[ehvald]

Меня самого иногда бесит поведение своих героев. Но что написано пером...

Клуб встретил его, как всегда, приветливо, «У весельчака Хью» ничего не менялось. Все тот же коридор, запах сигарет, дыма, духов и кофе с алкоголем.
- Мерилин, ты в порядке? – спросил кто-то пробегавший мимо. Синди выдал улыбку и кивнул.
«Я могу танцевать униженным, раздавленным и выебанным в мозг. Это все, что я вообще могу».
Выступления той ночи он не запомнил. Кажется, он улыбался, как всегда, выгибался под музыку, заводил толпу и провоцировал парней у сцены на подвиги вроде попытки прорваться к нему, несмотря на охрану. Все это Синди-Мерилин делал на автомате, ему не хотелось собираться, однако ближе к середине ночи танцор заставил себя сосредоточиться. Публика не была виновата в том, что он всего-навсего оказался не нужен любовнику. Ей не было дела до трансвестита Синди Блэка. Она хотела Мерилин и должна была ее получить.
После выступления танцор не попросил, как обычно, коктейль. Он понял, что свалится прямо на улице, если не отдохнет. Перед глазами все расплывалось, шум в ушах стал сильнее. Синди сбросил туфли, раскидав их по углам, повалился на диван в гримерке и уснул, как убитый.
Проснулся он разбитым и больным, но теперь хотя бы пропал проклятый шум и не было ощущения конца света, как будто небо рухнуло на землю. При воспоминаниях о вчерашнем вечере противно заныло сердце, но Синди знал, что справится. Да, настроение было хуже некуда, да, хотелось бить кулаками в стену при одном воспоминании о Майке, но такого глухого отчаяния, как накануне уже не было. Но вместо него подкрался другой враг – апатия, Синди ничего не хотелось, если бы ему предложили вести растительное существование, парень счел бы его не худшим вариантом.
Он спустил ноги c дивана и посмотрел на экран комма. Оказалось, что день уже подбирался к середине. Пора было идти домой.
Туфли аккуратно стояли у самых его ступней. Синди зевнул и резким движением сунул в них ноги, вставая.
Он тут же повалился обратно на диван, вскрикнув от боли, и принялся разуваться. Туфли почему-то снимались с трудом и с каждым движением было еще больнее, так что на глазах выступали слезы. Сбросив, наконец, несчастную обувь, Синди сглотнул, потому что она была в крови. Кровь капала с его ступней, а в каждой туфле обнаружилось по аккуратно прикрепленному стоймя перепачканному лезвию.
«Какая-то тварь пришла, пока я сплю, и вставила эту дрянь в туфли. Думая, как польется кровь, как лопнет кожа, как… Блять, меня сейчас стошнит! Сука, дрянь… как это останавливать?!»
Синди поднял ногу и попытался зажать рану рукой. Порез был не слишком большим, но глубоким, кровь пачкала пальцы и не думала останавливаться. Когда она проступила из-под пальцев, танцор отдернул руку и еще раз помянул того, кто устроил ему такой «сюрприз».
«Не всем нравится чужое цветение», - вспомнил он слова Мики, сказанные еще давно.
«Она что-то подозревала», - понял он. – «И просила меня быть осторожнее, а я, дурак, не понял. Еще бы, мне с Майком надо было трахаться, до Мики ли!»
Сейчас мысль о Майке не принесла Синди прежней боли, ее вытеснили проблемы более насущные. Становилось ясно, что самому тут не справиться. Нужен был врач.
В клубе медпункта не было, скорее всего причиной была скупость Эндрю, хотя его давно просили найти врача. У Синди была страховка, и рука танцора уже потянулась к комму… и опустилась. В страховом свидетельстве стояло имя Синди Блэка, а совсем не Красотки Мерилин. Можно было признаться, но… танцор так привык оберегать свою тайну, что сама мысль о том, чтобы рассказать о ней чужому человеку, казалась дикой. Страх потерять работу был сильнее страха за здоровье. Синди имел очень отдаленное представление о врачебной тайне и не был уверен, что его секрет не был бы раскрыт.
Можно было вызвать платную помощь. Тогда не пришлось бы называть своего имени – заплати и лечись сколько угодно. Была только одна проблема: деньги, вернее, их отсутствие. На карточке у Синди оставались крохи, которых не хватило бы даже на лечение синяка.
Комм лежал далеко, танцору пришлось за ним тянуться. Он боялся вставать, боялся еще раз прикоснуться к ногам, кровь из которых так и продолжала течь. На экране светилось сообщение о пропущенном вызове, но Синди было не до того.
