кто считал огонь покоренным, а говорящих с ним - смешными чудаками… Но невозможно было, чтобы огонь покарал ее из-за славного, так любящего ее мужа. И, когда пришел ее черед, Зиэ метнулась вперед, как птица, и оказалась в самом сердце пламени.
Вокруг так гудело и ревело, что Зиэ даже испугалась, что огонь все же разгневался на нее. Но она не чувствовала боли, только шум в ушах. Потом ей показалось, что весь мир вокруг вспыхнул – огонь был повсюду, куда только падал ее взгляд. В нем не было ничего мирного – Зиэ видела пылающие и проседающие здания, обугленные деревья и, самое страшное, людей, которые превращались в живые факелы. Зиэ невольно вскрикнула, но, присмотревшись, увидела, что люди не были охвачены пламенем ее костра. Черным и лиловым отдавали языки огня вокруг, и эти языки тянулись к каждому уцелевшему еще дереву, дому или человеку, чтобы пожрать их. Даже в сердце костра Зиэ пробила дрожь. Она уже видела эти картины раньше, со стороны – падение Белвара, а за ним и Харрадона, смерть и тьма, гибель дорогих ее сердцу людей. Ее сердце забилось часто-часто – в сплетении черных языков она увидела Байхрата, плащ на нем пылал, волосы тлели, но он ничего не замечал и шагал куда-то вперед с суровым, гордым и непреклонным выражением на лице, пока темное пламя пожирало его заживо. Зиэ зажмурилась и затрясла головой.
- Ты показывал мне это раньше, - шепнула она. – Покажи, что мне делать!
Вдруг среди черных и лиловых языков она увидела светлый проблеск, и потянулась к нему руками и сердцем. Навстречу Зиэ шел человек. В обыденной жизни он наверняка ничем не отличался от других, но здесь Зиэ видела, что он сам состоял из живого пламени, и с каждым движением человека оно танцевало, переливалось и то слабело, то вспыхивало ярче. Когда он приблизился настолько, что можно было рассмотреть лицо, Зиэ закусила губу: одного ли из родовых магов показывало ей пламя, друга или брата ей было суждено увидеть?
Нет, она его не знала. Зиэ запомнила его веселое, улыбчивое лицо, и он пошел дальше, даже не подозревая о том, что нес в себе, и темный огонь шипел и отступал, столкнувшись с огнем подлинным. Зиэ сделала шаг – и оказалась по другую сторону костра.
Мать бросила на нее вопросительный взгляд, но Зиэ покачала головой. Ей не хотелось ни с кем сейчас говорить – и мать не подошла к ней, вызвав у Зиэ теплое чувство благодарности. Она запрокинула голову и посмотрела в усыпанное крупными звездами небо, потом закрыла глаза, чувствуя жар от костра и слушая треск поленьев.
Огонь каждый раз оставлял говорящих с ним с разными чувствами. Иногда Зиэ чувствовала себя окрыленной, готовой схватиться за любое дело, и знала, что способна на многое. Иногда ей хотелось только упасть и заснуть, настолько вымотанной и уставшей выпускал ее огонь из своего горячего сердца. Сейчас ей хотелось чувствовать этот мир руками, трогать траву и деревья, видеть людей, и с каждым взглядом, прикосновением, вдохом убеждаться, что мир еще жив, пусть даже она и видела его на грани гибели. А еще хотелось заглядывать незнакомцам в лица, чтобы увидеть вживе огненную улыбку. Но больше всего Зиэ желала вернуться домой и обнять мужа, который и не подозревал, как его жена испугалась за него. А если бы и узнал, только улыбнулся бы с каплей снисхождения и коснулся губами ее волос. Пусть так, - решила Зиэ, - пусть лучше так, чем вспоминать снова и снова, как он шел к невидимой цели, а его лицо… Нет, Зиэ не хотелось вспоминать, что темный огонь делал с его лицом.
Она поднялась с земли, отряхнула юбку. В этот раз ее одежда осталась цела. В прошлый раз был конфуз – юбка обгорела, и Зиэ пришлось просить мать дать ей ее накидку, чтобы прикрыть обнажившиеся до колен ноги. Теперь все было цело, и Зиэ сочла это знаком расположения.
Она пошла в город, сперва неторопливо, но чем дальше, тем больше ускоряя шаг, и у Белвара она почти бежала. Ее ноги в маленьких черных туфлях уверенно ступали хоть по тракту, хоть по необработанной земле, Зиэ перепархивала через рытвины и кочки, подхватив подол.
Уже в городе она замедлила шаг, понимая, что одинокая бегущая женщина привлечет внимание, которого ей сейчас не хотелось. До дома было близко, Зиэ с новой, незнакомой ей прежде нежностью к знакомым улицам, домам с темными окнами, чьи обитатели давно и мирно спали, даже к камням мостовой, смотрела по сторонам, желая запомнить столицу такой – мирной, спящей в звездном свете.
Когда она услышала шаги сзади, то сначала даже не насторожилась. Годы замужества успокоили ее и подарили редкое чувство безнаказанности. Зиэ знала, что перед людьми ей многое сошло бы с рук, в отличие от огня, которому не было дела до человеческих игр в чины и звания. А уж поднявший руку на жену генерала Байхрата долго не зажился бы на этом свете. Зиэ не любила жестокости, но осознание того, что она находится под надежной защитой одного из самых влиятельных людей в королевстве, иногда грело ей душу. Ей снова остро захотелось увидеть мужа, прикоснуться, прижаться лицом к широкой груди. Понукаемая этим желанием, она пошла быстрее, и шаги за ее спиной тоже ускорились. Только тогда, почувствовав быстрый укол страха, Зиэ обернулась и удивилась, увидев за спиной морогова жреца в его традиционном одеянии. Чтобы не мочить подол в весенних лужах, жрец подбирал его, как девушка – длинную юбку, и Зиэ невольно улыбнулась. Но тут же ее брови поднялись и рот округлился, потому что жрец, понявший, что его заметили, поклонился и попросил:
- Прошу вас, госпожа, подождать меня, не откажите в любезности.
