Писать оказалось неожиданно приятно и захватывающе. Я сержусь на Синди, потому что он полон подростковой дури и многое понимает неправильно; жалею его, потому что это "правильно" ему неоткуда было взять; волнуюсь, потому что он запутывается все сильнее, а распутываться будет сложно; понимаю, откуда у него взялись его заморочки, и пытаюсь представить, что с этими заморочками делать. Теперь важно все записывать, потому что сюжет складывается в четкую картину, а проиграв все в голове, я могу утратить интерес непосредственно к записи.
продолжениеСинди попытался вырваться, он кричал, требовал выпустить его, молотил кулаками по двери, но напрасно - родители не обращали на его поведение никакого внимания. Чуть не сорвав голос, он понял бесполезность этих попыток, повалился на кровать и замер. Подросток думал, что расплачется, но глаза оставались сухими, зато в горле словно застряло что-то, а мысли были тяжелыми и горькими.
Если бы его застали со Стивом или во время очередной проделки, он бы понял и стерпел любое наказание. Но теперь оно было несправедливым! "А если это еще не наказание?" - спросил вдруг его внутренний голос. - "Если родителям сейчас просто не до тебя, а потом они решат, что с тобой делать?" Синди глотнул, обхватил руками колени и попробовал представить, что Терренсы сделают со своим провинившимся сыном. Оставят без карманных денег? Перестанут отпускать в студию? Посадят под домашний арест? Почему-то Синди размышлял обо всем этом безразлично, как будто оставаться без денег или свободы предстояло не ему. Зато брезгливую гримасу отца и расширенные от ужаса глаза матери он вспоминал с содроганием. Отношение к нему родителей ранило сильнее, чем любая выдуманная кара.
"Они меня не любят", - эта мысль была настолько ужасной, что подросток постарался сразу ее прогнать, но уходить она и не подумала. "Они меня не любят". Синди попытался вспомнить их вечера, когда все было спокойно и никто не ругался, дни рождения, приемы гостей, как мать хвалила его за победы, как отец вытаскивал его к своим друзьям... Тщетно, все воспоминания перечеркивало одно единственное, в котором отец смотрел на него с омерзением.
"Наверное, я их разочаровал окончательно, поэтому больше они меня не любят. Они терпели-терпели, а теперь терпение кончилось. Я для них теперь всегда буду ненормальным и позором семьи". Синди стало отчаянно жалко себя. Он попробовал представить, что будет дальше. Рано или поздно родители должны были выпустить его отсюда. Он пойдет в школу, уже скоро экзамены, потом каникулы... В студию его теперь вряд ли пустят, но это и не так важно - все равно академические танцы ему уже не нужны... И все будет почти как раньше.
Все было бы нормально, если бы не сделанное Синди открытие, что мать и отец не любят его. Он мог бы попытаться вернуть доброе отношение к себе ("Доброе? Ты уверен?" - совсем обнаглел внутренний голос), но если ему не удалось завоевать их любовь за все эти годы, то почему должно было получиться сейчас? Да, пока он не станет совершеннолетним, родители обязаны его содержать, но сама мысль о том, что они будут делать это просто из чувства долга, хотя на самом деле Синди им не нужен, даже противен, была кислой. Отцу и матери был нужен кто-то другой, кто мог бы удовлетворить амбиции Алисии и при этом продолжить дело Роберта. Как это было возможно, подросток не очень представлял, но раз родители ожидали вырастить такой идеал, то он мог существовать на самом деле, верно?
"А я никому не нужен", - мрачно подумал Синди, намеренно растравляя себя, и тут вспомнил о Стиве. Стив! Вот кто мог бы его спасти. Он ведь отнесся к Синди куда лучше, чем все остальные, он предложил ему встречаться, может, вместе они что-нибудь придумают? Или он хотя бы поможет Синди перенести все это...
Но до Стива надо было еще добраться. Родители наверняка еще долго не откроют дверь. Синди решительно вскочил, но тут же замер, не желая, чтобы внизу услышали его приготовления к побегу и не пришли проверить. Пусть думают, что их сын лежит и плачет о своей горькой судьбе. Раз уж он никогда не оправдывал родительских ожиданий, то какой смысл начинать?
Синди взял свою школьную сумку и запихал туда бутерброд, который остался у него в комнате с утра. Документы так и лежали у него в сумке с самого конкурса. Подросток подумал, что раз уж сбегает, то не помешало бы захватить с собой деньги. У него была карточка, куда переводили "призовые" за соревнования, как раз сегодня должен был прийти очередной перевод. Синди запихал карточку в карман легкой куртки и только тут вспомнил, что надо бы переодеться. Сборы были недолгими: штаны, рубашка, ботинки, правда, слишком теплые для установившейся погоды, но других в комнате не нашлось. Синди окинул взглядом свои вещи и запихнул в сумку еще и концертную свою обувь, просто так, на всякий случай. Ему не хотелось оставлять ее здесь. После чего обвязал вокруг талии рукава куртки и распахнул окно, которое, к счастью, не было заблокировано.
Прыгать со второго этажа было бы рискованно, но Синди и не собирался этого делать. Дом увивал какой-то вьюнок, такая "живая отделка" была тогда в моде. Прочные стебли должны были выдержать легкого стройного подростка. Синди вздохнул - лезть было все-таки страшновато. Но надо было решаться, пока не совсем стемнело и вокруг дома не поставили охранное поле. Родители редко его включали, но кто знает, вдруг сегодня оно им понадобится? Еще один вздох - и Синди перебрался через подоконник и пополз вниз. Вьюнок опасно скрипел, но держался, так что Синди добрался до земли, только немного поранив ладони и заработав ссадину на щеке. Его никто не заметил - окно выходило на задний двор. Синди пробрался к забору и уже хотел перелезть, как заметил на столике в саду пачку отцовских сигарет. Нарушать так нарушать, подросток решительно сгреб пачку, пригнувшись, чтобы его не заметили из гостиной, и вернулся к изгороди. Перебраться сквозь кусты было делом одной минуты, и исцарапанный Синди вскоре был на границе учаска, вдруг испугавшись, что поле все-таки включили и все пойдет насмарку.
Обошлось. Поля не было. Синди выбрался на дорогу, вдохнул прохладный воздух, напоенный ароматом "ведьминых юбок", и побежал к дому Стива.
Писать оказалось неожиданно приятно и захватывающе. Я сержусь на Синди, потому что он полон подростковой дури и многое понимает неправильно; жалею его, потому что это "правильно" ему неоткуда было взять; волнуюсь, потому что он запутывается все сильнее, а распутываться будет сложно; понимаю, откуда у него взялись его заморочки, и пытаюсь представить, что с этими заморочками делать. Теперь важно все записывать, потому что сюжет складывается в четкую картину, а проиграв все в голове, я могу утратить интерес непосредственно к записи.
продолжение
продолжение