- Ответь, - умолял он, вызывая Фредди, - ответь, ну же!
Но комм молчал. То же самое было при попытке дозвониться до Тима. Синди понял, что друзья отключили технику, когда сидели в кино, а потом завалились к кому-то знакомому и включать ничего не стали. Если никому в тот день с их плавающими графиками не нужно было на работу, семейство могло долго не вспоминать про коммы.
Был вариант позвать кого-то из персонала. Но при мысли о том, что может прийти тот самый человек, который пробирался в его гримерную и аккуратно вставлял лезвия в туфли, и увидеть танцора, почти беспомощного, испуганного, с ногами и руками в крови, Синди стало тошно. Нет, он не мог на такое решиться.
В глаза ему снова бросилось сообщение о пропущенном вызове. Синди ткнул в него, уверенный, что кто-то из друзей искал его ночью.
«Майк», - светилась на экране короткая надпись.
Танцор не мигая уставился на эту надпись. Майк звонил. Майк искал его. Несмотря на ссору, несмотря на то, что Синди ему наговорил. Может, ему на самом деле был нужен необразованный трансвестит с плохими манерами?.. Только что он подумал, когда не получил ответа?
Кровь уже закапала все туфли, и Синди решился. Он послал вызов и с замиранием сердца стал ждать. Инженер ответил после третьего сигнала.
- Я же сказал, чтобы ты не звонил на работу! – сердито сказал он.
Синди почувствовал, что готов расплакаться от облегчения. Майк откликнулся. Он тут. Все будет хорошо.
- Майк, - сказал он. – Мне порезали ноги. Ты можешь дать мне денег на врача?..
- Что значит «порезали»?!
- Вставили в туфли какие-то бритвы, и теперь кровь идет, и… у меня на карточке совсем ничего, пожалуйста, перешли мне денег! Я не прошу, чтобы ты приехал, но мне некого, совсем некого просить…
- Филдер! – донесся голос с той стороны экрана. Синди не видел говорившего. Майк наклонился к комму ближе.
- Синди, у меня прямо сейчас доклад. Очень важная конференция. Я выступаю через минуту. Мне не дойти до автомата.
- Майк, - Синди посмотрел вниз и тут же отвел взгляд. Оказалось, крови уже натекла небольшая лужица, и новые капли падали в нее с мерзким плюхающим звуком. – Мне тем более до врача не дойти. У меня порезаны ноги. Попроси кого-нибудь. Я тут один. Пожалуйста… Неужели твой доклад так важен?!
Он боялся, что уже знает ответ.
На лице Майка отразились было сомнения, но он покачал головой.
- Это работа за полгода, от моего доклада зависит слишком много, чтобы я бросил все. Вены целы?
- Вроде бы. Да. Не знаю.
- Тогда забинтуй чем-нибудь ноги и жди меня. Ничего не случится за час. Я постараюсь освободиться и приеду раньше. Или переведу деньги. Все наверняка не так страшно, малыш, просто дождись меня и ничего пока не предпринимай.
От холодной ярости, затопившей Синди, даже боль в ногах немного отступила, как будто испугалась.
- Я об одном только жалею, - процедил он сквозь зубы, - что я из-за этих долбанных порезов не могу припереться в твой офис и заорать о том, что ты со мной спал.
Раздался чей-то изумленный возглас, и Майк быстро отключился. Синди брезгливо отбросил комм, как будто держал в руках скользкую гадость. Почему-то прошедший разговор не только не потряс танцора, но и очистил его сознание от прошлых переживаний из-за Майка. На смену шоку и боли пришло изумление: как он мог столько времени встречаться с этим человеком и так и не понять, что всегда останется на втором месте после его карьеры? И хорошо, если на втором, а не на десятом. Однако не было времени ни рыдать над расставанием, ни злиться. Нужно было что-то делать с порезами.
Синди дернул прозрачные рукава своей рубашки, с треском отрывая их. В словах инженера все же было рациональное зерно – стоило хотя бы перевязать ступни. Кровь тут же пропитала тонкую ткань, касаться ног было больно, но танцор, стиснув зубы, обернул стопы несколькими слоями ткани. Импровизированный бинт на какое-то время должен был остановить кровотечение. Синди выдохнул, поднялся и сделал несколько шагов к двери. Он не представлял, куда собрался и что делать, но сидеть в гримерке, пока не отяжелеет повязка, было хуже всего.