Зиэ могла бы отказать – она не любила жрецов Морога, да и как бы он ее удержал, - но, что бы ни говорили, дикаркой она не была. Она остановилась и плотнее запахнула плащ. Жрец приблизился, старательно глядя себе под ноги, и когда он поднял голову, она узнала Соймаха.
- Вы? – не удержалась Зиэ от возгласа.
- Дивная погода для прогулок, не правда ли? – мягко сказал верховный жрец. Зиэ не знала, что ответить, удивленная и немного напуганная вниманием к себе одного из первых слуг Морога, поэтому только кивнула и продолжила свой путь. Соймах шел рядом и тоже молчал, и, хотя он не представлял никакой угрозы и даже не подходил слишком близко, оставаясь в локте от своей спутницы, обычно говорливая Зиэ не могла придумать, как начать беседу. Ее дом был уже совсем близко, и она надеялась было, что молчаливой прогулкой все и закончится, но тут Соймах снова сказал:
- Да, дивная, дивная погода. Вам тоже нравится гулять ночью, Зиэ?
- Нравится, особенно в такую ночь, - ответила Зиэ. Почему-то сердце неприятно колотилось в ребра, и она еще прибавила шаг. Соймах не отставал. – Город под луной просто прекрасен, правда?
- Белвар прекрасен, - кивнул ее спутник. – Даже я вышел размять кости. Правда, не все в такую ночь гуляют по городу. Говорят, что некоторые люди покидают город и выходят в степь, чтобы вспомнить глупые и смешные обычаи старых времен.
- Неужели? – слетело с губ Зиэ, в то время как она заставляла себя успокоиться. Родовая магия не была запрещена, она считалась игрушкой, забавой чудаков. Даже если Соймах твердо знал о встрече огнепоклонников, он ничего не мог бы с этим сделать. – Как интересно.
- Ничего интересного, - тяжело вздохнул жрец. – Жаль только, что теперь, когда наше королевство нуждается в своих сыновьях и дочерях, некоторые из них тратят свое время и силы на никому не нужные обряды.
- Вот как, - эхом отозвалась Зиэ и еще плотнее закуталась в плащ. Ночь была теплой, но то ли после жара костра и бега ей, разгоряченной, стало холодно, то ли озноб вызывал Соймах с его гладкой, неторопливой речью и ласковым голосом.
- Вы давно не были в храме, Зиэ, - заметил Соймах. – В то время как все, оставшиеся в столице, молятся за скорую победу наших войск, жена генерала в храм и не заходит. Нехорошо.
- Я непременно зайду, - озноб стал еще сильнее, грохот сердца, казалось, должен разбудить всю улицу. – Совсем не было времени…
- А на ночные прогулки есть? – Соймах покачал головой, на лице у него проступил ласковый укор. Зиэ показалось вдруг, что он умеет вызывать на лице несколько важных для него выражений, как если бы он носил с собой набор масок и при необходимости менял их. – Я никого не принуждаю, Зиэ, к Морогу нужно идти по зову сердца. Но странно мне, что жена самого славного из воинов Морога не готова идти духовным путем, чтобы быть ему достойной поддержкой.
К счастью Зиэ, они уже приблизились к их воротам, и она с облегчением повернулась к Соймаху для прощания.
- К сожалению, мне уже пора. Я обязательно запомню ваши слова. Удачной вам прогулки.
Зиэ скользнула в калитку и почти бегом поспешила к дому. По мере того, как она бежала по дорожке к дверям, как поднималась по лестнице, не касаясь рукой перил, как чувствовала тепло и запах дома, ее страх растворялся, как будто дом удерживал все ее страхи за своими стенами. Уже и разговор с Соймахом не казался ей таким важным и тревожным, она готова была посмеяться над своим волнением. «Что с того, что он знает о нашей встрече, - думала она. – И нет ничего удивительного, что он звал меня в храм, я ведь и правда жена генерала, солдатские жены и простые горожане будут смотреть на меня, как я держусь, что делаю… Как глупо было испугаться, плохо, если он заметил».
В кабинете горел свет, Зиэ приоткрыла дверь и спустя мгновение уже скользнула внутрь. Байхрат сидел за столом и разбирал бумаги, некоторые откладывал в ящик, некоторые комкал и бросал в корзину. Услышав шаги Зиэ, он поднял голову, но не задал вопроса. Он принимал ее встречи с говорящими с огнем так же спокойно, как он принимал все в ней, и от захлестнувшей нежности у Зиэ вдруг выступили слезы на глазах. Она подбежала к мужу и обвила его шею руками, спрятав лицо у него на плече.
- Что с тобой? – Байхрат опустил тяжелую ладонь на ее затылок. В его голосе послышалось беспокойство, которое грозило обернуться бурей для нарушивших покой Зиэ. – Тебя кто-то обидел?
Зиэ крепче прижалась к нему и медленно вздохнула, чтобы хоть как-то сдержать буйную радость от того, что она дома, в тепле, рядом с мужем, и сейчас снаружи остались и тревожные видения, и человек с огненной улыбкой, и Соймах.
- Все хорошо, - сказала она, не отрываясь от него. – Я просто соскучилась.