- Ой да выйду я на-а-а-а реку… - раздалось в коридоре. Синди замер и чуть ли не бросился к двери, но боль в ступнях его остановила. Он узнал голос.
- Мика! – крикнул он. – Мика!
Пение смолкло и на пороге появилась администратор с гирляндой шаров в руках. Увидела перевязанные ноги танцора, кровь на полу и ойкнула, отступая.
- Мика, - сказал Синди, опираясь рукой на спинку дивана и чувствуя, как возвращается отступившая было дурнота, - мне нужна твоя помощь.

Через час Синди Блэк ехал домой в автомобиле, принадлежавшем клубу, накачанный успокоительными и с тщательно обработанными порезами. Мика быстро нашла и врачей, и машину, и еще успевала что-то говорить Синди, пока не подоспела помощь.
- Волосы-то поправь, прядка выбилась, - сказала она уже перед приходом врачей. Танцор схватился за голову и убедился, что парик и правда немного съехал набок, пока он спал.
- Да не бойся, что, как маленький, - отмахнулась Мика, когда Синди в панике стал заправлять челку обратно. – Уж не знаю, как другие, а я парня от девчонки всегда отличу.
- И кто еще знает? – выдавил танцор.
- Если кто и знает, то не от меня, - пожала плечами администратор. – Я ни тебе, ни клубу не враг.
- А кто враг? – поймал ее за руку Синди. – Ты мне тогда, в коридоре сказала… на кого ты намекала?!
Мика вздохнула.
- Я ничего не знаю, честно. Просто в воздухе всякое витало. Но кто ж знал, что это будет… гадство такое! – она бросила взгляд на испачканные туфли и сразу же отвернулась.
Синди кивнул, отпуская руку девушки и стараясь не смотреть ни на пятна, ни на отяжелевшие повязки. Тут в коридоре послышались голоса и через минуту один врач аккуратно промывал порезы, а второй вкалывал танцору успокоительное, хотя Синди вяло попытался возразить, что ему не нужно ничего подобного. Его возражения отмели, и парень не стал настаивать. Ему хотелось только одного: добраться до дома и лечь. А лучше всего увидеть Фредди. Дом казался танцору местом, где можно было оставить за порогом расставание с любовником, чьи-то подлые дела и запах лекарств.
Но чуда не произошло. Когда Синди, хромая, прошел в квартиру, усталость, боль и грусть никуда не делись. Дома было тихо и пусто, друзья еще не вернулись. «Где их носит?!» - подумал парень, и вдруг понял, что со времени их встречи с Майком в кафе не прошло и суток, хотя по его ощущениям они разговаривали неделю назад. Значит, Фредди и остальные переночевали где-то у знакомых и разбежались по делам. Синди оставался в одиночестве.
Морщась, он прошел к встроенному шкафу и распахнул его. Коллекция крепких напитков, которые в этом доме не переводились, тускло поблескивала на свету. Синди достал одну из бутылок наугад, вытащил зубами пробку и приник к горлышку. Пойло оказалось достаточно крепким, парень закашлялся и опустился на пол, оперся спиной на стену.
То ли напиток плохо сочетался с лекарствами, то ли просто был слишком крепким, но подействовало мгновенно. Синди почувствовал, как к щекам приливает кровь, а при его попытке привстать комната ощутимо качнулась. Вместе с опьянением пришло и отчаяние. Танцор вообще не слишком любил спиртное – фаза, в которую человек чувствует веселье и радость, выпив, проходила у него слишком быстро, а сейчас и вовсе не появилась, вместо нее пришла печаль. Только под действием игристых вин Синди мог веселиться дольше. В такие моменты он становился развратнее обычного и Майк, обнаруживший это экспериментальным путем, не раз предлагал танцору бокал шампанского…
Подумав о Майке, Синди шмыгнул носом. Отступившая было от злости, а потом от действия успокоительных грусть вернулась. Но теперь он не испытывал ни гнева, ни даже раздражения, а только тихую печаль и покорность судьбе. Он не осуждал Майка. Теперь Синди казалось, что инженер был прав. Он, танцор в дешевом клубе, необразованный и вульгарный, не имел права находиться рядом с успешным, эрудированным, блестяще воспитанным человеком. Просто совпадение, что Майк не бросил его раньше. Так же, как Стив. Так же, как отказавшиеся от него родители. Он никому не подходил и никому не был нужен.
Разум Синди, еще не до конца притупленный алкоголем, вопил, что танцор сейчас начнет рыдать отвратительными пьяными слезами, что надо взять себя в руки, что у него есть друзья, которые любят его любым… Тщетно. Парня захлестнули эмоции, волна одновременно жалости и отвращения к себе. Синди вздохнул и сделал еще два глотка из бутылки. Она вывалилась из его руки, остатки пролились на пол. Танцор решил, что вытрет лужу позже… если вообще будет что-то делать. Уверенность в том, что он не нужен и не будет нужен никому, крепла с каждой секундой, в то время как алкоголь все сильнее влиял на его сознание. Вместе с этим псевдо-знанием росло и желание прекратить эту жизнь как вещь бессмысленную. Синди, пошатываясь, поднялся на ноги и похромал на кухню. Нож он нашел не сразу, попутно свернув пару тарелок с грохотом, заставившим его болезненно поморщиться. В конце концов нож нашелся в раковине, парень взял его, провел пальцем по лезвию, но решил, что некрасиво кончать с собой в кухне, рядом с раковиной с грязной посудой – опять никто не позаботился помыть – и иногда трясущимся в припадке холодильником. Поэтому он потащился обратно, предпочтя раковине и холодильнику антураж из пустой бутылки и лужицы спиртного. Он сел на пол, крепко зажав в кулаке рукоять.
Нож украшал Тим в свободное время, и теперь на рукояти красовались два аккуратно нарисованных хищных глаза и белоснежный оскал какого-то зверя. С другой стороны шли изящные узоры, а к концу была приделана цветная кисть. Тим вообще любил возиться с подобными вещами, он часто занимал руки разными поделками. Этой он гордился и утверждал, что подобным образом украшали оружие какие-то древние народы. А теперь Синди хотел порезать этим ножом вены.
Танцор представил, как побледнеет Тим, узнав, что его друг умер. Как сначала не поверит, даже сожмет кулаки и упрямо наклонит голову, как молодой бык, решивший забодать обманщика. Как потом узнает, что никто его не разыгрывает, и замолчит, и отвернется к окну, потому что парни не плачут и никто не должен видеть его слабости.
Синди представлял Джу, кусающую губы и какую-то постаревшую. Тинто, молча ее обнимающего. И наконец Фредди, в бессильной ярости топающую ногой и ругающую Синди Блэка на чем свет стоит, потому что он вот жил-жил, а потом помер, как дурак!
Танцор шмыгнул носом, чувствуя прилив любви и жалости, но на сей раз не в свой адрес. И вот этого он пожелал своим друзьям? Хочет им так подгадить, потому что один мужик в его жизни (ну, пусть даже не один) оказался мудаком?! Ну нет уж. И сам он хорош – решил себя прикончить из-за идиота! Нет уж, не заслуживает Майк такой чести, чтобы из-за него кто-то вены резал. Пусть он хоть сквозь землю проваливается – Синди плюнет и разотрет!
Парень еще раз посмотрел на нож в своей руке. Хотел было отбросить в сторону, но раздумал – зачем швырять хорошую вещь? Поэтому просто отложил его аккуратно, а потом подумал и вообще вставил в бутылку лезвием вниз. Так ему показалось красивее.
Ногу противно саднило и Синди с некоторым удивлением обнаружил, что еще когда он ходил на кухню, один из порезов снова стал кровоточить, и теперь на полу тут и там виднелись небольшие следы. Рассудив, что раз уж он решил остаться жить, то стоит остановить кровь, Синди поднялся. Это ему удалось с куда большим трудом, чем в прошлый раз – пришлось схватиться за стену, чтобы не шататься так отчаянно. Алкоголь сыграл с парнем дурную шутку – оставив сознание практически ясным, он довел Синди почти до потери контроля над телом. Дорога до аптечки заняла у него столько времени, что будь он трезв, танцор за такой срок успел бы сбегать до супермаркета и вернуться. В конце концов, Синди удалось кое-как перебинтовать небольшую ранку, после чего он рухнул на свой спальник, обессиленный, и заснул мертвым сном.
Пробуждение было ужасным. Голова раскалывалась, во рту было мерзко – Синди не знал, что будет, если жевать половую тряпку, но представлял ее вкус примерно так. Глаза открыть получилось не сразу, а когда это все же удалось, парень обнаружил, что над ним склонилась Фредди, встрепанная и с таким выражением лица, какое у нее было в моменты ярости. В этих случаях лучше с ней было не спорить, а в идеале – вообще не разговаривать, покинув место военных действий, в которое рыжая могла превратить при желании любую обстановку. Памятуя об этом, Синди зажмурился, но его маневр не удался.
- Очнулся, - мрачно констатировала Фредди. – Жри!
Прямо у губ парня появилась ложка с чем-то черным. Танцор послушно открыл рот и тут же закашлялся – в ложке оказался очень сухой порошок. Как по волшебству в пальцах Синди материализовался стакан с водой, и парень жадно к нему припал.
- Отлично, - сказала Фредди, убедившись, что порошка и воды не осталось.
Синди не успел спросить, что хорошего в этой гадости. Он вскочил, как подброшенный пружиной, и помчался в туалет, где его вывернуло.
«Лучше бы я все-таки умер», - хмуро подумал танцор, выходя из ванной через пятнадцать минут, щеголяя черными кругами под глазами и общим нездоровым видом. Фредди ждала посреди комнаты, скрестив руки на груди.
- Ну, - сказала она, окинув взглядом бледно-зеленого Синди, - а теперь, Блэк, изволь объясниться. Почему, придя домой, я обнаружила пол в крови и тебя, вылакавшего хрен знает сколько крепкой настойки на травах, с перевязанными ногами и ножом в комнате?!
Вид у нее был такой, что танцор понял, что если он сейчас что-нибудь не скажет, то Фредди завершит его благие начинания и поможет покинуть этот бренный мир.
- Я с Майком расстался, - бухнул он, не пытаясь увиливать.
- О, - сказала Фредди после уже куда спокойнее, - и что? Синди, ты хочешь сказать, что из-за этого напился и решил порезать себе ноги?..
- Да нет, - тряхнул танцор головой. Сделал он это зря – по черепу тут же словно ударили чем-то тяжелым. – Ноги – это в клубе кто-то бритвы подложил.
- Кто?!
- Да хрен знает. Из зависти кто-то. Да это не так важно даже. Теперь внимательнее буду. Это пустяки. Пошли они все… А вот с Майком расстался, да. Я ему звонил, а он не помог. Ему некогда было. Вы все были недоступны, а у него доклад. Был.
- Мудак, прости господи! – в сердцах воскликнула Фредди. – Блэк, не парься ты так. Найдешь себе лучше. Тебе же всего восемнадцать!
На самом деле Синди было семнадцать, хотя в паспорте по-прежнему стояло на год больше.
- Нет.
- Что «нет»?
- Не найду.
- А ну-ка сядь, - Фредди взяла друга за руку и усадила обратно на спальник. – Он тебе по-прежнему так дорог?
- Нет. Я и видеть его не хочу. Я не найду, потому что искать не буду. Не хочу я никаких «серьезных отношений». Хватит.
Взгляд Фредди стал очень серьезным. Она помолчала, подбирая слова, что для нее было нехарактерно.
- Синди, - сказала она, наконец. – Я понимаю, что тебе сейчас больно и страшно, и ты, наверное, ненавидишь его…
- Нет.
- Хорошо, не ненавидишь. Но пойми: не повод из-за одного расставания ставить крест на всех остальных людях! Это жизнь! Да, падать больно, но это же не значит, что не надо вставать и идти дальше. Это слабость, черт бы все взял!
- Фредди, - Синди вдруг стало смешно, - да я и не собираюсь ложиться в ящик и отправляться в крематорий. Я тут уже подумал над тем, чтобы лечь и помереть, но передумал…
- Синди!
- Шшш, не кричи, у меня голова болит. Передумал же. Я просто не хочу больше всякой любви-крови, всех этих соплей с сахаром, которые ничем хорошим не заканчиваются. Все эти свидания, романтику, походы в кино – на хрен! Стоит мне только задуматься о чем-то серьезнее, чем простой трах, как сразу же что-то идет не так. Я больше не хочу. Я этим обожрался и меня тошнит.
- Тебя тошнит, потому что ты нажрался отнюдь не романтики, - пробормотала Фредди. – И что, будешь жить отшельником?
- Почему же? Майк мне доказал, что я вполне привлекателен. Свое я получу, если захочу. Просто не надо больше всего этого «надежного, вечного, до гроба». Надоело.
- Ты не прав, - покачала головой подруга.
- Тогда назови хоть один довод, чтобы доказать это! Только серьезный, а не «без большой и светлой любви ты не будешь счастлив»!
- Это самый серьезный довод…
- Нет, - Синди решительно поднялся. – Не нужно мне всех этих бредней. Влюбленности от меня больше не дождутся!